Душехранитель
Шрифт:
Этот гадский типец, по видимому, не собирался оставлять «заказанных» в одиночестве… От злости Клим даже поскреб ногтями в загривке.
— Паскудство… — прошипел он, глядя на мирно беседующих за столиками кафе рыжую и «красавчика».
— Так не стоять же! Этот, походу, ее снять решил…
— Да. Чую: у них там надолго. Ну че, ладно, отчаливаем на сегодня. Куда она денется теперь? Завтра доделаем. Еще второго найти надо…
Ребята с облегчением зашевелились.
В большом зеркале над стойкой отражалась проезжая часть улицы. Влад незаметно перевел дух: машины
Влад потер переносицу и едва удержался от жеста, который мог бы выдать его с головой.
Ренате не хотелось уходить. Он видел это, он чувствовал это. О, Танрэй, если бы ты знала, как не хочется уходить мне…
Внезапно молодая женщина встала, вытащила из кармашка в коляске общую тетрадь — растрепанную, потертую, почти целиком исписанную — и подала ему. Влад поднял голову:
— Что это?
Она перевернула несколько страничек и тонким пальчиком с изящным перламутровым ноготком провела по мелким буковкам.
«Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий Оритана…» — прочел он.
Если бы она ведала, молния какой силы сейчас пронзила всю его сущность! Но лицо отразило лишь недоумение:
— А что это значит?
Рената сникла, обреченно пожала плечами. Затем села и написала: «Я не знаю. Эти слова вертятся во мне, но я не могу продолжить. Мне говорили, что это стихотворение».
— Стихотворение? Чье? Я подумал — ваше…
Она вздохнула и, ничего не добавив к уже написанному, убрала тетрадь на место. Глаза ее погасли.
Все сжалось в груди. Только не видеть ее такой. Протянуть руку — вот она, рядом. Прижать к себе, как прежде, поцеловать, рассказать все…
Во рту — солоноватый привкус крови из прокушенной губы… Молчать! Она еще не помнит. И не вспомнит, если поддаться хотя бы секундной слабости… Она должна продолжить и закончить это стихотворение сама. Только сама…
— Простите, но мне пора, — Влад сглотнул кровь и поднялся. — Я провожу вас, помогу поднять коляску.
Рената хотела было запротестовать, но он отмахнулся. На выходе выбросил в урну порванный в мелкие клочки самолетик, поднял коляску вместе с малышом и быстро спустился по ступенькам.
Больше они не разговаривали. Женщина понуро плелась рядом, даже не пытаясь забрать у него коляску. А Влад торопился, очень торопился.
На пороге своей квартиры она попыталась пригласить его войти, но Ромальцев прикрылся скрещенными руками и показал на часы.
Рената смотрела ему вслед, и Влад задержал съезжающиеся створки лифта:
— Рената. Времена сейчас тревожные. Не подходите к двери, кто бы ни звонил. До свидания.
Первым делом он бросился на поиски Николая. Тот заканчивал свои дела в офисе и уже собирался домой. Влад «довел» его до подъезда. Гроссман поднимался пешком. Хоть это усвоил, славься, Природа! А вот слежки не заметил, не почуял. Плохо, очень плохо. Но что поделать…
Найти Дмитрия было нелегко, однако в итоге они встретились.
— Ну, здравствуй, Влад Андреич. Какими судьбами к нам? — Аксенов поправил свои круглые очочки и воззрился на Ромальцева,
потягивая минералочку. — Пить хочешь?— Нет. Дмитрий, срочно пробей мне, пожалуйста, по своим каналам телефон Серапионова Андрея Константиныча…
— Серапио… о, мля! — Дмитрий подавился водой, облил рубашку. — КОГО???
— Его, его. Это Питер. Лучше — рабочий. Но можно и домашний…
— А ты-то его откуда знаешь???
— Дмитрий, вопрос жизни и смерти, — Влад красноречиво провел ребром ладони по горлу. — Буду по гроб жизни тебе благодарен. Я знаю, у вас это есть…
Аксенов таращился на него недолго. Отряхнув грудь, он выпрямился в кресле.
— Потом расскажешь, — предупредил он и погрозил пальцем.
— Всенепременно. Поможешь?
— Через пару часов скину тебе на пейджер. А лучше — сам брякни мне на трубу…
— Угу. Спасибо.
— Спасибой не отделаешься.
Влад выскочил за дверь, сбежал вниз, сел в машину и помчался к дому Ренаты и Николая. Серапионов будет здесь не раньше, чем через сутки. Еще сутки ему, Ромальцеву, до Бахчисарая, сутки — обратно… Что ж, объяснение с Дмитрием теперь будет как раз кстати. Аксенов — из «кощеевых» ребят, а уж там ворот сам по себе закрутится так, что мама не горюй. Только поверни… Сами выведут Ромальцева на нужных людей, когда узнают хоть часть той самой информации. Что и требовалось доказать…
Гроссман курил на балконе. Влад с тревогой скользил взглядом по крышам ближайших домов. Нет, кажется, сегодняшнюю акцию они отложили. Хоть бы ливень начался, что ли, чтобы эти двое носа из дома не казали. Зинаида Петровна права: курить вредно. В данном, конкретном, случае — смертельно вредно. Можно, конечно, если сильно постараться, и дождь им обеспечить, но надолго ли? И силы сейчас на другое нужны.
Не прошло и часа, как на пейджер пришло сообщение от Аксенова…
У Снежаны была своя жизнь, однако с Андреем она предпочитала поддерживать сносные отношения, а потому всегда встречала его с широкой улыбкой на ослепительно-красивом, но ледяном лице. Все-таки, он полностью содержал и ее, и их общую дочь Оксану, а потому следовало мириться с его редкими «ревизиями». Тем не менее, Снежана боялась его, как огня. При его появлении женщину начинало трясти, а когда он исчезал, она напивалась до беспамятства. И очень хорошо, что эти «ревизии» были настолько редкими…
Восемь лет назад она устроилась секретаршей на фирму к очень молодому, но умному хозяину, папочка которого, как поговаривали, в прошлом служил в КГБ. Парень и впрямь оказался толковым, да к тому же еще, несмотря на молодость — всего двадцать три года — влиятельным бизнесменом. У него были связи, были бешеные деньги. В общем, в его распоряжении было всегда все самое лучшее.
Разумеется, при таком соблазне красивая (все говорили, что она — истинная толстовская Элен Курагина) и расторопная секретарша очень быстро оказалась в постели любвеобильного шефа. Желаемого она достигла очень быстро: чтобы «залететь», ей хватило пары встреч. Андрей пожал плечами и сказал: «Дело твое». Но от Ксюхи не отрекался никогда. Спустя какое-то время Снежана стала тихо ненавидеть дочь, которая теперь оказалась ненужным довеском, не приведя мамашу к вожделенной цели.