Душехранитель
Шрифт:
И Рушинский только теперь до конца понял, что Серапионов никогда не простит своего сына за неповиновение. Полгода назад, весной, Виктор Николаевич еще пытался воззвать к отцовским чувствам Кости, тронуть его сердце «пламенными речами». А теперь ясно, как божий день: НЕТ у Константина никаких чувств, не только отцовских или дружеских. Нет у него ни слабостей, ни идолов. Что азартность Рушинского по сравнению с холодным рассудком Серапионова? Да тьфу! Ничто! Детский лепет! Потому как поклоняется Серапионов только Игре, общей Игре, бесконечной Игре, бездушной Игре… И самое страшное — прекрасно
А подтянутый, готовый хоть сейчас в бой и при этом — неправдоподобно собранный, Серапионов продолжал расхаживать по комнате, инструктируя курьера и наверняка прикидывая план дальнейших действий. Виктор Николаевич был более чем уверен, что Скорпион лично отправится разбираться во всем на месте. Так и вышло.
— Все, Виктор. Остаешься за главного, — уезжая, сказал Константин Геннадьевич. — Саблинова посвятишь, если вернется раньше меня. Контакты с арабами и с американцами — пока оборвать. Никаких комментариев, ссылайся на меня. Где я сейчас — тебе неизвестно.
У Рушинского мелькнула было, да тут же и растаяла мысль: уж не собирается ли Костя сбежать? А растаяла потому, что не тот человек Костя, чтобы бегать. От него — бегают, это да. Сам же Скорпион от собственного яда сдохнет, но не побежит. Как много узнаешь о собственных друзьях в трудные минуты, становящиеся минутами озарения!..
Через день после отлета Серапионова, на выходных, приехал Саблинов. Виктор Николаевич постарался представить партнеру создавшееся положение в более выгодном свете, нежели на самом деле, о многом попросту замалчивая. Но и этого было достаточно: Станислав Антонович тут же впал в истерику. Много сил пришлось потратить Рушинскому, взывая к его рассудку, однако Саблинов разнервничался настолько, что его пришлось госпитализировать. Очень не хватало Константина, уж он бы сумел одернуть компаньона. Хотя до того ли ему сейчас?
Серапионову действительно было не до того. И уж меньше всего теперь его беспокоил Саблинов.
Ведущий дела Южного округа по требованию Константина Геннадьевича надавил на одного из своих подчиненных, отдавших, как выяснилось, приказ о самом первом перехвате. Искать пришлось долго: больше недели. И наконец вышли на Ярового. Серапионов помнил этого служаку, Владимира Ивановича Ярового, еще по Ленинграду. До генерал-лейтенанта дослужился…
Яровой указал в своем коротком рапорте фамилию того, кто был его осведомителем. Меньше всего Константин Геннадьевич ожидал прочесть именно эту фамилию...
Саблинов был предателем. Он вел свою игру через подставных лиц в спецслужбах. Станислав Антонович был дерзок, но играть не умел. Вот и не предусмотрел, как быстро выведет его на чистую воду Серапионов. Не подумал, не рассчитал своих сил ученый-неудачник… Бросить вызов ему, Серапионову! Ну что ж, Стас… Ты сам этого добивался…
Когда Виктор Николаевич спросил Константина, чем все закончилось, Скорпион даже не заикнулся о роли Саблинова.
Правление троих распалось. Совета Директоров корпорации «Salamander in fire» в прежнем виде больше не существовало. Каждый тянул одеяло на себя. Рушинский — пребывая в неведении. Серапионов — готовя встречный
удар. Саблинов — отлеживаясь на больничной койке.— Да, Стас, положение плохое… — заботливо осведомившись о здоровье бывшего друга, сообщил Константин Геннадьевич и прошелся по палате.
Саблинов снял очки и слабым голосом начал уточнять, что известно в Москве. Серапионов чуть прищуривался при каждом вопросе, в котором таился либо подвох, либо лицемерие. Он убил бы Саблинова прямо сейчас, но нужно попытаться отловить последовательность, найти промежуточные звенья. Не действовал же этот Иуда в одиночку, право слово… Не по зубам ему одному такое…
А тем временем по стране, медленно нарастая, покатилась волна разоблачений. Все происходило в «высших инстанциях», и до внимания СМИ, а тем более — до простых людей, доходили не более чем отголоски.
В Чечне наступило затишье. А затишье обычно бывает перед бурей…
НОВЫЙ ГОД...
— Боже мой! — воскликнула Марго, открывая дверь и сдергивая с головы косынку. — Выхожу из ресторана, замуж — поздно, дохнуть — рано! Вы откуда?!
— Кто там? Дед Мороз? — в коридор вприпрыжку выскочил Лева.
— Угу… Со Снегурочкой… — впуская Николая и Ренату с подросшим Сашей на руках, отозвалась Маргарита. — Вас что, уже выпустили из сумасшедшего дома? Шутка, проходите! Я все знаю, рада вас видеть, с наступающим…
Она приняла от Гроссмана большой пакет с подарками, расцеловалась с подругой, пощекотала живот наряженного в хорошенький меховой комбинезончик Ренатиного сына:
— Как мы выросли, Александр Николаич! Тьфу-тьфу-тьфу, хоть я и не глазливая. Лев! Живо забрал пакет и навел порядок в комнате…
— Так и что ты знаешь? — чмокнув Марго в щеку и расстегнув свою куртку, уточнил Николай.
— Да так… Значит, вам дали «добро» и выпустили из глубокого подполья…
Гроссман покривился, но спорить не стал. Она была права, как в воду глядела: на днях звонил этот проклятый Андрей и сказал ему, что они с Ренатой могут смело выходить на свет божий и жить нормальной жизнью, даже встречаться с Марго.
Саша, за эти полгода видевший только своих родителей и приходящую к ним Людмилу, которая приносила покупки, а также иногда по доброй воле помогала Ренате по дому, теперь с любопытством разглядывал новых людей, да еще и в такой близости. Когда Люда гуляла с ним, она старалась не подходить на улице ни к кому.
Освобожденный от комбинезона, мальчик живо пополз к Леве и, ухватив его игрушечный автомобильчик, уселся на полу, чтобы рассмотреть свой трофей повнимательнее. Сын Марго не мог взять в толк: куда подевался тот малыш, которого он видел прошлым летом, и откуда взялся этот, издающий какие-то невероятные звуки на странном языке и с восторгом хлопающий ручонкой по колесам автомобильчика.
— В детсаду ваш сынулька будет строить и равнять всех, — напророчествовала Марго, не замечая ни капли смущения у Гроссмана-младшего. В чужой обстановке мальчишка держался как у себя дома.
Рената улыбнулась и прижалась к обнявшему ее мужу. Тем временем Саня протянул машинку удивленному Леве и взамен отобрал у него пластмассового Бэтмена. Взрослые засмеялись. Напряжение Маргариты улетучилось: она поняла, что опасность, которая прежде караулила эту несчастную семью, миновала.
— Боже, Ренка! Как я по тебе соскучилась! И по тебе, Гроссман, тоже! Дайте я вас обниму! Вы оба так похорошели, а от вашего сына и подавно глаз не отвесть! Но вот подарков у меня для вас нет, уж простите дуру. Не знала, что объявитесь к празднику…