Два красавчика и Я

— Попытаешься ударить меня еще раз — получишь, — и он резко отталкивает меня. А потом швыряет телефон на кровать, — забирай.

Я подрагивающими руками сгребаю телефон, едва не роняю его на пол и выпрямляюсь.

Теперь я прекрасно понимаю выражение «внутри выжженная пустыня». Злые слова Мирослава именно что выжгли внутри все хорошее, что я ассоциировала с ним. И глупые надежды. Особенно — глупые надежды, да…

Я отворачиваюсь и слезы начинают застилать все перед глазами, и горячими дорожками скатываются по щекам.

Боже, как по-дурацки и унизительно — плакать при мужчине. Даже если ты виновата. Показывать свою слабость и неравнодушие. Особенно, когда знаешь, что он о тебе не лучшего мнения.

Мне так хотелось сбежать от того, что я боялась испытать к нему, что я убежала очень глупо и очень далеко. Не подумав, что это действительно может выглядеть паршиво…

В двери внезапно поворачивается ключ и она распахивается. К нам залетает Маргарита с ошалевшими глазами.

— Слава богу вы не начали! Простите-простите, крошки, но к нам нагрянула проверка и мы должны сейчас… Анна? Ты чё? — она видит, как я утираю слезы рукой и ошарашенно замолкает. Потом переводит взгляд на Мирослава, который, судя по шороху, поднимается с кровати, — слыш, ты опять за старое?! Какого черта Аня…

— Пошла нахер, — бросает ей он, проходя мимо нас к выходу и исчезает за дверью.

Маргарита растерянно моргает. Потом снова смотрит на меня и в глазах мелькает сочувствие.

— Я домой, — севшим голосом произношу я, но она хватает меня за руку.

— Нет, погоди. Пойдем-ка кое-куда поболтаем.

Эпизод 30.4

Эпизод 30.4

— Тише и быстрее, — командует Рита, заталкивая меня в какую-то комнату в самой заднице клуба. Маленькую, пять на пять. В которой поместился только диванчик, столик и микроволновка.

Я на автомате подхожу к диванчику и с размаху опускаюсь на него. Хочется свернуться калачиком и поныть.

Рита закрывает дверь на ключ, снова!.. и присаживается рядом. Заглядывая мне проникновенно в глаза. Меня этот проникновенный взгляд абсолютно не трогает.

— Рассказывай, что у вас произошло, — предлагает она.

Ага. Сейчас выложу! О том, что я поддалась обаянию Мирослава, и потом схватилась за голову, делая глупости. Только звучать это будет иначе: «знаешь, мы переспали, а наутро я на его глазах сбежала с Марком. И теперь лью сопли».

В который раз у меня в голове звучит слово «обидно»?

— Аня, так и будешь молчать? Я тебя не выпущу в таком виде! — начинает злиться Рита, — что у вас произошло? Было же все нормально!

— Никогда у нас не было все нормально, — фыркаю я.

— Ты, все-таки, переспала с ним, а теперь он козлит?

Я поднимаю на нее убийственный взгляд. Она усмехается.

— Судя по выражению лица, ты хочешь меня придушить. Значит, я права. А он что такой нервный тогда? Слушай, крошечка, я не в первый раз наблюдаю эту картину, — она ставит локоток на спинку дивана и подпирает рукой голову, — как кто-то сидит, размазывает по лицу сопли, и воет «он ушел, ыыы». И все одно и то же… серьезно. У него что, член волшебный? Какого хрена вы прыгаете ему в постель, не начиная отношения, а потом рыдаете, что он вам не достался? Да плюнь и все! Мало мужиков на свете? Аня!!!

— Что? — мрачно произношу я.

— Ты меня слушаешь вообще?

— Слушаю. Только дело не в этом.

— А в чем?

— Он разозлился на то, что я… уехала с Марком.

Рита замолкает. И смотрит на меня пристально и молча. Мне кажется, что проходит пару минут, прежде чем она начинает говорить снова.

— Прости, что?

Блин… я вздыхаю. Сложно будет собрать сейчас мысли в кучу и объяснить.

— Долго рассказывать. Мне позвонили родители и пригласили в гости. Мне не хотелось краснеть при Мирославе, потому что… ммм… они очень напористы и религиозны порой. Я попыталась убежать, и мы встретили Марка… на выходе из подъезда. И Ярославну. В общем, так получилось, что я послала его помогать Ярославне выбрать мотоцикл, а Марк сказал в ультимативной форме, что подкинет меня и представится родителям, как мой начальник и арендодатель. А дальше… ну вот.

— Да я о… эээ, — Рита задумчиво скребет длинным и острым ногтем бровь, — разозлился? Погоди, ты послала сама его с этой вот?

— Ну да.

Рита моргает.

— Ты, ммм… долбанутая? А чего сразу им не предложила потрахаться вместе?

— Иди в жопу, — хмурюсь я.

— Серьезно! Какого черта, если он тебе нравится так, что нужно рыдать из-за него, ты отправляешь его с другой телкой?

— Да какая уже разница, — вздыхаю я, откидываясь на спинку дивана, — все равно к этому бы все и пришло. У нас разные социальные статусы. Он — сын богатых родителей и хренов сердцеед. А я работаю секретарем у его друга, и единственный мужик, с которым я крутила серьезные отношения, сожрал мой мозг и все нервы, оставив пару седых волос и долги, — у меня вырывается усмешка, — все просто встало на свои места.

Рита протяжно вздыхает. А потом встает с дивана, выпрямляясь, и начинает мерить шагами комнату. С задумчивым выражением на лице.

— Знаешь, чё я тебе скажу, дорогуша? — произносит она тихо, но достаточно резко, останавливаясь напротив, — это не социальный статус мешает, а твоя самооценка. Поэтому ты и работаешь секретаршей, и твой бывший мужик — мудак. Нет, не смотри на меня так, — она кривит губы, — ты не любишь себя. И не уважаешь. И мужчины это чувствуют. И люди вокруг это чувствуют! Может, твои положительные качества и притягивают нужных мужчин, но ты их сама отсеиваешь! И остаются мудаки. И работа всю жизнь у тебя будет мудаческая, потому что на большее ты не решишься. Даже если тебе будут протягивать поллимона, ты смутишься, подумаешь, что тут есть подвох. Ты этого недостойна! И уйдешь батрачить на полтинник.

— Я не…

— Помолчи! — топает она внезапно ногой, — видела на улице не раз страшненьких девиц с красавчиками?

— Видела…

— Думала, что у красавчика проблемы, поэтому на него красотки не клюют? Нихрена! Эти девушки знают, что они достойны только хорошего! И получают это, потому что на мудаков не размениваются, а лучших не отшивают от страха. А ты, — длинный ноготь тычет в мою сторону, — лошара. Ей и останешься.

Она складывает руки на груди, замолкая. На секунду у меня поднимается что-то темное и яростное внутри, от ее резких и грубых слов, и тут же отступает, протому что я с грустью признаю, что она офигенно права. Конечно. Есть во мне, как во многих людях, уверенность, что самые большие ништяки в мире — не для меня.