Два романа о любви (сборник)

Опять говорю: я не была уверена, что он такой… ну, трус. Это мне потом стало ясно: он – политик, а осторожность, продуманность каждого шага – непременное свойство политика. А он что? Он прокололся! Ну да, будучи женатым, влюбился в молоденькую красавицу, и это почти на виду у окружающих, в том числе журналистов, даже фотографировался с этой красоткой, потом переспал с ней, а у красотки остались доказательства – фотоснимки, и теперь она вполне может шантажировать… В третий раз говорю: может быть, я напридумывала всё это, но вот те его слова про «если мне что-то надо»… Короче, я решила – всё! Не желаю его видеть и про беременность ничего не скажу. Пошел к дьяволу, любимый!

Переживала ли я? Да, несколько дней. Потом взяла себя в руки. У меня много чего: ребенок, который должен родиться, мой дом, мои родители за океаном, а здесь – дедушка и моя музыка, консерватория, будущая карьера исполнителя, моя молодость и красота, в конце концов. У меня много чего, и я счастлива. Всё! А любовь? Ну, полного счастья не бывает, как известно, сейчас нет, но кто сказал, что не будет еще? Всё нормально!

Я спокойно родила, потом год сидела с крошкой Джино, потом спокойно и успешно окончила консерваторию, поскольку дедушка нанял нам няню и, значит, у меня не были связаны руки. Потом играла в оркестрах. В общем, шла нормальная жизнь, не без хлопот, но нормальная. А тот мужчина? Я звонила ему всего два раза – когда остро была нужна его помощь. Я хорошо помнила те его слова – «если мне что-то надо». Я знала, он стал членом Палаты депутатов в парламенте, мелькает в газетах и по телевидению, его партия то в союзе с Берлускони, то нет, однако он всё время в фаворе. Мне даже было интересно со стороны, по телевизору, наблюдать за этой возней, за его пафосными речами и прыжками туда-сюда, иронизировать, усмехаться, но не любить его, уже нет. Всё, отлюбила!

Однако, да, когда требовалась его помощь, звонила, два раза звонила, всего два раза за пять лет, то есть после рождения Джино. Какое там шантажировать! Просто просила помочь в моих крайних ситуациях. В первый раз – когда нужно было устроиться в Миланскую консерваторию, а это так престижно, так непросто, что даже моих талантов, музыкальных, внешних и дипломатических, не хватало, и он помог мне, помог. А второй раз позвонила ему недавно, в прошлом году, когда надо было перевести заболевшего дедушку из веронской клиники в Европейский онкоинститут в Милане. И он это сделал: дал из Рима указание каким-то своим людям, и через два дня мне сообщили, что, несмотря на очередь, место есть, можно переводить, а что до счетов за обследование и лечение, то мне не стоит беспокоиться, поскольку это уже обговорено и нет проблемы, всё будет оплачено. То есть, поняла я, он, мой политик, решил всё оплатить сам. И чудесно! Пусть платит! Берегущий свою репутация женатый мужчина пусть платит за ночи с красавицей-мутаткой, которую он лишил девственности, за ребенка, которого он заделал и о котором не знает, за вранье про любовь… Мамма миа, любовь! Да если б любил, то как-то объявился бы, мы же обменялись телефонами… Ладно, тут всё ясно. Но что ты думаешь? Он действительно оплатил все счета за дедушку, как вскоре выяснилось. Молодец!

Ты, Петя, меня не осуждай. Да, я такая: когда надо, жесткая, прагматичная. Но это – когда дела, а не любовь. Дела – это одно, а душа… Тут я не cagna, как ты меня назвал, а… Впрочем, не буду делать себе рекламу, сам увидишь, если… если мы будем любить друг друга. Сейчас не надо обсуждать, как мы выстроим свою жизнь, будем или не будем вместе, потому что мне важно другое, главное: знать, что мы любим друг друга. И как будут складываться реалии – это вторичное. А теперь… Если я не огорчила тебя этим рассказом о моих интимных подробностях, то полюби меня еще раз, а то мне покричать хочется, давно не кричала, уже час, кажется. А, и вот что: дай мне вина, вон бутылка, я ж сказала, что сегодня напьюсь!

В день отлета из Милана Петр пару часов походил по центру города, причем один, так как Биче должна была по каким-то делам зайти в свою консерваторию. Это его как раз устроило: сначала на Piazza Cordusio он отыскал нужный ему Юникредит-Банк, проверил, что там у него на иностранном счету, а потом, вполне удовлетворенный обещанным поступлением, зашел в ближайший бар, купил там карточку Telecom Italia и из первого попавшегося уличного телефона набрал номер, который помнил наизусть. Номер в Триесте, нужного человека из компании «Пантиери». Сказал, что всё в порядке, а новую информацию, когда она будет, передаст по прежнему каналу в Москве.

Последние часы перед тем, как ехать в аэропорт, провели в гостиной.

Это были музыкальные часы: сначала, демонстрируя свои фортепианные успехи, им с Биче играли мальчишки, Джузеппе и Джино, а напоследок за рояль села сама Биче. Она исполнила несколько пьес Шопена, в том числе обещанную Петру «Мелодию любви».

Это было совсем необычно – необычно потому, что так нежно, так бесхитростно, так просто и открыто, что совсем не походило на ту Биче, которую он знал раньше. И что выходит? Выходит – вот она какая на самом деле. Вот какая, значит. Шопен, мелодия любви… Хотелось в это верить.

И всё – потом на машине в аэропорт и прощанье.

Часть вторая

Глава 1

Пётр простился с фотографией Моники Беллуччи. Не то чтобы она ему надоела, а потому, что он обзавелся истинным фото Биче, без всякого там «очень похожа на…».

Теперь на письменном столе красовался распечатанный на цветном принтере снимок, сделанный в Варезе с мобильника Биче. Это было снято на следующий день после их ночи. Совсем другая Биче, ее лицо крупным планом. Счастливая женщина, красивая, гордая. Чуть вскинутая голова, разметавшиеся под ветерком темные волосы, ворот белого свитера крупной вязки из-под распахнутого плаща. И глаза: уже не взгляд-выстрел, а ласка. И чуть вытянутые губы (так и слышится тягучий шепоток: «Пе-тя! Пе-тя!»).

Вот так и вышло тем утром в Варезе, на берегу альпийского озера. Отправляясь в путешествия, Петр никогда не брал с собой ни мобильника, ни фотоаппарата, а при Биче был мобильник, и она вздумала фотографировать Петра на фоне озера и гор. «Ты уедешь – мне на память», – повторяла, а потом он тоже сделал несколько ее снимков и попросил прислать ему в Москву по электронной почте. Она прислала через несколько дней после его возвращения, приписав в письме: «Вот ты, и неплохо вышел, вполне узнаваем, ибо на тебе твоя знаменитая шляпа из фильмов эпохи неореализма, то ли Висконти, то ли де Сика, то ли Росселлини. Кстати, сообщу тебе, родственнику генерала Грациани, что эти режиссеры тогда группировались вокруг киножурнала «Cinema», а его главным редактором был Витторио Муссолини – сын нашего славного дуче. Вот так, мой Петя, неисповедимы пути Господни, я ж тебе говорила, когда ты переживал, говорила, что предки-фашисты, увы, есть не в одной нашей родословной, как и у вас предки-сталинисты. Поэтому плюнь за это или, наоборот, считай, что прадед-фашист (или брат прадеда, так?) – это редкость, раритет, экспонат музея человеческой истории, где чего только не бывало».

Прочтя это, Петр подумал: «Да уж, история!» А еще подумал, как его семейство в свое время упас Господь: ведь если бы прознали про брата прабабки Лоры, фашиста Грациани, то всех бы и расстреляли к чертовой матери… Ладно, усмехнулся, бывает везение и нам, грешным. Потом сбросил присланные фото на флэшку и на следующий день распечатал их у себя в офисе. Один из этих снимков, лучший, поставил на письменном столе вместо Моники Беллучи. Это его Биче.

Поскольку они обменялись электронными адресами, то теперь можно было переписываться. Что они и делали. Где-то раз в неделю. То он писал, а она отвечала, то наоборот. Например, это:

«Знаешь, будучи летом в Вероне, я долго размышлял, глядя на бронзовую статую Джульетты: прикоснуться к ее груди или нет? Как сообщил экскурсовод, если коснуться, то в любовных делах будет сопутствовать только удача. Но тогда я так и не сделал этого, не коснулся, потому что не верил в приметы и поверья. А вот сейчас – коснулся бы: хочу, чтобы была удача, с тобой».

«Так в чем проблема? – отвечала Биче. – И зачем ехать в Верону? И зачем статуя с бронзовой грудью? Есть живая грудь, моя. Касайся – и будет тебе удача. Касайся, целуй, ласкай – разве она тебе не понравилась? По-моему, вполне хороша».

Он подумал: Беатриче с грудью Джульетты – романтическая классика прошлых времен, вот что ему досталось, ему, который давно не романтик. Да и кто он вообще, стоит разобраться. Интересно, что сказала бы Биче, если б его давно знала или знала всё?

И вскоре прочел:

«Ты обо мне уже столько знаешь, а я о тебе – ничего. А хочется».

Ответ был тоже очевидным:

«Так приезжай в Москву. Увидишь, как я живу, потом с родителями познакомлю, они обо мне такое порасскажут! И вообще пора нам увидеться, а то мне… по ночам особенно».