Два сердца, одна палатка

– Не плохая комната, видно, Паша делал ремонт недавно. – Сказал лежащий.

– Паша?

Антон зашел следом, прикрывая дверь в комнату и переступив ноги, сел на постель, напротив чужой.

– Павел Александрович. – Привстав на локтях, пояснил он. – Я тут три года назад был вожатым. Меня слезно попросили приехать, помочь тебе.

– Понял. – Отпивая сладкую газированную воду из горла, сказал студент.

– Ты пьешь эту гадость? – Сморщив лицо, спросил Никифоровский, разглядывая напиток в руках.

– Ну, да. – Повертев бутылку, ответил тот.

– Это детский лагерь, здесь такое называется запрещенка и проносить ее сюда нельзя. – Заявил Влад и поднявшись с кровати, практически, вплотную посмотрел в зеленые глаза своего нового знакомого. – Здесь вожатые наравне с детьми. Если ты приехал сюда, то будь добр – соблюдай правила.

Антон затаил дыхание, удерживая шипучий напиток во рту. Лицо напротив было всего в паре сантиметров. Пульс участился, моргать перехотелось. Такого Влада он еще не видел. Серьезного, правильного, даже через чур, напористого, стоящего на своих моральных принципах. Сердце пропустило один удар, и когда Никифоровский отпрянул от него обратно, вытащив из рук предмет наслаждения, Кузнецов проглотил газировку, делая выдох. Влад точно не был знаком с понятием «личные границы комфорта», либо только в теории, потому что нарушать их он явно любил чаще, чем поправлять свои волосы. Только за время прогулки Никифоровский положил на Антона свою руку раз двадцать, иногда подбадривая и хлопая по спине или толкая от смеха в плечо. Приходя в себя от шокового состояния, Кузнецов заметил в чужих ладонях белые провода.

– Отдай! – Завопил студент, понимая, что это были его наушники и вскочив с кровати, резко подлетел к напарнику.

Носы обоих практически прикоснулись, личные границы больше не волновали Антона – Влад первый их нарушил, стирая меловую черту грубой подошвой ботинка.

– Еще раз увижу, что-нибудь подобное, расскажу Добровольскому. – Не громко пригрозил Никифоровский и чуть оттолкнув от себя Кузнецова, зашел в уборную, из которой через пару секунд послышались звуки выливания драгоценного напитка прямо в унитаз.

Антон насупился. Кто-то будет указывать ему, как жить, что пить и делать? Ну, уж нет. Взяв полотенце с кровати и чистое белье, он зашел в душ, толкая коллегу плечом и закрывая за собой дверь, показательно громко. Раздевшись, он вывернул кран на максимум. Смывая с себя все тяготы и заботы первого дня, парень просто наслаждался прохладной водой, стекающей вниз по его раскаленному потному телу. Он и представить себе не мог, насколько было тяжело работать с детьми такого маленького возраста. Конечно, сравнивая с восьмилетками Оксаны и Олеси, он благодарил директора за то, что Даниил после компота смог остаться в сухих штанах. А еще его напрягал «все по правилам» Влад, который решил, что в праве перевоспитывать всех в этом лагере, в том числе и самого Антона. Ладно еще газировка, но наушники то за что?

– Трудно было сегодня? – Спросил его Никифоровский, увидев, как ежась от холода, парень выходит из ванны в одних шортах.

– До тебя, конечно. Вдвоем полегче.

«Хотя с тобой еще сложнее, чем с детьми, как оказалось» – подумал Кузнецов, но вслух ничего не сказал. Замечая, что голубые глаза продолжают скользить вверх-вниз, добавил:

– Все в порядке?

– Все хорошо. – Отвернулся вожатый, показательно демонстрируя конец разговора.

Антон снял с пальцев кольца и скинув украшения с характерным звоном на тумбочку, залез под одеяло. Молча продолжая раскладывать вещи по полкам, Влад больше не поворачивался на соседа. Тишина была неловкой и била по ушам до тех пор, пока Кузнецов не заснул с мыслями о прожитом дне. Тихий стук в дверь заставил Никифоровского выглянуть из-за шкафа.

– Владик, привет! Сколько лет, сколько зим?! – Счастливая Суркова набросилась на друга, но тут же вспомнив, что он не любит обниматься – успокоилась и отошла от него.

– Рад тебя видеть, Окси!

– Пойдете с нами играть? – Спросила она.

Он кивнул на спящего Антона, лежащего под одеялом и отмахнувшись тем, что ему еще нужно разложить свои вещи, проводил девушку к друзьям. Сон не шел, мыслей было много. Но больше всего голову занимали воспоминания того, как в этом лагере он столкнулся с невзаимной любовью и интригами, будучи еще подростком. Повторять этот опыт не хотелось. Поэтому договорившись с самим собой ни в кого не влюбляться, не влюблять, по возможности, и не горевать по детям, которые забудут тебя через два месяца, все-таки заснул.

Надоедливая мелодия будильника громким звуком раздалась по маленькой комнате. Влад разлепил один глаз, затем второй и приподнялся на локтях, дотянувшись до источника шума. Выключив трель, он оглянулся по сторонам. В кровати напротив мирно продолжал спать Кузнецов. Его ресницы изредка дергались, а грудная клетка в спокойном темпе вздымалась вверх. Времени на сборы было немного. Никифоровский встал с постели и босиком зашел в уборную, настраиваясь на утренний ритуал. Время до выхода поджимало, Кузнецов все еще спал, поэтому решив его разбудить, он наклонился над кроватью. Едва прикоснувшись к оголенному плечу, обладатель чуткого сна подскочил, испугав его.

– Ты чего так пугаешь? – С отдышкой спросил Антон.

– А ты? Я думал, ты спишь! – Влад отошел к зеркалу, чтобы ровнее уложить волосы, слегка приглаживая их пальцами. – До зарядки двадцать минут, еще детей надо разбудить. – После этих слов Никифоровский вышел из комнаты, оставив студента наедине с мыслями.

Антон подоспел к отряду, когда сонные дети уже разминались на улице под детскую задорную песню. Глаза ослепляла не только солнечная погода, но и слишком широкая улыбка Владика, который для семи утра был чересчур счастлив.

– С облачка на облачко перелетать! Все вместе!

Слышал Кузнецов, пытаясь спрятаться в кустах и отстоять в стороне. Но прозорливый глаз вожатого этого не упустил и его засунули между Светой и Машей, которые толком не понимали, где сейчас находятся.

– Раз, два, три, четыре! – Считал Никифоровский, поворачивая корпусом в разные стороны. – Разминка – это лучшее, что может быть утром для вашего тела!

Антон для себя на будущее записал, что лучше любой утренней зарядки может быть любой утренний сон. Или хотя бы стакан теплого черного чая с сахаром. На завтрак опять давали злосчастную запеканку. Сыра не было, из-за чего он поник совсем.

– Ты чего такой невеселый? – Обращаясь к нему, Никифоровский уминал завтрак, запивая сверху чаем.

– Устал немного.

– Ну ничего, привыкнешь через недельку! Сегодня будем играть в пионербол, а вечером дискотека, заценишь все прелести лагерной жизни. – Подбодрил бывалый.

Кузнецова это нисколечко не радовало. Хотелось поспать и побыть наедине с музыкой в ушах. Но надоедливые дети, то и дело, лезли к вожатому, пытаясь отпроситься в туалет или спросить, где Влад, а наушники были где-то надежно спрятаны у коллеги, который, кажется, и не собирался их отдавать вовсе.

Активные игры на воздухе приветствовались Антоном только, если назывались «пикник», где можно было поесть, или «сон», в которой можно было поспать. Такие игры не приветствовал Никифоровский. Поэтому Кузнецову пришлось встать за команду парней и изредка ловить мяч, в основном, уклоняясь от него или передавая пас детям. Через час игры, уставшие и замученные от палящего солнца ребята, расселись в беседке.

– У кого есть идеи по названию нашего отряда?

– Давайте – «Пепси кола», а девиз – мы не можем без прикола. – Сказал Дима, как обычно, что-то жуя во рту.