Два шага маятника

Она так и не улыбнулась, но глаза Памелы стали теплей, счастье молодых взволновало ее.

–  Теперь я спокоен за тебя, Ласкар, - шутливо сказал биолог.

–  Не преувеличивай, дорогой друг.

–  Вы хорошо выглядите, Ласкар, - сказала Полина с чуть заметным акцептом.
– Не правда ли, мадам Памела?

–  Побольше радости, и все будет хорошо, - сдержанно произнесла Гривс.
– Счастье никогда еще не вредило здоровью.

–  Отлично сказано!
– подхватил Карел.

–  Идемте же, - Ласкар не хотел, чтобы говорили о нем. Он пропустил вперед женщин и, полуобняв брата, двинулся за ними.

–  Что нового?
– спросил он вполголоса.
– Я писал тебе о мезонном излучении…

–  Спасибо, твое письмо было очень кстати. Но после этого произошли многие, весьма странные события.

–  Что такое?

–  Повторение опыта не дало ожидаемых результатов.

–  А высота?

–  Все в точности, как и в первый раз.

–  Значит, с Зорькой - случайность?

–  Увы!

–  И ты веришь, что случайность?

–  Приходится, Ласкар. Сочетание условий, при которых организм выигрывает, а не проигрывает, попадается не так-то часто.

–  Ну и что из того?

–  Надо искать, искать. И снова искать.

–  Этим и займешься теперь?

–  Конечно! Важно было обрести уверенность, что ты на главной дороге.

–  Убедился?

–  Ив этом мне помогла жена.

–  Нашего полку прибыло, - улыбнулся Ласкар.

–  Еще как!
– Карел помолчал, ревниво наблюдая за женой, которая шла впереди под руку с Памелой, и вдруг спросил: - Где живет твой доктор?

–  У меня.
– Ласкар почувствовал, что краснеет, и с вызовом спросил:

–  А что?

–  Ничего. Раз ей удобно…

–  Очень строгая женщина, - пояснил зачем-то Ласкар.

–  И очень обаятельная. Ты не находишь?

Ласкар ответил не сразу.

–  А кто она? Откуда? Ее прошлое? Отношение к Хеллеру, к его работе? Наконец, к нашей работе? Этого ты тоже пока не знаешь?

–  Зачем мне знать? Сделает свое дело и уедет…

–  В самом деле… - Тон Карела стал мягче.
– Как твое здоровье, ты так и не сказал мне…

–  Не жалуюсь пока. Приступов не было.

–  Лекарства?

–  Вероятно. А может быть, и обретенный покой. Ведь мы добились своего, больше не работаем на войну. А это немалая победа, Карел.

Они помолчали.

–  Ко мне поедем?
– спросил Ласкар, когда все подошли к машине.

–  Как ты, Полина?
– спросил Карел.

–  Я очень устала, - виновато ответила она.

–  Тогда домой!
– скомандовал Карел, и как ни уговаривал их брат заехать к нему, переодеться и отметить знаменательный день хорошим обедом, молодые решительно отказались. Тогда Ласкар высказался примирительно:

–  Знаете что? Отложим обед до завтра. Отдыхайте, а уж потом…

Карел и Полина вышли у своего дома. Ласкар и Памела поехали дальше.

–  Ваш брат произвел на меня приятное впечатление, - сказала Памела.
– Умен и энергичен.

–  Спасибо. Вы не ошиблись.

–  А его жена просто очаровательна. Она ведь биолог?

–  Да. И медик.

–  Значит, будут работать вместе. Намерения Карела не изменились?

–  Скорее окрепли.

–  Мне остается только пожелать им обоим удачи. Если еще вы им поможете…

–  Непременно!

Она промолчала, а когда приехали домой, так же молча ушла к себе, даже не напомнив, как обычно, о времени очередного укола.

Ласкар оставался дома всего полчаса, полежал с закрытыми глазами у себя в кабинете и снова уехал на какой-то симпозиум. В доме стало тихо-тихо.

Только в комнате Памелы Гривс горел свет и скрипело перо. Она писала очередное письмо своему шефу.

«Дорогой друг, я стараюсь как можно подробнее рассказать о деятельности Карела Долли, которая, на мой взгляд, не может идти ни в какое сравнение с работой нашей лаборатории, хотя цели в обоих случаях, кажется, и совпадают.

Биолог Долли все меньше и меньше употребляет такие слова, как «лечение старости». Судя по его отношению к различного рода химическим реактивам, вакцинам и вытяжкам, он не видит возможности использовать их против необратимого и неминуемого старения организма. Он не верит в такую возможность,– так по крайней мере Карел заявлял своему брату, с чьих слов я пишу эти строки. Поэтому я прошу Вас верить, что лаборатория Карела Долли не является и никогда не явится конкурентом нашей лаборатории.

В письмах Карела к своему брату, с которыми я имела возможность познакомиться, эта мысль высказывалась не раз и с предельной откровенностью. Ласкар Долли, видимо, придерживается такого же мнения. Он сам снисходительно-насмешливо говорит о «своем друге Гансе Хеллере, который взялся за дело абсолютно бесперспективное», и если Ласкар Долли принимает наше лечение и дао/се благодарит Вас за помощь, он рассматривает это, как поддерживающую акцию– и только.

Все сказанное выше ничуть не умаляет опасности, которую представляет для вас деятельность младшего Долли. Ведь он задумал– не без помощи брата и своей талантливой жены– привлечь достижения современной физики и биологии для коренного продления жизни животных, в том числе и жизни человека! Предприятие, мне кажется, очень дерзкое, фантастическое и вряд ли осуществимое. Но личное знакомство с биологом Долли подсказывает мне, что этот человек незаурядного ума, большого упорства и целеустремленности, а путь, избранный им для достижения успеха, хоть и тяжел, и труден, но перспективен, несомненно.

Представляете, что Случится, если лаборатория Долли достигнет успеха!

Преданния Вам

Памела Гривс».

Письмо было закончено в десятом часу вечера. Памела запечатала его, положила в сумочку. Потом позвонила и сказала вошедшей прислуге, что вернется через час, точно ко времени последней инъекции больному.

Она вышла из особняка Долли, посмотрела на темные окна кабинета Ласкара и пошла к центру уже засыпающего города.