Два шага маятника

–  Зажги свет, - сказал он недовольно.

Карел повернул выключатель. Ласкар сощурился. Да, выглядел он неважно. Карел обнял его за плечи. Старший брат только вздохнул и тяжело опустился в кресло.

–  Неприятности?

–  Нет, годы, Карел.

–  Много об этом не следует думать.

–  Хотелось бы забыть. Да не получается. Сегодня у меня был трудный день. Слишком много событий.

–  Хорошие события.
– Карел произнес эти слова настолько печально, что Ласкар улыбнулся.

–  Вижу, дела в лаборатории не очень блестящи.

–  Угадал. Топчемся на месте.

Они помолчали.

Ласкар Долли имел неосторожность родиться на восемнадцать лет раньше Карела - и отсюда берут начало некоторые стороны характера, отличающие Ласкара от брата. Все самое скверное, что случилось с народами мира в первую половину двадцатого века, в той или иной степени затронуло старшего Долли и, конечно, оставило на нем свои суровые отметины. Младший Долли не помнил первой мировой войны по вполне понятной причине: его еще не было. Зато Ласкар Долли может рассказать нам, с каким ужасом смотрел он, маленький мальчик, на пожары в родном городе, на чужих солдат, слушал грохот пушек и как ему хотелось есть… Карел не знал тяжестей послевоенных лет. Юный Ласкар испытал и это. Наконец, фашизм для Карела - только черное пятно в прошлом, известное по книгам, фильмам и смутным воспоминаниям детства, а для Ласкара фашизм обернулся и предательством его бывших друзей, и унижениями, и даже концлагерем. Вторая мировая война оставила на теле старшего Долли рубцы от осколков бомб, в мыслях - ненависть к войне и ко всякой диктатуре, а в характере некоторую долю цинизма и удрученности, очень мешавших ему чувствовать себя счастливым даже в хорошие минуты жизни. Война отняла у него и семью, сделала одиноким, а долгое одиночество породило замкнутость. Он стал угрюмым и сосредоточенным. На самую остроумную шутку Ласкар отвечал лишь скупой улыбкой. Он разучился радоваться.

–  Ты действуешь на нервы, - сказал как-то Карел.
– Купи себе сборник анекдотов, юморесок, ходи в оперетту, научись улыбаться, наконец!

–  К дьяволу!
– беззлобно огрызнулся Ласкар и больше не говорил на эту тему.

А Карел смотрел тогда на него и с невольным страхом думал: «Неужели и я буду таким?»

Здесь не стоит описывать внешность Ласкара. Для этого достаточно полистать газеты и журналы. Там довольно часто мелькал его портрет. Вот он сфотографирован вместе с Нильсом Бором, известным датским физиком. Мрачно насупившийся, чуть сгорбленный, грузноватый, оп внимательно наклонился к своему другу и слушает его, приподняв бровь. Вот другой снимок, он сидит с академиком Курчатовым, на груди у обоих большие полоски светлого картона с именами. Идет международный симпозиум по атомной энергии и термоядерным реакциям в Женеве. Ласкар Долли выглядит здесь моложе, его широкое лицо освещено улыбкой.

Вообще говоря, Ласкара знали в мире как виднейшего физика-атомщика и совсем не знали как человека.

А он был очень несчастен. Несомненно, что род занятий играл в этом какую-то роль. Но главным несчастьем была, конечно, старость, настигшая его очень рано после тяжелых лет жизни и после многих болезней, одна из которых прочно оседлала физика и уже не выпускала из своих лап. Это стенокардия. Невозможно настроиться на мажорный топ, когда ежеминутно ожидаешь острую боль в сердце. Ведь она может возникнуть по любому поводу и в любое время. Не до улыбок.

…Физик откинулся на спинку кресла и сидел, закрыв глаза. Карел смотрел на него и думал о том, как быстро сдает старший брат. Крупное, когда-то волевое лицо Ласкара заметно осунулось, под глазами набухли мешки. И эта постоянная бледность. От былой привлекательности у него не осталось и следа. А что ждать в будущем?

Ласкар словно угадал, о чем думает брат. Он внезапно открыл глаза и перехватил взгляд Карела.

–  Жалеешь?

–  Да, конечно… Хочу тебе помочь, но не знаю, как. Давай лучше поговорим.

–  Подожди-ка… - Ласкар вытащил из кармана стеклянную баночку и, загадочно улыбаясь, открыл пробку.
– Утешительное средство.

–  Что это?

Новое средство. Нитроакопентон. Лекарство, если угодно, превосходное. Но это лекарство - утешитель. Оно не вылечивает, хотя и помогает. Как и твои средства против старения.

Он положил таблетку под язык. Карел промолчал.

Не обижайся. Ты еще найдешь путь к успеху.

Но Карел не поддержал этого разговора. Он сказал о другом:

–  Вы сегодня сделали доброе дело, Ласкар. Если Академия решила… Ты говорил мне по телефону насчет ваших планов…

–  О да! Разрыв с Браварией и новая политика Силурии позволили там отказаться от военных аспектов работы над ядерными реакциями. Никакой бомбы. Атом для мира. Именно в этой области у нас огромные возможности. Пора бросить играть с огнем. Дальше идти некуда.

–  А что вам ответили?

–  Пока ничего. Но страна отказалась присоединиться к военным блокам. Это для всех хорошо. Для тебя особенно.

–  Я понимаю. Буду готовиться к поездке.

–  И не грусти по поводу своих неудач. Временное явление, поверь мне.

–  Можно подумать, что тебе поручено сгладить неприятности на моей дороге.

–  Ошибаешься. Как раз я хочу сказать обратное: нора тебе бросить занятие бесполезной хемотерапией и подняться выше.

–  Выше? Куда выше, Ласкар?

–  Боже мой, да ты сам говорил мне!

–  Имеется в виду физика?

–  Ну конечно! Разве не ты твердил о своем желании сблизить биологию и физику. Отличная мысль, мой мальчик!

Карел сидел, задумчиво глядя перед собой. Вдруг он сказал:

–  Утверждают, что ликвидировать старость и смерть можно, только уничтожив самую жизнь.

–  И ты согласен с этим утверждением?

–  Уже много лет я стараюсь опровергнуть подобный взгляд, но, к сожалению, пока не преуспел.

–  Несколько неудач не могут отбить у тебя стремление к поискам. Или не так?

–  Я не сдаюсь, но уж очень высоки барьеры! Боюсь, что у меня не хватит сил. И знаний, конечно.

–  А если тебе помогут?

–  Кто?

–  Ну, скажем, наш институт, я, мои друзья. У нас теперь станет больше возможностей.

Карел встал, прошелся по комнате. Щеки у него порозовели.

–  Мысль хорошая, - сказал он.
– Просто отличная! Я думал об этом, Ласкар. И мне остается только поблагодарить тебя.

Несколько мгновений Ласкар просидел молча. Потом сказал:

–  Видишь ли, если действовать по-старому, пытаясь только изменить ход обмена в организме, то предел мечтаний очень близок: уничтожение вредных продуктов обмена, холестерина, подхлестывание отдельных процессов. Все это, как ты сам говорил, может отодвинуть немного смерть и старение - и только. Но сейчас появился и другой путь для перемен.. Это глубокое изучение жизни внутри молекулы, даже внутри атома в молекуле.

–  Сфера физиков…

–  Не только. Биологи, мне думается, найдут на этом пути бесчисленные клады. Вспомни, почти пятьдесят лет назад Резефорд сумел превратить один элемент в другой, облучая азот альфа-лучами полония. После этого опыта была целая серия превращений. Биологам следует повнимательнее отнестись к работам физиков.

–  Ты полагаешь… - медленно начал Карел, заранее зная, что брат перебьет его.
– Ты полагаешь…

Тот понял нехитрую затею, но развивать мысль не захотел. Вместо этого сказал: