Два веса, две мерки (Due pesi due misure)

Джулио бездумно управлял автомобилем, хотя в увеличившемся потоке машин делать это стало труднее. И вновь мысленно он готовился к предстоящему интервью с министром: «Соблаговолите, ваше превосходительство… Покорно благодарю, ваше превосходительство… Еще один вопрос, ваше превосходительство…» Завтра это интервью появится на первой странице журнала «Крылья», оно займет свое место среди других статей, посвященных авиационной промышленности, среди статистических данных, касающихся производства самолетов в различных странах мира, среди снимков четырехмоторных трансконтинентальных авиалайнеров, туристических и спортивных аэропланов, среди фотографий кинозвезд, стоящих на трапе самолетов в аэропортах Нью-Йорка, Токио, Лондона… «Граф Гуальтьеро Берарди ди Роккавива, знаменитый ас нашей спортивной авиации, сфотографирован на выставке рядом с самолетом „С-13“; граф восторженно отозвался о технических данных этой машины, которые превращают ее в один из самых совершенных летательных аппаратов нашего времени».

У графа Джулио уже взял интервью: «Собираетесь ли вы, ваше сиятельство, приобрести эту новую машину?.. В каких воздушных состязаниях вы намерены участвовать в этом году?.. Каким самолетом вы пользуетесь в настоящее время для ваших личных нужд?.. Ваши впечатления от Международного авиационного салона?..»

Каждую минуту длинная вереница автомобилей останавливалась. Очень редко какая-нибудь машина сворачивала на перекрестке: почти все они направлялись к авиационной выставке. По вечерам отмечался особенно большой наплыв посетителей: выставочные залы с подвешенными к потолку самолетами походили на павильоны луна-парка. Декоративный башенный прожектор бороздил небо лучами: он был установлен посреди городского сада в окружении множества столиков, среди которых ловко скользили официанты, разнося на подносах прохладительные напитки. Из громкоговорителей доносилась легкая музыка, перемежаясь с голосом, рекламирующим различные воздушные рейсы. Красивые девушки в костюмах стюардесс, сидевшие в киосках авиакомпаний, выдавали различные справки, сопровождая их обворожительными улыбками. Джулио уже побеседовал с некоторыми из них. Все они страстно мечтали о том, чтобы их сфотографировали, но ни одна ни разу в жизни не поднималась на борт самолета. Поздно вечером они брели к себе домой с гудящими от усталости ногами, то и дело облизывая пересохшие, потрескавшиеся от дежурных улыбок губы… Сейчас министр, должно быть, уже приехал на выставку и начал обходить павильоны. Джулио бросил взгляд на часы: он потерял слишком много времени в ресторане. Если министр ускользнет, Лучано ему этого вовек не простит. Но Джулио ничего не мог поделать: выбраться из дорожной пробки было невозможно.

Возле очередного светофора вереница автомашин в сотый раз остановилась. Джулио вдруг захотелось, чтобы произошло что-нибудь из ряда вон выходящее: автомобильная катастрофа, государственный переворот, землетрясение. Тогда можно было бы не ехать на авиационную выставку и не брать интервью у министра! «Позвольте, ваше превосходительство… Каково мнение вашего превосходительства?.. Покорно благодарю, ваше превосходительство…» Пока мотор работал вхолостую, Джулио нервным движением включил радиоприемник, и тут же из динамика послышался шквал аплодисментов.

«Венский филармонический оркестр под управлением маэстро Герберта Караяна исполнит концерт для фортепьяно с оркестром ми-бемоль мажор, опус семьдесят три Людвига ван Бетховена. Солист Эдвин Фишер».

На светофоре зажегся зеленый, и машины разом тронулись с места. Джулио прибавил звук, из радиоприемника хлынули громкие аккорды рояля: казалось, Фишер сидит за своим инструментом тут, в багажнике автомобиля. Джулио прикрыл глаза; теперь он различал только красные огоньки передней машины. Оркестр подхватил музыкальную тему, начатую пианистом. Джулио машинально следил за красными огоньками, горевшими впереди. Теперь у него было такое чувство, будто он очутился ночью в густом лесу и прислушивается к шуму водопада. Он отчетливо видел, как пенится вода, и даже различал мельчайшие серебристые брызги — музыкальные ноты, что вспыхивали на мгновение, точно искры света во тьме… Красные огоньки передней машины начали отодвигаться все дальше и дальше. Джулио открыл глаза, нажал на акселератор и догнал удалявшийся автомобиль. Потом снова прикрыл веки и вновь услышал шум водопада, и опять музыкальные ноты стали вспыхивать в мозгу светящимися жемчужинами. Когда оркестр подхватывал лейтмотив, вся темная лесная чаща вздрагивала, как будто под порывами сильного ветра. Красные огоньки передней машины то и дело стремительно удалялись, и всякий раз Джулио, широко раскрыв глаза, устремлялся за ними в погоню. Наконец он различил перед собой площадь, где находился авиационный салон: на ней уже скопилось множество машин, тщетно искавших места для удобной стоянки. На тротуаре перед зданием салона был выстроен взвод карабинеров в парадной форме — значит, министр уже прибыл и вошел внутрь.

Джулио вздрогнул. Успеет ли он взять интервью? Лучано придает этому материалу огромное значение. Если Лучано после закрытия выставки, после того, как будет закончена эта договорная работа, останется им доволен, то, быть может, предложит ему штатную должность в редакции. Ища, где бы приткнуться, Джулио вновь последовал за той машиной, которая шла впереди. Он заглушил мотор, нащупал в кармане блокнот и протянул руку, чтобы выключить радиоприемник.

Но не выключил. Снова прикрыл глаза и увидел прозрачный ручей, который медленно бежал в окутанном мраком лесу. Теперь, когда мотор автомобиля заглох, звуки музыки доносились яснее: казалось, Фишер исполняет анданте в двух шагах от Джулио, сидя у разверстой темной пасти своего рояля. Джулио открыл глаза и во второй раз увидел взвод карабинеров, построенный на тротуаре перед зданием авиационного салона. Рука снова потянулась за блокнотом. Из тесной машины зрелище походившей на луна-парк авиационной выставки с ярко освещенными павильонами, над которыми на флагштоках развевались разноцветные флаги, с шумной толпой и множеством машин на широкой площади показалось Джулио особенно нелепым и омерзительным. И вдруг неожиданная мысль молнией сверкнула в голове: «Если я пойду туда, то поступлю как проститутка…»

— Если я пойду туда, то поступлю как проститутка, — повторил он вслух.

Нет, он ни за что не выключит радио. Он дослушает концерт до самого конца, до последней ноты, сейчас он снова закроет глаза и станет слушать рондо — этот светящийся водопад звуков. Какое ему дело до министра, до этого интервью, до авиационного салона!..

«Летать! Летать! Летать!.. Авиарейсы во все страны мира!.. Двухместный самолет КЛ-24 для воздушного туризма…»

Нет, он не выключит радиоприемник, даже если от этого будет зависеть вся его дальнейшая судьба! Ведь дело идет о человеческом достоинстве, да-да, именно так! Только в том случае, если он дослушает концерт до конца, до последней ноты, он и впредь сможет чувствовать себя человеком — человеком, который ни разу в жизни не совершал воздушного путешествия. И Фишер сейчас именно для него — для него одного — исполнит рондо пятого концерта Бетховена.

Джулио смежил веки, опустил голову на скрещенные руки, лежавшие на руле автомашины, и перед его глазами вновь возник чудесный водопад звуков, светившихся в ночи.

Антонио Амурри

ПОЯСНЕНИЕ

Перевод Э. Двин.

Не знаю, какой интерес представляют для вас моя жена, мои дети и я сам. Все вместе мы являем собой то, что в статистических справочниках именуется «средней итальянской семьей». Я человек средних лет, моя жена — тоже. А нашим четверым детям столько, сколько и должно быть — если верить статистике — средним детям средней итальянской семьи. Быть может, именно вследствие этого мои истории покажутся вам забавными: ведь я — простите за нескромность — почти уверен, что многое из того, что происходит в нашей средней семье, происходило, происходит или еще произойдет и с вами. Обычно свои заметки я пишу наспех, с трудом выбирая время, свободное от основных занятий, состоящих главным образом в том, что я всячески стараюсь вырваться из тисков семейных забот и сесть наконец за письменный стол, чтобы набросать эти самые заметки.

Теперь по секрету признаюсь вам, что не представляю, как бы я мог работать если бы на коленях у меня не сидел годовалый Лоренцо; как бы я мог сосредоточиться, если бы не был уверен, что тринадцатилетний Франко в эту минуту что-то доламывает в соседней комнате, пятнадцатилетняя Валентина, преисполненная благородного гнева, спешит сообщить об этом матери, десятилетняя толстушка Роберта опять ревет, а жена кричит на весь дом, что у нас оглохнуть можно от шума. Как бы там ни было, я хочу довести до вашего сведения следующее: что бы я ни рассказывал о своих домашних, я делаю это с безграничной любовью. А вовсе не из желания отомстить.

МОЯ ЖЕНА

Перевод Э. Двин.

Чтобы вы могли представить себе мою жену, сначала мне непременно нужно рассказать вам кое-что об американской кинозвезде Одри Хэпбёрн.

Итак, прежде всего замечу, что Одри Хэпбёрн принадлежит к той категории женщин, на которых вы никогда не увидите рваного чулка или распоровшегося под мышкой халата.

В любое время суток, при любых обстоятельствах она одета с иголочки, причесана волосок к волоску, ее шляпка — перчатки — туфли — пояс — сумка — юбка — блузка и т. д. поражают гармоничностью цветовой гаммы.

Перед сном Одри никогда не позволит себе натянуть какую-то там пижамку и улечься. Прежде ей надо распустить волосы по плечам, подвязать их ленточкой в тон ночной рубашки, затем накинуть на плечи пеньюар из той же ткани. Так и ждешь, что после всего этого она наденет шляпку и уляжется в постель, держа на поводке любимого дога!

Если так обстоит дело вечером, то можно представить себе, что творится днем. По сути, Одри, в нашем представлении, не живет, а проводит время в постоянных переодеваниях.

Одри не пойдет в сад срезать цветы, не надев платьице от Пакена с контрастным по цвету фартучком. Она и не подумает склониться над клумбой, если у нее не будет нитяных перчаток, сверкающих ножниц, платка, расписанного известным художником, и новехонькой плетеной корзинки для срезанных цветов — вряд ли она вообще станет их срезать, если при этом из динамика не будет тихонько литься музыка в исполнении ансамбля «Баккара».

Больше всего выводит из равновесия это ее умение выглядеть безупречно даже в самых неожиданных ситуациях.