Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— У тебя есть опыт, который мне даже не снился. Я думал сначала о происхождении, но это слишком банально и просто. Да и потом, среди людей моего круга немало тех, кто пережил настоящий ужас. Ты читал Сент-Обина, например?
Джим не ответил, поэтому Александр просто продолжил мысль:
— Сам факт происхождения ни на что не влияет, но жизненный опыт — это ключ. Что ни делай, я уже не смогу пережить то, что было в твоей жизни, это не исправить. Я прав?
— Ты никогда не мечтал об этом, сладкий? — спросил Джим.
— Тысячу раз. Но знаешь… — Александр сглотнул, — я всегда знал, что не выдержу. Мои родители мечтали, чтобы я стал дипломатом
— Именно, сладкий, — промурлыкал Джим. — Ты ведь понимаешь.
— Точно такой же…
— Ты ведь уже узнал, да?
— А кто был первым, ты помнишь?
— Я знаю, кто был первым у тебя. Первой, точнее, правда, сладкий?
— Я до сих пор не очень хорошо справляюсь с жизнью, если Елены нет рядом, — признался он, отлично понимая, что Джим и так в курсе.
— Она говорила мне, что я чувствую, — прошептал Джим очень слабо и вдруг почему-то с резким ирландским акцентом, которого не было раньше. — Называла эмоции одну за другой.
— Твоя мать, — без сомнений сказал Александр и тяжело вздохнул. — Она погибла, не отец.
— Ты помнишь, как впервые осознал смерть? — спросил Джим, уже без акцента, но дрожащим голосом.
— Нет. Да. Думал, что нет, пока ты не спросил. Мне было девять, мою учительницу французского убил муж. Нам просто сказали об этом, без подробностей, но мне было так жаль её. И при этом я всё пытался понять, как это — быть убитым. Читал энциклопедию, задавал вопросы про смерть, а потом представлял, что меня убили.
— Ты фантазировал об этом часами, правда?
— Почти месяц. А потом начались занятия в театральной студии, и я обо всём забыл. А ты?..
— Ты знаешь, сладкий. Тебе пора спать. Так и быть, я первым положу трубку, — и Джим действительно отключился.
Александр знал, что должен позвонить Елене и пересказать ночной разговор, что ей будет полезно узнать об этом, возможно, это даст какой-то ключ к пониманию Джима. Но с утра он так и не набрал её. Просто не смог. А ещё он даже не подошёл к рабочему столу, оставив рисунки разбросанными под стеклянным взглядом Мишель.
С трудом поднявшись с постели после полудня, он оделся и без завтрака вышел на улицу, дышать тёплым влажными сентябрьским воздухом. Очень хотелось оказаться где-нибудь не в Лондоне — здесь было слишком тесно, улицы утомляли привычностью.
Пожалуй, очень давно он так надолго не оставался в Лондоне, да и в Британии вообще, да ещё и вне съёмок. Одно дело — проводить дни и ночи на студии. Другое — раз за разом выходить из нелюбимой квартиры, видя перед собой один и тот же дом в тюдоровском стиле на другой стороне улицы.
Говоря откровенно, Александру очень хотелось сбежать, хотя он прекрасно знал — по сути, перемена места ничего не изменит. Особенно после прошлой ночи.
Господи, ему было и больно, жутко, и совсем немного сладостно вспоминать этот безумный разговор. На протяжении многих лет создавая в сценариях и оживляя на экране людей с поломанной психикой, больной моралью и искривлёнными представлениями о красоте, он никогда не думал столкнуться с чем-то подобным вживую. И между тем, вот он — Джим, живое воплощение самой отчаянной фантазии, герой, прописывая которого, Александр (он знал наверняка) задыхался бы от экстаза. Больной психопат и убийца, который назвал погибших
по его прихоти людей «статистами» и который пообещал довести до сумасшествия самого Александра.Александр крутил в голове ночной разговор пока пил кофе из палатки, пока шёл до Кенсингтонских садов. А ещё он думал о том, повторится ли звонок.
И надо сказать, вместо облегчения он ощутил лёгкий укол разочарования, когда на следующую ночь никто ему не позвонил.
Глава 51
Себ смотрел, как Джоан, сидя на подоконнике в платье-балахоне, пьёт горячий чай из пивной кружки, и думал, что это зрелище точно способно войти в десятку лучших вещей, которые он видел в своей жизни.
— Может, ну его? — спросил он, отлично осознавая, каким будет ответ.
— Ты сам себе этого не простишь, — фыркнула Джоан. — И не смотри на меня так, мне неловко.
— Если я не буду смотреть, — резонно заметил Себ, — я начну трогать. И тогда мы точно никуда не пойдём.
— Аргумент.
Очень спокойно, почти бессобытийно прошёл октябрь. В годовщину смерти Эмили они со Сьюзен и миссис Кейл вместе посетили церковь при кладбище. К могиле не пошли, просто посидели в тишине под каменными сводами. Сьюзен плакала, миссис Кейл тоже вытирала глаза платком, но к вечеру обе пришли в себя и сели просматривать семейные фотоальбомы. Сьюзен жадно вглядывалась в людей на снимках, изредка сглатывала, когда видела Эмили.
Миссис Кейл и Себ по очереди вспоминали случаи из жизни Эмили. Себ рассказал об их знакомстве — а потом и о первых пяти свиданиях, поскольку тема Сьюзен страшно заинтересовала.
На каникулах после первого семестра Себ снова увёз Сьюзен во Францию — они провели в Париже и окрестностях пять прекрасных дней.
Джим появился всего дважды, без приступов, без странных разговоров. Задумчивый, непривычно спокойный, он требовал держать неизвестных людей на прицеле, устраивал любимое лазерное шоу, а потом объявлял в наушник, что Себ может быть свободен. А потом пропал, перестал отвечать на звонки и смс. Через две недели его отсутствия Себ осторожно уточнил у Дарелла, всё ли в порядке, получил утвердительный ответ и твёрдо решил выбросить Джима из головы. Выходило традиционно плохо.
Наверное, именно поэтому когда Грег пригласил Себа и Джоан на свой день рождения, Себ обрадовался — это была возможность немного отвлечься от однообразных тренировок и залипания в телевизор.
Джоан приехала в Лондон на первом поезде, и почти весь день они провели в постели. Но теперь она натянула своё единственное синее платье, пригладила волосы и мрачно объявила, что готова ко всему. Себ решил, что даже три дня рождения не заставят его надеть костюм и ограничился рубашкой.
У Грега намечался нехилый праздник большой компанией: он снова помирился с женой, они решили (в который там раз?) начать всё с чистого листа, так что отмечать планировали вместе с друзьями с обеих сторон.
Себ ни разу не видел жену Грега — только слышал, и ему, в общем-то, более чем хватило впечатлений. Джоан с ней даже была знакома и иначе как «сука» не называла. Пол только между ними добавил, что с радостью свернул бы ей шею, а уж руки точно не подал бы. Но Грег ходил таким неприлично счастливым, что ни у кого не хватало духу портить ему настроение.
Грег встретил их на пороге, одетый в непривычный светлый костюм и как будто слегка растерянный. Себ вручил ему подарок — и тут же оказался в крепких объятиях.