Двадцать четыре секунды до последнего выстрела

Елена встретила его в своём офисе на Уайтхолл. Это был просторный кабинет на третьем этаже, путь к которому перекрывала седая злая ассистентка. Однажды интерьер этого кабинета Александр почти полностью повторил в фильме — одновременно мерзко и красиво вышла сцена секса в углу, в тени, которую создавало пламя камина, под пристальным взглядом портрета молодой Елизаветы. Елена потом обещала запретить ему вообще снимать что-либо, но быстро отошла. 

Войдя в кабинет, Александр по привычке бросил взгляд в тот угол, а Елена встала из-за стола и сказала ровно:

 — Совершенно неудобно, — и грустно улыбнулась. 

Александр покачал головой:

 — Я ставил туда кожаное кресло. 

 — Я помню, и тем не менее мой вердикт — самая недостоверная сцена в твоей карьере, — она устало опустила веки, а потом быстро обошла стол, крепко обняла Александра за шею, заставляя согнуться, и прошептала: — Господи, как ты меня напугал.

Разжав объятия, она повернулась к нему спиной и степенно, медленным шагом вернулась на своё место. Села и властным жестом указала на кресло для посетителей. Александр кашлянул и сделал вид, что рассматривает каминную полку. Елена редко позволяла себе такую бурю эмоций, и он знал, что ей теперь неловко. 

 — Садись уже, — велела она.

Но вместо того, чтобы начать разговор, сложила руки перед собой на столе, поправила жемчужный браслет на запястье, выровняла стопку бумаг и несколько суетливо предложила чаю. И только когда он отказался, произнесла: 

 — Мне не нравится то, что произошло, и что мы узнали. 

 — А именно?

 — Ничего.

И Александр был уверен: это не попытка скрыть от него информацию. «Ничего» значит именно «ничего». 

 — Ты всё понял верно. Лучшая расследовательствая команда лучшего спецподразделения страны за трое суток на месте преступления не нашла ничего. Кроме того факта, что это действительно крест с твоих съёмок. И что… — она осеклась. Александр посмотрел ей в глаза, отмечая морщинки, идущие от уголков, и тяжёлые мешки, не до конца скрытые макияжем.

 — И что?

 — Мистер Спенсер страдал перед смертью. Не очень долго, но… его распяли живым. 

Это должно было поразить Александра, но, как ни странно, почти не задело. Наверное, дело было в том, что в глубине души он уже знал об этом. Антуан на кресте в той сцене тоже был жив. Вот только вся сцена была чёртовым наркотическим бредом! В мире фильма этого не происходило на самом деле!

Он сглотнул. 

Эта мысль уже посещала его, но теперь ожила снова: был ли он косвенно виновен в смерти Кевина? 

 — Дело не только в личности убийцы, — продолжила Елена ровным тоном, — но и в сути его преступления. Мы пока не можем понять, был ли мистер Кевин целью или случайной жертвой. И должна признаться… я очень надеюсь, что мы найдём у него непримиримых врагов, помешанных на библейских историях. 

 — Почему? — спросил Александр, но ещё прежде, чем короткое слово слетело с его губ, угадал ответ. — Ты ведь не допускаешь?.. — он встал, сделал несколько хаотичных шагов по кабинету и вцепился пальцами в спинку своего кресла. — Ты не можешь…

 — Я рассматриваю все варианты, включая те, которые мне не нравятся, — ответила Елена, и его задел холодный спокойный тон. — И я оперирую фактами, которые пока, к сожалению, работают не на ту теорию, которая кажется мне предпочтительной. 

Она тоже встала, хотя ей всё равно приходилось запрокидывать голову, чтобы разговаривать с Александром. 

 — Официально расследование никак тебя не касается. Этот момент с крестом не упоминается в прессе, как ты заметил, и не будет. Но я хочу попросить тебя… — её взгляд стал мягче, — подумай. Возможно, сумасшедшие фанатики есть у тебя в списке личных врагов? 

 — Елена, — тихо произнёс Александр, — я меня нет списка личных врагов. 

По крайней мере, в этом он мог быть совершенно уверен. Максимум, кого он успел нажить, это завистников. Но едва ли простая зависть толкнёт кого-то на то, чтобы распять на кресте невинного человека. 

И всё-таки, вернувшись домой, он думал о словах Елены. И на протяжении следующих недель это была единственная мысль, на которую у него хватало сил. 

Глава 19

— …я теперь старший детектив-инспектор. Себ, веришь, три раза отказывался. Как ребятам в глаза смотреть — не знаю.

Себ едва пригубил эля и ответил:

 — Нормально смотреть. Ты Пола не подсиживал, прикрывал его задницу всё время. Твои ребята только порадуются, что у них такой честный шеф, что аж тошно.

Грег слегка улыбнулся, но не засмеялся — история с другом и бывшим начальником давила на него. И он был точно уверен, что Пола понизили в должности несправедливо. На самом деле, Себ тоже так считал, но предпочитал бы вообще эту тему не поднимать. 

 — Ладно, забудь, всё равно я уже согласился, — махнул рукой Грег, разглядывая почти пустой бокал. — Как сам? Как твоя дочь это всё перенесла?

 — Ей лучше, — пропустив первую часть вопроса, ответил Себ. — Ясное дело, что такое не забывается и не проходит бесследно, но психолог говорит, что всё в норме.

Они трепались о каких-то общих вещах, Грег сообщил, что они с женой решили начать всё с чистого листа, забыть все ссоры и разногласия. Себ пожаловался, что тёща (бывшая, заметьте!) временами сводит его с ума, и никуда от неё не деться, — и за это всё они выпили. Обсудили проблемы переезда, государственную бюрократию, фирмы по установке пластиковых окон и тонкости выбора сантехники. За это тоже выпили. 

Незапланированный и необъявленный отпуск Себа длился уже месяц.

Долбаный чёртов месяц.

Отправив его прочь из квартиры, Джим внезапно пропал. Если бы в установленный день на банковский счёт Себа не пришла зарплата вместе с премией, он всёрьез задумался бы о том, жив ли босс.

История с тем пленом закончилась ничем. И не происходило больше ничего. Джим не отдавал никаких приказов. Просыпаясь утром, Себ первым делом смотрел на телефон — ни пропущенных, ни смс. Каждый день.Он не верил в то, что Джим решил вдруг залечь на дно или увлёкся выращиванием маргариток, поэтому чувствовал себя на скамейке запасных. Здоровым — в лазарете. Казалось бы: радуйся. Деньги есть — психованного начальства нет.

Но Себ не радовался. Он чувствовал, что ржавеет минута за минутой.

Нормальный солдат не рвётся в бой без приказа. Он умеет ценить минуты (и иногда часы, дни, недели и месяцы) отдыха, тренируется, при этом всегда остаётся готовым выступить по команде.

Себ тренировался. Проводил на стрельбище на окраине Лондона по пять-шесть часов каждый день, увеличил нагрузку на железе, даже бегал, хотя и не любил этого занятия, — а внутри всё равно какой-то механизм отщёлкивал время: ещё десять минут тишины, ещё полчаса, сутки.