Двадцать четыре секунды до последнего выстрела

 — Знаешь, дорогой… — проговорила мама тоже тихо, — даже для взрослого человека потерять родителя — это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…

 — Это становится привычно, — кивнул Себ. — Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.

 — Тебе тоже не помешало бы, — несколько ворчливо сказала мама, — о чём я тебе уже говорила.

 — У меня всё нормально, — отозвался он, расставляя на места тарелки и производя ими нарочитый шум. — Переживу.

Мама выдохнула со знакомой и характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?».

 — Если тебе будет нужна помощь, пожалуйста, не молчи, — сказала она чуть позже, — звони, приезжай. Или я приеду.

 — Да не…

 — Просто пообещай, что скажешь, если будет трудно, — с некоторым нажимом попросила она.

Себ выдохнул:

 — Ладно. Да, окей.

Он домыл посуду и слил воду. Дальше продолжать этот разговор было уже совершенно неловко, так что он вытер руки и заложил их за спину, подыскивая предлог, чтобы уйти.

И зажужжавший в кармане телефон предоставил этот предлог. Себ быстро посмотрел на экран и со смесью одновременно раздражения и предвкушения прочёл смс от скрытого номера, который, конечно, принадлежал Джиму: «Открыто».

 — Мне надо на работу, — сказал Себ, попытавшись вложить в интонацию разочарование или раздражение, но не смог.

Мама обошла его, сполоснула руки и неожиданно, без всякого предупреждения обняла, крепко прижимая к себе. Маленькая, худенькая, она едва доставала ему до подмышки, но вырваться из её хватки Себ даже не пытался, только беспомощно поворчал:

 — Мам… — а потом обнял её в ответ и прикрыл глаза. Постоял несколько секунд — а потом, чувствуя, что объятия становятся немного слабее, решительно высвободился, одернул рубашку — и рассмеялся.

 — Подловила, ладно.

 — Иди уже, — она махнула ему рукой и вернулась к готовке, а Себ поспешно ретировался из кухни.

Вызов Джима, пусть и странный, его порадовал. Все эти похороны, семейные дела, сцены и разговоры требовали очень много сил — и он был бы рад получить сложное, но предельно понятное задание. Чтобы не думать, что лучше сказать, а молча выполнять свою работу. С другой стороны, учитывая появление Джима сегодня на кладбище и его последующее исчезновение без единого слова, можно было предполагать что угодно. Может, боссу просто скучно? Или он опять под кайфом и нуждается в собеседнике?

Не хотелось бы.

Себ был готов перенести небольшой сеанс насилия над мозгом (в конце концов, он именно из-за этого вытребовал двойную оплату), но развлекать скучающего психа не желал.

На Клармонт-клоуз, тринадцать действительно было открыто — и внизу, в подъезде, и наверху — в квартире.

Войдя внутри, Себ снова оказался почти оглушён музыкой. Это опять была адская музыкальная смесь из двух разных треков, от которой хотелось первым делом заткнуть уши. 

 Джим, как и в прошлый раз, развалился на диване прямо в костюме, взглянул на Себа, но музыку не выключил и не приглушил. Так что Себ остался стоять, пытаясь разобрать, что это вообще играет. Немного тише точно звучала какая-то классика. А вот поверх играло что-то жёсткое, с криками и хрипами. 

Подолгу стоять в одной позе Себ умел отлично, поэтому не шелохнулся до тех пор, пока обе песни не доиграли, а Джим не сказал:

 — Привет, дорогой. Соскучился?

 — Вы вызывали, сэр, — ответил Себ, подходя немного ближе к дивану.

 — Вызывал? — Джим удивлённо поднял брови. — Разве?

 — Сорок минут назад… примерно, — Себ потянулся было за телефоном, хотя и был уверен, что получил смс, но не успел. Джим визгливо расхохотался, запрокинув голову:

 — Мой милый Себастиан, я всего лишь написал: «Открыто». Вызов ты придумал сам, — он продолжил смеяться, а Себ прикусил кончик языка, чтобы сдержаться и ничего не сказать. Он вообще переставал что-либо понимать. То похищение, которое не совсем похищение. Этот вызов, который не вызов. 

Чёртов Джим. 

 — С тобой даже неинтересно играть, Себастиан, — отсмеявшись, разочарованно сказал Джим. — Ты такой исполнительный… такой правильный… — вдруг он вскочил с дивана и мгновенно оказался совсем рядом с Себом. Раздул ноздри, принюхиваясь, и сделал ещё шаг. Себ ровнее выпрямил спину и чуть поднял голову, но не отшатнулся, даже когда Джим почти прижался к нему.

«Дорогой Санта, подари мне, пожалуйста, право сломать челюсть моему боссу без последствий. Обещаю, что буду хорошо себя вести весь год», — подумал Себ, отвлекаясь на дурацкие мысли, чтобы удержать раздражение в узде. В конце концов, недолго он прожил бы в армии, если бы не умел контролировать приступы мотивированной агрессии.

Джим запрокинул голову и кончиками пальцев коснулся воротника рубашки Себа. «Да хер тебе», — подумал Себ отчётливо. Ему не пятнадцать, чтобы вестись на такие дебильные шуточки и провокации.

 — Скажи мне, Себа-а-астиан, — протянул Джим, удерживая уголки воротничка, — мне очень интересно… Здесь ровно четыре пальца… от рукава до локтя [8] ? Да?

Вдох-выдох.

Себ опустил голову, поймал взгляд Джима и ответил предельно спокойно:

 — Да, сэр. Так точно, сэр. Возможно, вас интересуют ещё какие-то детали моего гардероба, сэр?

8

Знатоки рассказывают, что стандарты ношения британской военной формы гласят следующее: если рубашка расстёгнута, у неё обязательно должны быть подвёрнуты рукава. Подвороты должны располагаться строго на уровне четырёх пальцев выше локтевого сгиба. Под расстёгнутой рубашкой, разумеется, должна быть надета футболка. Если рубашка застёгнута, подворачивать рукава не допускается. Себ аккуратно следует этим требованиям и в повседневной гражданской жизни.

Джим выпустил его рубашку, состроил обиженную рожу и повернулся к Себу спиной:

 — Твой гардероб скучен как воскресная служба. И временами уродлив, — он опять устроился на диване, закинул ноги в начищенных ботинках на подлокотник, положил руки за голову и закрыл глаза, вытягиваясь как в шезлонге: — Ты понимаешь, о чём я.

 — Нет, сэр.

 — Этот костюм, в котором ты был. Тысяча девятьсот девяносто девятый год?

Себ педантично расправил воротничок расстёгнутой рубашки, машинальным жестом подровнял закатанные рукава и только после этого сказал:

 — Да, сэр.

 — Я-я-ясно. Очень, очень скучно.

Себу показалось, что голос Джима опять слабеет и становится менее чётким. Значит, снова доза? Отлично.

 — Сэр…

 — Сядь! — рявкнул Джим визгливо, не шевелясь и не открывая глаз.

Стульев в комнате не было, не считая компьютерного кресла в дальнем углу, диван был полностью занят Джимом. Себ пожал плечами и сел на пол. Его штанам не привыкать. Хотя пол в этой квартире, может, погрязнее иной крыши.

Джим запрокинул головой и какое-то время смотрел в потолок. Потом поджал под себя ноги и посмотрел на Себа.