Две части одного
Шрифт:
– Нам какой?
– Седьмой автобус.
– Вот же он стоит, – Дарья указывает на транспорт, и мы мгновенно срываемся с остановки и запрыгиваем в заполненный людьми автобус. Забыла уже, что у седьмого автобуса поменялась остановка. Теперь поздно думать о волнениях.
Чем ближе мы подъезжали, тем быстрее стучало мое сердце, я уже давно не приезжала сюда.
Много воспоминаний в этих местах.
Родителей я не видела уже давно,
Водитель объявляет остановку. Я толкаю Дарью в бок, отвлекая от разглядывания пейзажа за окном.
– Нам выходить.
Мы подходим к дверям, и как только они открываются, спрыгиваем на влажный от прошедшего дождя асфальт.
– Нам в тот синий дом, – киваю в сторону дома.
– На каком этаже квартира?
– На восьмом.
– Высоко.
Дарья не особо любила высоту. Об этом я узнала, когда нам устроили экскурсию на остров, на который можно было попасть только на частном самолёте. Такой бледной я ещё никогда не видела: она сидела в кресле, и ее бил мандраж. Когда мы приземлились, она один день вообще не разговаривала. Первое время я думала, что она просто летать боится, но потом узнала что у нее страх высоты.
– Там окна не большие, ты и не заметишь, – успокаиваю ее.
– Надеюсь, – она подняла голову, смотря на самый вверх 15-этажного дома.
Мы шли по двору моего детства. Я оборачивалась, позволяя воспоминаниям окутывать меня: «На этой горке, когда-то меня катали родители». Я направляю взгляд на маленькую железную горку всю в царапинах. «Как мираж вижу себя маленькой и счастливой, руки папы ловят меня снизу, и мы смеемся. Мама смотрит на нас с окна, и машет, когда мы с папой поднимаем на нее глаза».
Тоска в груди становится все сильнее. Мой взгляд переместился на кирпичное здание. Школа, в которую я ходила, перекрасили в коричневый, теперь она как новая, ещё и статус поменяла на гимназию.
– Эмиль, ты в порядке? – прочувствовав мое настроение, поинтересовалась Дарья.
– Да, все хорошо, – мне не хотелось сейчас разговаривать.
«Был ли здесь когда-нибудь Рейвен? Может я когда-нибудь видела его?» – думала я, оставаясь без единого ответа.
Когда ему было 10, мне был один годик. В 20 я уже уехала отсюда. Каким он был ребенком: проблемным или спокойным? Он обижал других или защищал? Хочу знать о нем больше: возможно ли это?
Пройдя чуть дальше, замечаю подъезд, в котором жили мои детские друзья, брат и сестра.
Они давно переехали и уже обзавелись семьями, как я слышала.
– Ой, мы прошли подъезд, – я так увлеклась мыслями, что не заметила тусклую бордовую дверь, ведущую в подъезд.
Прикладываю ключ к домофону, дверь щелкает, и мы заходим. Тут так же остался запах краски, давно ничего не менялось, не красилось. Но запах всегда стоял именно таким. В детстве мне было так интересно узнать, откуда он идет, что я бегала по всем этажам, вставала к дверям квартир и принюхивалась.
Я
тогда такой выговор от родителей получила. Все соседи стали жаловаться на их странную дочь.Так и не нашла.
Лифт работает, повезло, частенько в нем застревали люди. Дарье я об этом говорить не стала, может он уже перестал останавливаться в середине этажей и замирать до того как рабочие починят его.
На 6 этаже, я уже вся изнервничалась и старалась дышать ровнее, но дыхание сбивалось все сильнее.
Мы остановились около двери в мою квартиру, последние воспоминания бьют в голову, но уже не больно. «Вещи Дарка летят, перекатываются по лестнице вниз. Грохот стоял таким, как будто у него в сумках камни»
На связке ключей, нахожу нужный и вставляю в замочную скважину. Два раза прокручиваю и отпираю дверь.
– Проходи первая, – подталкиваю Дарью за порог.
Она не уверено входит.
– Обувь снимать?
– Не нужно.
Закрываю дверь на защёлку и прохожу в родительскую комнату, два пластмассовых глаза моего любимого мишки, грустно смотрят на меня. «Прости, что бросила тебя здесь» – мысленно веду разговор с медведем. «Так было нужно»
Дёргаю дверцу комода вперёд, и достаю все фотографии и фотоальбомы. Дарья садится на пол.
– Ты можешь сесть на диван, – говорю я, старясь подавить воспоминания, отслужившие свой срок.
– На полу удобнее будет, – отвечает Дарья, подминая ноги под себя. – Кидай фотки в середину и садись передо мной.
– Хорошо.
Открываю первый фотоальбом.
– Ты помнишь, как он выглядит? – спрашиваю Дарью про ворона, не желая называть его имени.
– Кто? – не понимает она.
Горько признавать, что, кажется, он снова позабыл обо мне.
– Рейвен, сможешь представить его на 20 лет моложе?
– Даже не знаю, я его только из окна видела, – Дарья грызет ногти, включая на полную свою память на лица.
– Старика ты вообще не видела, – логически мыслю я.
Я стала думать, как лучше поступить и беру фотографию родителей, на ней они держатся за руку и счастливо улыбаются на камеру. Вспоминаю то фото в старом доме, и смотрю сейчас на лицо мамы. Это точно была она.
Решение приходит почти сразу.
– Это мои родители, – протягиваю подруге фотографию.
Она берет в руки и рассматривает.
– Увидишь кроме них на фото кого-то другого. Отложи, – прошу ее я.
Смотрю на время, сейчас только два часа дня, но мы здесь точно до вечера.
***
После того случая, гнев за халатность работы спасателей ни как меня не отпускала, и я решил, что пора это прекратить.
–Аделия, – я позвал ее к себе. Она приоткрыла дверь и заглянула. – Зайди, – показывая глазами на стул, она заходит и встает к моему столу, не желая садиться.