Две невесты на одно место

Борис нахмурился.

– Извольте объясниться.

– Помнишь, что я принес тебе? – заорал писатель.

Гофмайстер сделал брезгливую мину.

– Да уж, нечто непонятное, гнутое и ломаное.

– Верно, – чуть сбавил тон Раевский, – обломок золотого подсвечника, единственное, что осталось от фамильного богатства, велел тебе сделать из него для моей жены украшение.

– Вы его получили, – бесстрастно ответил Борис.

– Ага, – снова вскипел Раевский, – в том куске было сорок пять граммов весу, а в твоей поделке сколько? Вор!

Гофмайстер схватил писателя за шиворот, допинал до входной двери и заявил:

– Прежде чем выгнать тебя, дурака, вон, все же объясню: слиток, превращаясь в изделие, теряет в весе, обработка забирает часть золота, усек? Это как с мясом, опускаешь в кастрюлю килограмм, а вынимаешь на триста граммов меньше.

– Так от говядины бульон остается, – справедливо заметил Раевский, – а ты девятую часть драгметалла спер!

Следующий скандал Гофмайстеру устроила Алла Ковтун. Дама принесла жемчужное ожерелье, она хотела сделать из него маленькое колье, серьги и браслет.

Борис быстро выполнил заказ, Аллочка ушла довольная, но скоро вернулась назад с претензией.

– Жемчужин не хватает.

– Вы о чем? – изумился Борис.

– Моя мама пересчитала жемчужины в ожерелье, перед тем как отдать его вам, – занудила Ковтун, – там имелось сто три штуки, а теперь их всего девяносто. Где еще тринадцать? Кому-то сережки из моих жемчужинок сделали, и колечко еще вышло.

Гофмайстер вытолкал и Аллу со словами:

– Вы с мамой психопатки, да и мне наука, теперь при клиентах все сам пересчитывать стану!

Но в отличие от Раевского, который поверил Борису, Аллочка осталась при своем мнении и поносила ювелира при каждом удобном случае. Однако самая неприятная история приключилась с Мисюсь. Когда-то, достаточно давно, ее муж заказал для жены подвеску, рубин в обрамлении мелких бриллиантов. Николеттина подружка с радостью носила подарок, но потом, уже после смерти мужа, у Мисюсь начались финансовые трудности, и она решила вынуть из оправы здоровенный рубин, вставить туда искусную имитацию и, продав камень, спокойно щеголять в не изменившейся по виду подвеске.

Мисюсь обратилась с деликатной просьбой к Исааку Шнейдеру, тот внимательно, при заказчице, изучил украшение и со вздохом сказал:

– Мадам, ваша просьба бессмысленна.

– Камень нельзя вынуть? – напряглась Мисюсь.

– Элементарно, – ответил Исаак.

– Тогда в чем проблема?

– Абсолютно пустое действие, к чему его вытаскивать?

– Но я хочу продать рубин, – напомнила Мисюсь.

– Тут нет драгоценного камня, – сурово заметил Исаак.

– Как? А это что? – возмутилась дама.

– Всего лишь очень искусная подделка, хорошая работа, – закивал Шнейдер, – но в вашем случае, мадам, это будет смена мыла на шило.

– Не может быть! – возмутилась Мисюсь. – Мой супруг достал камень из старого, поломанного медальона своей бабки, рубин был подлинным и стоил бешеных денег.

Исаак отложил лупу.

– Мадам может сходить проконсультироваться к другому мастеру.

Возмущенная Мисюсь, обозвав Шнейдера слепым идиотом, все же воспользовалась его советом, но и один, и другой, и третий ювелиры, к которым обращалась дама, произносили идентичный текст:

– Хорошая работа, отличная имитация, неспециалист никогда не распознает подделку.

В конце концов Мисюсь, зареванная и несчастная, прибежала к Коке, а та, возмутившись до глубины души, отправилась к Борису.

Гофмайстер совершенно не испугался вида взбешенной Коки.

– На земле слишком много сумасшедших, – философски заметил он, – я не делал сию подвеску, первый раз вижу ее.

Тут растерялась даже Кока.

– Неправда, – попыталась возражать она, – муж Мисюсь…

– Пусть он сам придет, – перебил даму Борис.

– Но он умер!

Гофмайстер развел руками:

– Увы! Значит, непосредственно от заказчика ничего не узнать. Думаю, он соврал жене, подвеску выполнил некий не слишком дорогой ювелир, камень поддельный.

– Рубин был подлинным!

Борис усмехнулся:

– Случается такое, супруге сказал одно, а на деле все по-иному. Если бы вы знали, сколько я выполнил работ, используя стразы, которые потом дарились как бриллианты. Но к рубину я не имею отношения, и это легко проверить.

– Каким образом? – недоуменно спросила Кока.

Гофмайстер вынул лупу.

– Всегда ставлю свое клеймо, стопроцентно здесь его не найдете! Объясните подруге: муж обманул ее.

– Имей в виду, – взвизгнула Кока, – я всем расскажу об этой истории.

– Пожалуйста, – равнодушно ответил Борис.

– Сообщу в милицию, что ты работаешь с золотом, – потеряла всякую интеллигентность Кока.

Гофмайстер засмеялся:

– Сколько вас таких! Извольте, кляузничайте, я совершенно не боюсь ни обысков, ни допросов, только следователь сразу спросит: «Откуда вы знаете о нарушении закона?»

– У меня имеется ожерелье твоей работы, из золота, – хищно воскликнула Кока.

Гофмайстер расхохотался:

– Верно, его конфискуют в качестве вещдока, потом «потеряют», а нас посадят вместе, меня за работу, а вас за заказ.

Кока ушла от Бориса, ощущая себя больной, наверное, на жизненном пути активной, умеющей всегда добиваться своего дамы ювелир был единственным человеком, который сумел поставить ее на место. Причем опыт был настолько болезненным, что Кока сейчас повторяла, словно заезженная пластинка:

– Вот сволочь! Ну скажи, мерзавец!

– Абсолютно согласен, – закивал я, – странно, однако, что Борис не растерял всех клиентов.

Кока уперла ручонку в костлявый бок.

– Так и лишился бы практики, слухи-то по Москве поползли, только он погиб.

Я откинулся в кресле.

– Гофмайстер умер?

– Да, – торжествующе воскликнула Кока.

– Давно?

Собеседница подперла кулаком щеку.

– Ну… не вспомню, достаточно лет прошло.

Я почувствовал глубокое разочарование, похоже, мы с Норой напоминаем двух охотничьих собак, которые, учуяв запах дичи, пронеслись через лес, переплыли реку, выскочили на опушку и обнаружили на ней ребенка, пасущего гусей, вроде добыча, да не та.