Две невесты Петра II

— Так это правда?! — сдавленным от волнения голосом произнесла Маша.

— Что правда? — спросила тётка, даже не взглянув на неё и не выпуская из рук вышитой сорочки.

— То правда, что сватают меня за этого, этого... — Она не могла говорить от рыданий.

Тётка молча, тяжело опираясь руками о край сундучка, поднялась с колен, села на постель, прямо на груду одежды, вытащенной ею из сундучка.

— Знаешь уже? — спросила она спокойно, без тени удивления.

Ровный, будничный голос тётки словно отрезвил Машу, она перестала всхлипывать, но слёзы ещё текли по её лицу.

— Полно, полно, голубушка, — сказала тётка ласково, — не плачь, поди сюда, сядь рядышком.

Маша покорно подошла к кровати, тётка отодвинула от края наваленные вещи, освобождая место для племянницы. Маша села возле. Некоторое время обе молчали. Мокрой ладонью Маша вытирала залитое слезами лицо.

— На вот, голубушка, утрись, — протянула ей тётка тонкий белый шёлковый платок с длинными кистями.

Маша машинально взяла платок, уткнулась в него и вновь зарыдала, громко всхлипывая. Тётка сидела неподвижно, молча гладя вздрагивающие плечи Маши. Мало-помалу та успокоилась, перестала плакать и, отняв платок от лица, посмотрела на тётку воспалёнными, распухшими от слёз глазами.

— Ты всё знала? — спросила Маша с какой-то затаённой надеждой, глядя тётке в глаза.

— Да, — коротко ответила та, кивнув головой.

— Что ж ты мне ничего не сказала? — с упрёком произнесла Маша.

— Не велено было, — тихо отозвалась тётка.

— Кем же не велено?

— Отцом. Твоим отцом, вот кем. Всё ведь ещё только решалось.

— Что решалось? — не понимая, о чём говорит тётка, спросила Маша.

— Твоя свадьба с великим князем, — твёрдо ответила Варвара.

— С великим князем! — вскричала Маша, вскакивая с постели. — Да как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что я люблю графа Петра! Знаешь? — повторила Маша, подходя совсем близко к тётке.

— Знаю, — кивнула та.

— Так как же ты можешь, ты... — Маша несколько раз повторила это слово, не найдясь, что сказать ещё.

Варвара спокойно посмотрела на неё.

— Да, да, — горячо продолжала Маша, — как можешь ты говорить такое, ты, ты, которая сама всю жизнь любила моего отца!

При этих словах Маши лицо Варвары Михайловны побледнело, губы крепко сжались в тонкую линию. Застыв в ожидании, она, казалось, ждала, что ещё скажет ей Маша.

— Я знаю, знаю, — уже не так запальчиво и тише проговорила Маша, — слышала, как ты с батюшкой о том говорила.

Маша с опаской взглянула на застывшее, словно окаменевшее лицо тётки. Испугавшись сама своих слов, Маша подошла к ней ближе, склонилась над нею, но та никак не отозвалась. Маша опустилась пред тёткой на колени, уткнувшись лицом в подол её платья, вновь громко и горько зарыдала.

— Ну будет, будет, — наконец спокойно произнесла Варвара Михайловна, гладя Машу по растрепавшимся волосам. — Плакать-то зачем?

Маше показалось, что тётка говорит это, улыбаясь.

— Плакать не об чем, — повторила она ещё спокойнее, — а давай-ка мы с тобой сейчас чайку напьёмся.

Я велю заварить чайку с мятой да малиной, а потом и поговорим.

Сказав это, Варвара Михайловна вышла из комнаты, а сморённая горем и слезам Маша, повалившись на груду вытащенных из сундука вещей, мгновенно уснула.

Позже, напившись ароматного чаю, Маша и тётка долго-долго сидели рядом на постели обнявшись, и Варвара всё говорила и говорила ей тихим спокойным голосом, что всё, что Богом задумано и делается, — благо и нет в том большой беды, что забрали у неё любимого жениха.

— На всё воля Господа, — уверенно повторяла тётка, крестясь на икону в божнице.

Маша слушала её молча, казалась совсем успокоенной, убеждённой её доводами, но неожиданный вопрос, заданный Варваре Михайловне, говорил о том, что её спокойствие только внешнее.

— Так ты говоришь, — повернулась она к тётке, посмотрев на неё глазами, полными муки, — что его не велено из дворца выпускать?

— Сама государыня строго наказала за ним следить, чтоб никуда из дворца не отлучался.

— Так вон оно как, — вздохнула Маша, как показалось Варваре, с облегчением. — Я-то думала, что он по своей воле перестал у нас бывать, а тут вот оно что. — Она не договорила и вновь глубоко вздохнула.

— Да неужто он по своей воле отказался от такой молоденькой красавицы, как ты? — улыбаясь, проговорила Варвара, обнимая племянницу.

— Полагаешь, любит он меня?

— Не сомневайся, моя красавица, не сомневайся! Любит, конечно, любит!

— А уж я-то его как люблю, — вновь всхлипнула Маша, и слёзы снова потекли по её лицу.

— Ну полно, полно, дорогая, успокойся. Давай-ка лучше поговорим о твоём другом женихе.

Маша безучастно кивнула и так же безучастно слушала, как долго и ласково говорила ей тётка о том, что государыня сильно хворает, что долго ей не прожить, а там...

— Что ж там? — безразличным голосом спросила Маша.

— А там, — вдохновляясь, продолжала Варвара Михайловна, — а там он станет государем.

— Почём ты знаешь, что он? — как будто заинтересовалась Маша.

— Уж поверь мне, что всё так и случится, об этом уж батюшка твой постарается.

Словно не замечая последних слов о том, что «батюшка постарается», Маша, казалось, внимательно слушала тётку, которая продолжала рисовать перед нею заманчивые картины жизни, когда она станет женой великого князя, а он потом российским государем.

Обдумав слова тётки, Маша наконец сказала:

— Так ведь великий князь слишком молодой ещё для брака.

— И-и, полно, красавица! Что ты такое говоришь? Да в старину, знаешь ли, как молодца женили? — Варвара Михайловна вопросительно посмотрела на Машу.

— Как? — слабо улыбнулась та.

— Да как можно ранее, чтоб в холостой жизни не избаловался.

— Не избаловался ? Как это?

— Да так. Чего молодому да неженатому делать? Будет тогда, как князь Иван Долгорукий, за всеми девицами волочиться.