Две полоски от босса

 Обалденный запах! 

Громов кивает, почти незаметно сдвигая пальцы с волос к мочке уха, и медленно обрисовывает по кругу небольшую сережку. Меня словно бьет током. По спине бегут мурашки. Я непроизвольно ерзаю на месте. 

– Правильно, детка. Своего мужчину надо уважать, – наклоняется ближе и, не смотря на мои попытки уклониться, опускает широкую ладонь на коленку, достаточно ощутимо сжимая ее. – Это закон. 

Горячие мужские губы опаляют поцелуем, не давая времени сообразить, как правильно реагировать на происходящее. 

Он словно захватывает в плен - властно, жарко. 

Я поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но… спустя мгновение таю, плавлюсь в сильных грубоватых объятиях под жадными грубоватыми поцелуями-укусами. 

Постепенно поцелуй становится более чувственным и тягучим, словно сладкая медовая патока. Я стону, непроизвольно выгибаясь в талии, чтобы ощутить горячие тугие мышцы плотнее, ближе… Но когда ладонь касается нежной кожи живота и принимается красться все выше, словно вор, вся сжимаюсь.

 Меня будто обдает ледяным потоком воды, когда вспоминаю, где я и с кем. 

Боже, что я творю?! 

Толкаю ладонями в широкие плечи, но Максим как неприступная гора - не двигается с места. 

Этот тиран продолжает терзать мои губы, словно безумно вкусный десерт, который намерен съесть до последней крошки. 

И лишь когда я собираю все силы и испуганно бью кулачками по мощным плечам, мужчина нехотя отстраняется. Казалось, он только очнулся от какого-то транса. Взгляд синих, как океан, глаз жадно устремляется на мои припухшие после страстных поцелуев губы.

Глава 8

Макс 

— Приятного аппетита. 

Голос отца застаёт меня врасплох. Плечи непроизвольно каменеют, от чего мышцы бугрятся, перекатываясь под тканью футболки. Сидя в гостиной за большим овальным столом, я продолжаю усердно работать ложкой.

 Сколько за свою жизнь обошёл ресторанов и кафе, чьи владельцы кичатся высокой кухней и профессиональными поварами, но никогда не пробовал такой вкусной шурпы, как эта. 

Только мать умеет так готовить! 

Мясо буквально отходит от костей, разделяясь на волокна, а ароматный запах овощей щекочет рецепторы, усиливая аппетит. 

— Спасибо, – бурчу, бросая на отца взгляд из-под бровей. 

Он одет с иголочки, как и всегда. Классический костюм, белоснежная рубашка, подмышкой зажата свежая газета… 

— Ты бы чаще приходил. Мать скучает. 

Что-то в его голосе заставляет меня остановиться. Ложка на мгновение зависает в воздухе, прежде чем я вновь зачерпываю наваристый бульон. 

Мы оба знаем, что он тоже скучает, но отец слишком упрям, чтобы в этом признаться. 

Только вот проблема в том, что я упрямее в два раза. 

— Работы много, – недовольно морщусь в ответ, отламывая большой кусок от ароматного «хьокхам»*. 

Свежий и мягкий, он тает во рту. Непроизвольно прикрываю глаза от гастрономического удовольствия. 

– Что нового, сын? Как бизнес? – отец ищет точки соприкосновения, но натыкается на каменную стену отчуждения. 

Усмехаюсь. Специально ведь не называет по имени. 

— Нормально, – срывается с губ односложный ответ, когда я тянусь к стакану с водой. 

Отец растерянно сжимает в руках газету. 

— А ты не многословен. 

Сдаюсь, замечая под глазами родителя тёмные круги. 

Сжимая зубы, ощущаю, как в груди ядовитой змеей начинает шевелиться неприятный холодок. Много работает? Или опять сердце беспокоит?

 Мы не общались два года, после моего возвращения со службы из Сирии. Только сердечный приступ отца повлиял на то, что я затолкал все наши обиды и разногласия в самый темный угол души, но лишь на время… 

— Перевозки идут полным ходом, без дела не сижу, - отвечаю уже более миролюбиво, промокая губы льняной салфеткой. – На «Грушовой»** новая система, пропуски ввели. 

— Да, знаю. По моему распоряжению. Следовало сделать это еще три года назад, когда… – кивает головой отец, но замолкает, замечая мой полыхнувший бешенством взгляд. 

Всю жизнь будет меня попрекать?! Да, я облажался! Был совсем зелёный, горячий, хотелось быстро поднять больших бабок, за что и поплатился. 

Тем не менее, то, как отец поступил со мной тогда… Я никогда не забуду этого! 

Нет, не из-за ненависти, а просто потому, что это невозможно – это навсегда останется со мной. Что-то похожее на кислоту хлынуло по венам, почти разъедая на физическом уровне. Ничего не изменить. 

Ярость, гнев… Нет, уже не на отца, а на судьбу и то, что не в моих силах хоть что-то исправить. 

— Я полностью рассчитался за свой проступок, – цежу, намерено прикасаясь к извилистому шраму у виска. — Или ты считаешь, что этого мало? Я всю жизнь должен… 

— Сынок, - голос появившейся на пороге гостиной мамы мгновенно остужает пыл. 

Высокая, статная, всегда держащаяся, как королева, сейчас она выглядит раненной птицей. Почти черные глаза полны тревоги. 

Взгляд мечется между мной и отцом, словно не зная, на ком остановиться. Она делает свой выбор. 

Шаг в мою сторону говорит о самом главном для меня и - так было всегда. 

Между мной и «ИМ» она всякий раз выбирала меня. 

– Ты останешься с ночевой? – спрашивает слегка растерянно, явно расстроенная нашей перепалкой. 

Мама всегда остро чувствует назревающий между нами конфликт, словно ласточка - надвигающийся дождь с грозой. 

Мой взгляд смягчается. 

Не хочу тревожить мать. Она ни в чем не виновата, она достойна мира в своем доме. 

Я обязан проявить уважение. Беру ее протянутые ко мне руки, целую их и прикасаюсь лбом к тыльной стороне кистей. 

– Спасибо, за обед, мам. Все на высоте, как всегда. 

Она тут же зарделась от похвалы и провела пальцами по моему плечу, слегка похлопывая при этом. 

– Я так рада, что ты пришел, сынок. 

– Где Дамир? – спрашиваю мать, пряча руки в карманы джинс. Несмотря ни на что, я соскучился по старшему брату.