Две полоски

Но знает ли она точно?

Я полез в интернет. Выяснил, что отцовство можно установить во время беременности, но не раньше седьмой недели. А, если предположить, что я отец, то беременность составляет… Несложные подсчеты показали: пять недель. И, если быть совсем точным, еще пара дней.

Может, она и не знает. Может, у них со слизняком Денисом был секс за день до нашей встречи. А, может, не было…

Да что тут гадать или ждать семь недель?! Можно же просто спросить.

Я так и сделаю. Задам ей вопрос в лоб.

***

Алена

– Ну что ж, поздравляю. У вас все в порядке, - произнесла врач по окончании приема.

– Кроме одного показателя.

Я напряглась.

– Не пугайтесь, это можно поправить. У вас низкий гемоглобин. Вы чувствуете слабость?

Я кивнула.

– Обмороки были?

– Да… один раз.

– Это плохо, - помрачнела она.
– Вам нужно немедленно начать принимать препараты железа. В идеале в уколах.

Я сжалась. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Но есть и другой вариант. “Тотема”. Это такая жидкость в ампулах, очень хорошо работает. Проблема в том, что не все беременные ее хорошо переносят.

– Я перенесу!

Лишь бы не колоть уколы! До смерти боюсь иголок.

Мне назначили кучу анализов - придется приехать завтра с утра. Прописали другие витамины. Выдали буклет с памяткой для беременных. И проводили к выходу.

По дороге к нам присоединился Мирон Александрович.

– Я думаю, нам надо поужинать, - заявил он, как только мы вышли из клиники.

– Спасибо, но я…

Мой живот громко заурчал. И я почувствовала, что, на самом деле, умираю с голоду. Аппетит проснулся еще во время осмотра, когда я вспомнила, что с обеда ничего не ела. Но тогда я отвлеклась, а теперь голод навалился со страшной силой.

– Я пойду куплю хот-дог, - заявила я и направилась к ларьку, торчавшему на противоположной стороне улицы.

– Какой хот-дог! Ты с ума сошла? Это нельзя есть!

– Вкусный хот-дог с горчицей и корейской морковкой, - пролепетала я и сглотнула слюну.

– Думаешь, это будет полезно ребенку?

Я уныло покачала головой.

– Я поеду домой. Огромное вам спасибо за все. Я вообще не знаю, как вас благодарить. Я не ожидала, что вы так…

Ну вот. Кажется, я сейчас опять разревусь. Лучше бы он дал мне съесть хот-дог! Может, гормоны бы успокоились.

– Тут неподалеку есть ресторан европейской кухни. Полезные питательные блюда. Я приглашаю.

– Это как-то слишком, вам не кажется?

– В смысле?

– Почему вы со мной возитесь? Вы, случайно, не маньяк?

Господи, мой язык бежит впереди мыслей! Я не собиралась этого говорить.

Мирон Александрович вздохнул.

– Я маньяк. Смирись с этим и поехали.

***

Мирон

Аленка сказала, что у нее пониженный гемоглобин, поэтому я заказал ей отбивную. В мясе много железа. И салат с кучей свежей зелени, чтобы это железо лучше усваивалось.

Пока все это несли, Аленка сжевала весь хлеб из корзинки и, кажется, собиралась взяться за салфетки… Я смотрел на нее с опаской. Что, если она опять начнет есть несъедобные предметы? Видимо, придется их у нее отбирать. Салфетка, которую она сейчас вертит в руке, явно не годится в пищу.

Она была радостной и оживленной. Кажется, общение с врачом подействовало на нее благотворно. Болтала об анализах, о рекомендациях, о том, как ей было щекотно, когда ее слушали.

Я тоже пытался быть легким и позитивным. С большим трудом, но у меня получалось.

Аленка съела большую часть отбивной. Стала совсем расслабленной. Смотрит на меня, как на хорошего друга, а не как на пугающего начальника. Ну все. Пора.

Сейчас я задам очень важный вопрос. Блин. Сердце колотится. В горле пересохло.

Я поправил галстук. Почувствовал, что он меня душит и снял его.

Ладно. Я готов.

– А, кстати, какой у тебя срок беременности?
– спросил я небрежным тоном.

Получилось как-то сипло. Прокашлялся. Хотел повторить. Но, кажется, Аленка и так меня услышала.

– Они говорят: пять недель, - произнесла она.
– Но я могу сказать еще точнее.

Мое сердце пропустило несколько ударов. Мне стало очень жарко.

– Пять недель, - эхом повторил я. - А что значит: точнее?

– Просто я совершенно точно знаю день зачатия, - выдала Аленка.

Я снял пиджак и расстегнул рубашку.

У них тут что, систему кондиционирования заклинило? Почему так душно?

– Э-э… как это?

Я хочу подробностей! Я требую их!

Аленка лишь загадочно улыбнулась и воткнула вилку в отбивную. Мне показалось, что вилка вошла мне в горло. Что-то мешало дышать.

Аленка же улыбается, как ни в чем не бывало, щебечет что-то о пользе салатных листьев и от том, как ей нравится шпинат, хотя все его ненавидят.

Я залпом выпил стакан воды. Хотелось чего-нибудь покрепче. Может, заказать виски? Но я за рулем…

Надо просто задать вопрос в лоб, и все. Как я и собирался.

– Отец ребенка - твой бывший?
– выпалил я.

Аленка помрачнела. Перестала резать отбивную. Даже отложила нож.

– Ты ешь, ешь, - попытался подбодрить ее я.
– И извини за бестактный вопрос.

– Я не хочу о нем говорить!

Мне показалось, что в ее голосе звучат подступающие слезы. Вот тебе и вопрос в лоб! Только расстроил ее, а ничего не узнал. Теперь вообще на эту тему нельзя заговаривать.

Блинский блин!

Я принялся развлекать Аленку, болтать всякую чушь. Это было совсем непросто! Но я не хотел, чтобы она разревелась. И боялся потерять с ней контакт, который только-только наладился.

Вообще я знаю один способ вызвать собеседника на откровенность. Он работает практически безотказно.

Надо сделать первый шаг. Рассказать о себе что-нибудь такое, чем не хотел бы делиться. Что-то неловкое или стыдное. Или очень личное. Желательно на ту же тему, на какую хочешь услышать откровенное признание.