Две полоски

Аленка хлопала глазами, испуганно и удивленно пялясь на букет и игрушку.

– Ну то есть, проезжал мимо, увидел цветочный магазин, вспомнил о тебе…

Опять какая-то фигня получается. Почему так тяжело-то?!

Я вручил Аленке букет и игрушку. Она нерешительно взяла цветы, и даже слегка прогнулась под весом букета. Черт, а он, и правда, огромный и тяжелый…

– Зачем это?
– пролепетала она испуганно.

Но на игрушку смотрела с умилением, как маленькая девочка.

Так. Что говорить-то?

Может, просто сказать: “Дорогая, у нас с тобой будет ребенок”. И посмотреть, как у нее упадет челюсть.

А, вот. Нашел тему для затравки.

– Я хотел извиниться.

– За что?

– На том ужине я повел себя не очень… То есть очень не… Напился, как свин.

– Ну, до свина вам было далеко, - улыбнулась Аленка.
– И я понимаю, почему вы выпили.

– Да?!

Что, правда догадалась? Вспомнила?

– Вы расстроились из-за этой... Ольги.

А, это... трюк с откровенностью! Я уже и забыл о нем. 

Нет, Аленка. Ты ошибаешься. Я не расстроился. Я офигел.

Телефон Аленки, лежавший на полочке у зеркала, пискнул. Она посмотрела на экран.

– Ой, вы извините, но я тороплюсь. За мной уже и такси приехало.

– Куда едешь?

– К маме.

– Я тебя отвезу.

– Это далеко!

– Ничего. С удовольствием прокачусь.

– Я на вокзал, потом на электричку. Это в области.

– Прекрасно. Обожаю ездить в область.

– Мирон Александрович, вы…

– Мы на “ты”, помнишь?

– Тогда спрошу прямо: что тебе от меня нужно?

Вот оно. Тот самый подходящий момент.

Пора.

– Видишь ли, Алена… У меня к тебе есть разговор.

Аленкин телефон затрезвонил. Она хотела его взять, но мешал букет. Я увидел, что звонит таксист, поднял трубку, произнес:

– Мы отменяем заказ.

Он начал возбухать, я сказал:

– Сейчас выйду и заплачу.

Положил телефон на место. Открыл дверь и произнес:

– Жду тебя внизу.

Мы ехали уже примерно полчаса, Аленка сидела молча, сжав губы в тонкую ниточку. Она явно была не в настроении и я не знал как подступиться к важному разговору.

– Подожди, - внезапно произнесла она.
– Давай остановимся.

Я притормозил у обочины.

– Что случилось? Тебе плохо?

Аленка кивнула.

Я нажал на кнопку, открыл ее окно.

– Тошнит?
– спросил я.

Она отрицательно помотала головой. А потом выдала:

– Поехали обратно.

– Как скажешь, - я завел машину.
– Но все же… в чем дело? Может, в больницу?

Я разволновался. Что, если у Аленки какие-то серьезные проблемы? Беременность - дело нешуточное. А она вон какая хрупкая… А до больницы, между прочим, пилить и пилить.

Вот и разворот. Я повернул в обратную сторону, в город.

– Что болит?
– спросил я.
– Давай позвоним врачу. В клинике всегда есть дежурный.

– Да ничего у меня не болит!
– сердито воскликнула Аленка.
– Сердце только.

– Сердце - это очень серьезно.

– Ага. Как подумаю, что нужно все маме рассказать, оно просто останавливается.

Ах, вот в чем дело! Она просто боится! Вернее, не просто. А очень сильно. Сжала пальцы так, что больно смотреть. Закусила губу до крови. И, по-моему, даже побледнела.

Я снова притормозил у обочины. Аленка удивленно повернулась ко мне.

– Так сильно боишься маму?
– спросил я.

– Ну а зачем ей говорить?
– начала тараторить Аленка.

Уже не первый раз замечаю, что она, когда волнуется, начинает говорить очень быстро, тарахтит, просто как из пулемета.

– Маме знать необязательно. Когда живот появится, я к ней ездить не буду. Буду звонить и говорить, что очень много работаю. А потом как-нибудь заявлюсь уже с ребенком. Скажу как бы между прочим: а я тут на днях родила. Тогда уже поздно будет меня упрекать...

Я еле сдерживал улыбку. Какой она все-таки еще ребенок, моя Аленка! Маму боится, сказки всякие выдумывает. Ага, так все и будет. Заявится к маме с ребенком… Моим ребенком, между прочим!

Похоже, сегодня я Аленке так ничего и не расскажу.

Она и так слишком разволновалась, а беременным это вредно. Моя новость ее добьет. Так что пока отложим.

В общем, я опять развернулся. Уговорил Аленку все же поехать к маме. Остановился у магазинчика, купил маме цветы.

А, когда мы подъехали к дому, я сказал:

– Пойду с тобой.

– Зачем?

– Увидишь.

***

Алена

Как я предполагала, Анька объявила Мирона извращенцем. Так и заявила:

– Есть такие извраты, которых тянет на беременных.

– Да не тянет его на меня, с чего ты вообще взяла?

– Тогда почему этот, как ты его описала, роскошный самец, проводит время с беременной тобой, а не с какой-нибудь сисястой моделью? Что ему от тебя нужно?

– Да ничего ему не нужно. Он просто… мы просто дружим, - произнесла я.

Анька расхохоталась.

– Дружит она. Ты-то, может, и дружишь, а вот он…

Я не рассказала Аньке ту историю с несостоявшейся беременностью, которую мне поведал Мирон. Думаю, ему было бы неприятно, если бы я начала болтать об этом. Он поделился со мной в момент откровенности. И я смогу держать рот на замке.

Лично для меня после этой истории все стало ясно. Я со своей беременностью просто напоминаю ему ту девушку. Теперь понятно, почему он так разорался, когда я заявила, что ничего не решила. Он слышать не может про аборты! Для него это больная тема.

И кстати, Мирон вовсе меня не преследует. Я его уже несколько дней не видела! 

И все же, когда он заявился сегодня с цветами и игрушкой, я напряглась. Может, он, правда, извращенец? И Аньки не было дома. Хотя что бы она сделала? Определила на глаз, насколько он нормален? Она тоже укатила к родителям на все выходные. Вот и я собралась к маме…

А Мирон заявил, что подвезет меня! Ему что, заняться больше нечем в субботу? Точно, маньяк. Но, когда он начал извиняться, мое сердце дрогнуло. Он был таким милым! Ему идет быть виноватым.