Две половинки (Просто о любви)
Шрифт:
Как и положено вождю.
– Я сейчас ему несколько уколов сделаю, пока вы ходите, созвонюсь со знакомым из больницы, чтобы сразу к нему везти Василия Федоровича. Когда вы вернетесь, мы на вашей машине доедем ко мне, поставим ее на место моего «ровера». От греха. Идите. Да, и дом свой проверьте, закройте, и из машины все нужное не забудьте достать.
«Есть!» она не ответила, хоть и подмывало по глупости или от того же стресса, кивнула, смутно напомнив себе постоянно кивающего китайского болванчика, и заторопилась выполнять поставленные задачи.
Мужчину она привела, вернее, не она,
– Да что ты, Стася, как же можно не помочь? А собрать его в больницу: документы, одежку какую, щетку зубную. Там всякое, тапочки!
«О господи! – простонала мысленно Стаська. – Еще и тапочки! А я его, как на кладбище, без ничего, без документов и тапочек везти хотела!»
Василия Федоровича со всеми возможными предосторожностями вынесли на руках доктор с соседом, Зинаида Ивановна упорно поддерживала его голову, больше мешая чем помогая, но мужчины ее не отстраняли. Больного погрузили на заднее сиденье машины, а командир отдал последние распоряжения:
– Зинаида Ивановна, вы за домом его присмотрите, он не скоро вернется. Сможете здесь все закрыть?
– Конечно, доктор: и печь почищу, и проверю все, и закрою, не беспокойтесь! – выказала готовность душевная соседка.
– Я не беспокоюсь и вполне на вас полагаюсь. Не хочу, чтобы беспокоился Василий Федорович, ему этого сейчас никак нельзя. Станислава, садитесь к нему назад, поддерживайте голову и старайтесь удержать его от лишних движений!
Внешность «ровера», не самого «крутого» и модного, удивила Стаську обманчивостью, не соответствующей содержанию, – весьма и весьма мощный, с ровным плавным ходом и звучащим как музыка мотором.
Василий Федорович или спал после уколов, или не мог открыть глаза от слабости и боли и дышал тяжело, с прихрипыванием, Стася, придерживая его голову двумя руками, все прислушивалась, боясь и предположить худшее.
Понемногу его дыхание выровнялось – уснул, наверное, и она слегка успокоилась, посмотрела в окно, на дорогу. Когда они проехали поворот на райцентр, тихо спросила:
– А мы разве не в районную больницу едем?
– В Москву. Здесь я никого не знаю, – ответил мужчина и посмотрел на нее в зеркало.
Стаська перехватила этот его взгляд и вдруг подумала, что не представляет, как он выглядит. В переполохе она воспринимала его в целом – большой, широкий, высокий, обычное лицо, а вот какое обычное, в деталях и не рассмотрела, только сейчас обратила внимание на его глаза – светло-серые, со стальным отливом и очень усталые.
Какие-то замученно-усталые застарелой, преодоленной, не единожды изматывающей усталостью, с темными, до черноты, тенями на веках и под глазами.
Странно, а ведь совсем по-боевому командовал на блокпосту – здесь мины, там мины, направо, налево, шагом марш! – спокойно, без надрыва и фанатизма.
Вождь, одним словом.
И поди ж ты догадайся, что устал командир!
А еще она детально запомнила его руки – большие, широкие кисти с длинными сильными пальцами, немного покрасневшие.
– Как вас зовут? – ни с того ни сего спросила Стаська.
–
Степан Сергеевич.– Спасибо вам огромное, Степан Сергеевич! – уж совсем не в огород бухнула Стаська.
Он не ответил. И взгляд отвел на дорогу.
Степан устал дьявольски.
Осатанело, за всякими человеческими пределами. Еще сутки назад он не понимал, как держится, а перейдя тот рубеж, и задумываться перестал.
Он не спал без малого трое суток, но даже при такой непереносимой усталости не мог заснуть в самолете. Его организм был странно устроен – он мог сутками дрыхнуть в поездах, в машине, на корабле в любую качку, не реагируя ни на какие внешние раздражители, вплоть до разбушевавшейся стихии, но никогда не получалось заснуть в самолете.
А летать приходилось много, очень много. И часто. И на разные расстояния, как правило, дальние.
Никаких медикаментов в помощь индивидуальной работе организма – таблеток, инъекций, стимулирующих препаратов – он категорически не принимал, и в случаях, когда, казалось, обстоятельства вынуждают подбодрить, помочь телу и разуму – нет! Прекрасно понимал, что при его работе таких обстоятельств будет полно, а подсесть на зависимость, как некоторые его коллеги, можно запросто.
Сам справлялся. А справляться он умел.
Таким вот образом, на остатках силы воли и махнувшем на него рукой характере, он добрался, не помня как, нынче утром до дома и завалился спать.
Сразу. Прямиком с порога, стаскивая с себя одежду по ходу движения в спальню, забрался в кровать под три одеяла – дом-то не топлен – и вырубился.
Ему снилось, что он услышал слабый голос, доносившийся из развалин. Прислушался. Да! Есть!
– Живой!!! – оповестил он команду и отошел в сторону.
Теперь ждать. Ребята оценят высоту и сложность завала, под которым оказался человек, пути лучшего доступа.
– Вы разговаривайте, если есть силы!! – прокричал человеку Лева. – Чтобы мы вас слышали!
Человек под толщей бетонных обломков что-то тихо отвечал. Степану, стоявшему сбоку, не было слышно слов, только голос.
И вдруг без команды и предупреждения начались работы!
Бух! Бух! Бух! – стучала дробилка.
– А-а-ах!! – сбрасывал в кузов обломки экскаватор.
– Кто разрешил?! – заорал Лева так, что вздулись жилы на шее. – Тишина!!!
И Степан побежал туда, к машинам, немедленно остановить работы. Он спотыкался, выворачивал ступни о края бетонных обломков, заваливших все вокруг, упал, рассек колено, поднялся и побежал дальше.
Бух! Бух! Бух!
Степан сел на кровати, не открывая глаз.
– Да что за черт?!
Он спит? Проснулся? Или наоборот, идет работа, а он заснул?
– Откройте! Эй! Есть кто дома?!
Он тряхнул головой, пытаясь оказаться в реальности. Только вот в какой?
Ночной кошмар?
– Пожалуйста! Это очень срочно!
Глаза он смог открыть.
Так. Он дома. И кто-то тарабанит в дверь. И кричит.
Пожар, что ли?
Руки и ноги плохо слушались, когда он натягивал джинсы. Что там руки-ноги – голова совсем не соображала, но умудрялась кое-как отдавать команды телу, что и помогло Степану добраться до двери и эту дверь открыть.