Две половинки райского яблока

– Сталинград, – ответил Флеминг, не чинясь.

– Ничего себе! – восхитился господин Романо. – Русский?

– Нет, – ответил Флеминг, пожимая плечами. – Не русский.

– А… понятно, – догадался господин Романо. – Дети детей-цветов, поколение постхиппи… У меня был знакомый, приличный молодой человек, американец, по имени Мейклав. Помните, у них был такой лозунг – «Делайте любовь, а не войну!». Или «бомбы». Он называл себя Майк. Верно?

– Верно, – ответил Флеминг.

– Мне нравится ваше имя, – похвалил господин Романо. – На редкость выразительное. Вы в шахматы играете?

– Играю, – ответил Флеминг.

– Спорим на сто… какая у них тут валюта? – что я вас сделаю на десятом ходу! – предложил господин Романо.

– Спорим, – ответил Флеминг.

Господин Романо проиграл. И проигрывал в дальнейшем, тем не менее азартно крича перед началом новой партии:

– Спорим, что на сей раз я вас обставлю!

Английский доктор привел также и здоровенного детину по имени Гайко, местного, который стал при господине Романо чем-то вроде камердинера или няньки. У него были хорошие руки, а терпения не занимать. Он умывал господина Романо, кормил, невзирая на протесты, и стоял над душой до тех пор, пока тот не проглатывал все полагающиеся ему таблетки. А также толкал по аллеям больничного парка кресло на колесах и при необходимости переносил хозяина на руках в машину. Они ездили втроем в небольшой городок в горах, в двадцати пяти километрах от Загреба, славящийся термальными источниками.

Осень плавно перетекла в зиму, нехолодную, но с обильными снегопадами. Все трое плавали в олимпийских размеров бассейне под сферической стеклянной крышей, а снаружи шел снег, постепенно укрывая лес на склонах гор. Господин Романо, вяло шевеля конечностями, часами «висел» в воде, попахивающей тухлыми яйцами, рассматривал горы и прикидывал, сможет ли он когда-нибудь… после неприятности, которая с ним приключилась… снова встать на лыжи? В бассейне под стеклянным колпаком ему было скучно.

Снаружи тоже были термальные бассейны. Они дымились на легком морозце, на их краях и дорожках вокруг лежал нетронутый снег, сверкающий на солнце. Желающих плавать под открытым небом не было. Стеклянные кубики раздевалок занесло сугробами.

– Мальчики, за мной! – приказал однажды господин Романо. – Мне эта лужа под колпаком уже вот где! – Он провел ребром ладони по горлу.

Спустя минут двадцать они, фыркая, как дельфины, плавали в клубах пара в «уличном» бассейне. Отражаясь от поверхности воды, оглушительное эхо их голосов взмывало к горным вершинам и сбивало снег с веток деревьев. Снег все сыпался и сыпался с веток… Красные островерхие крыши коттеджей, торчащих там и сям на склонах, казались шапочками подглядывающих гномов.

«Белла чао, чао, чао!» – немузыкально кричал господин Романо, выпрыгивая из воды и снова ныряя. Все обитатели гостинички высыпали наружу, наблюдая купание троицы.

Примерно через час в бассейне под открытым небом купались все, забросив «лужу под колпаком»…

Потом приехали Аррьета и Клермон и все, как всегда, испортили. Они капризничали, так как в гостинице не было удобств, к которым оба привыкли. Высокие каблуки Аррьеты ломались на мощеных мостовых, к тому же плохо чищенных. Клермон все время падал. Кроме того, невоспитанные местные жители пялились на него самым неприличным образом, чувствуя в нем существо чуждой породы – Клермон был, по своему обыкновению, в белых ситцевых шароварах, черной норковой шубке и зеленой шляпе с широкими полями, украшенной фазаньим пером. Кроме того, они были похожи на разбойников. Еда была отвратительная, о чем Аррьета тут же заявила «дорогому Джузеппе». Тот удивился и ответил, что не заметил – еда как еда.

Новые друзья хозяина им тоже не понравились. Флеминг – за ехидство, Гайко – за неотесанность и отсутствие манер. Клермон, правда, попытался было завязать с «деревенщиной», как он тут же его окрестил, более близкое знакомство, но Гайко снял с себя бледную ручку маркиза и сгреб здоровенной ручищей его тощее горло. Сдавил слегка и отпустил. Клермон понял…

Аррьета и Клермон ревновали и всячески показывали пришельцам, кто есть кто. Начались интриги и сплетни, уродливым цветком расцвело доносительство. Над их столом во время трапез висело гнетущее облако недомолвок, невысказанных обид и метались стрелы убийственных взглядов.

Господин Романо, наконец, заметил растущее напряжение и в один прекрасный момент, за обедом, сообщил, что Флеминг – его новый адвокат, а также офис-секретарь, который займется перепиской, страховками, судебными исками к страховым компаниям и налогами. Гайко – шофер, так как, к сожалению, он сам… пока не в состоянии водить машину. «Вопросы есть?» – спросил господин Романо, завершая свой пресс-релиз, причем тон его не располагал к задаванию вопросов. Вопросов не было.

Так они и жили. В состоянии хрупкого перемирия, являя собой иллюстрацию к поговорке – на войне, как на войне, не упуская ни малейшей возможности вставить друг другу фитиля.

– Привет, мальчики! – приветствовал Флеминга и Гайко господин Романо, лихо подъезжая к ним в своей автоматической коляске и трубя в рожок. – Что нового?

– Мы нашли переводчицу, – сообщил Флеминг уже в машине, когда они ехали домой.

– Хорошую? – спросил господин Романо.

– Нам с Гайко нравится, – ответил Флеминг. – Три языка – английский, французский, немецкий. Местная. Клермон заснял интервью на пленку. За вами последнее слово. Даже Аррьета одобрила.

– Аррьета одобрила? – не поверил господин Романо. – Уродина, небось?

– Сюрприз, – отозвался загадочно Флеминг. – Увидите сами.

– Боюсь я ваших сюрпризов, – пробурчал господин Романо. – Откуда?

– Случайно, – ответил Флеминг. – Почти, – добавил он, подумав.

– Что значит – почти? – тут же спросил господин Романо.

– Почти – это… почти, – ответил Флеминг. – Потом расскажу. После просмотра.

– В музее были? – спросил господин Романо.

– Были. Музей неплохой, кое-что есть.

– Мэр?

– Душа человек, – сказал Флеминг. – Лидер партии Зеленых. Ждет с нетерпением. Тут у них скоро День города, вы – среди почетных гостей.

– Усыпальница?

– На месте. Только не усыпальница, а часовня. В православной культуре погребения, оказывается, отсутствует традиция усыпальниц. Вокруг часовни с десяток могил. Мы с Гайко провели рекогносцировку. Старинное кладбище, покой, тишина… Вам должно понравиться.

– А поместье?

– Не успели. Но взяли координаты. Директор музея – очаровательная женщина, зовут Марина. Приняла, как родных. Сказала, что готова поехать с нами сама и все показать. Причем она говорит по-английски.

– Красивая, говоришь?

– Просто потрясающая. Как с картин Модильяни, совсем не славянский тип. Правда, Гайко?

Гайко, не отрывая глаз от дороги, кивнул. Хотя директор музея была, на его вкус, тощевата. Ему нравились девушки в теле.

– Натурщица Модильяни была русской, – заметил господин Романо.

– Неужели? – удивился Флеминг. – Не знал.

– Что еще? – спросил господин Романо.

– Что еще… – повторил Флеминг. – Гостиница отличная, даже Аррьета одобрила… Банк в порядке.