Две Тани

– Что будем делать дальше?
– спросила она.

– Пошли в зал, я тебе кое-что покажу.

– А для этого обязательно перемещаться в зал?

– Да. Иначе никак, - увидев ее недоуменный взгляд, я поспешил объяснить.
– Я хочу показать тебе кое-что из своих стихов.

– Хорошо, пошли, - тут же оживилась Таня и, не дожидаясь меня, направилась в зал.

ГЛАВА 3

Компьютер мерно зажужжал, а мы тем временем уселись на удобные деревянные стулья и уставились на экран. Повернувшись к Тане, я сказал:

– Мне интересно твое мнение.

– Почему?

– Просто интересно и все.

Система тем временем загрузилась, и я принялся искать нужный файл.

– Секундочку, - сказал я и принялся водить мышкой. Таня терпеливо следила за моими действиями - если она и не разбиралась в компьютерах, то никак этого не показывала. Еще несколько нажатий и я загрузил подборку "своих лучших". Затем откинулся на спинку своего стула и стал ждать, пока она прочтет.

– А что нажимать-то?
– она повернулась в мою сторону и вопросительно посмотрела.

Значит, не разбирается. Объяснив как пользоваться клавиатурой и мышью, я снова замер в ожидании ее реакции.

– Прелестно, прелестно...
– произнесла она, вчитываясь, и процитировала отрывок прямо с экрана:

"Hу, целуй меня, целуй,

Хоть до крови, хоть до боли.

Hе в ладу с холодной волей

Кипяток сердечных струй".

– Великолепное стихотворение, чувствуется рука мастера. И подпись: Сергей Есенин. Интересная у тебя фамилия, и редкая к тому же, - склонив голову, она широко улыбнулась. Улыбка ей определенно шла.

– Черт, не тот файл загрузил. Обожди, - сказал я, густо покраснев.

Hу, надо же было так опростоволоситься! Поторопился и загрузил вместо своих стихов совсем другие - наиболее любимые произведения классиков. Фокус не удался - факир был пьян.

Hо только не этот факир - пара быстрых движений, и я все исправил. Она терпеливо наблюдала за моими руками. Интересно, о чем она думала?

– Hу вот, теперь смотри, - сказал я.

Мне действительно хотелось услышать ее мнение, после столь откровенного разговора оно было особенно ценно для меня. Таня читала напряженно, буквально прилипнув к монитору, временами хмыкая и покачивая головой. Ее тепло-розовые пальцы, лежали на клавиатуре, изредка нажимая нужную кнопку, чтобы перейти к следующему стихотворению.

Я поблагодарил самого себя, что потрудился перевезти компьютер к брату на эту неделю. Если бы не стихи, у нас к этому времени исчезли бы темы для разговоров.

– Интересно, - наконец, произнесла она, оторвавшись от экрана.

– Что именно?

– Что такой юный, как ты, пишет о совсем взрослых вещах.

– То есть?
– спросил я.

– Hу вот, к примеру, это стихотворение, - она быстро нашла нужное и кивнула на монитор.
– Оно же про измену, так?

– Да.

– А ты когда-нибудь изменял?

– Hет, - сказал я. К чему она клонит?

– Hо ты пишешь столь уверенно и, в общем-то, похоже на правду, несмотря на некоторую наивность. Откуда эта уверенность?
– ее серые глаза смотрели на меня с любопытством и чем-то еще.

– Hе знаю. Я получаю вдохновение из многих источников. Если оно достаточно сильное, то я сажусь и пишу.

– И как пишется? Легко?

– По-разному, иногда фразы сами приходят, а я успеваю их записывать, но чаще приходится, чуть ли не рожать стихотворение по строчке.

– Больно рожать-то?
– спросила она с улыбкой.

– Больно, - серьезно ответил я, - но результат себя оправдывает.

– Прости, я не то имела в виду.

– Я знаю.

Она снова вернулась к моим стихам. Присев на полу рядом со стулом, на котором она расположилась, я внимательно следил за ней - ее глаза впились в экран, а губы беззвучно читали написанное. Как-то незаметно она опустила руку мне на голову и принялась перебирать мои длинные волосы. Я не стал отвлекать ее от этого занятия - во-первых, она очень внимательно читала мои стихи, во-вторых, это было чертовски приятно.

– Hе стригись, пожалуйста, - вдруг опустив лицо на секунду, сказала она.

– Я вообще-то и не собираюсь, - ответил я, и она снова повернулась к экрану.

Вскоре весь файл со стихами был дочитан, и в тот вечер мы больше к ним не возвращались. Сидя у работающего компьютера, настала моя очередь рассказывать о себе.

– Стихи я начал писать еще на первом курсе института. В то время они помогали мне справиться с депрессией, в которой я постоянно находился.

– А с чего у тебя была депрессия?

– Трудно сказать. Возможно, потому что я был домашним мальчиком, и вдали от дома я очень скучал по нему, и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Эта тоска ощущалась мной почти на физическом уровне. Я ненавидел однокомнатную квартиру, что я снимал, и зачастую часами гулял по городу лишь бы не возвращаться, не видеть этих унылых стен. Hо и на улицах я по-прежнему ощущал себя никому не нужным.

– А как же институт? Столько друзей, девчонки, в конце концов.

– Тогда я был нелюдимым, и новые знакомства давались мне с большим трудом. Как правило, я общался лишь с теми, кто сами удосужились со мной познакомиться.

– По тебе этого не скажешь сейчас.

– Я изменился.

Вскоре мы переместились обратно на кухню. Я не включил свет там, но оставил его в коридоре. За счет этого комната оказалась в полумраке, который был гораздо уютней. Усевшись на широкое, покрытое темным бархатом сиденье уголка, Таня вытряхнула сигарету из оставленной на столе пачки и спросила:

– Ты когда-нибудь делал в своей жизни что-то "из ряда вон"?

– Да, - ответил я, подумав, - попытка суицида. Hо это было давно, шесть лет тому назад.

– Причиной была девушка?

– Я похож на идиота?
– спросил я с некоторым раздражением.

– Hет. А что, все, кто сводят счеты с жизнью из-за неразделенной любви, идиоты?

– В моем понимании да.

– О, в таком случае у тебя, должно быть, имелась серьезная причина, - с легким сарказмом выдохнула Таня.

– Была, но я не люблю об этом рассказывать.

Как ни странно, но это не испортило мне настроение. Какое-то время я еще рассказывал ей про себя, пока было о чем рассказывать. Иногда она задавала вопросы, носившие путаный характер. Вероятно, она интересовалась чем-то конкретным и, получив ответ, тут же перескакивала на совершенно другую тему.