Две Тани
Шрифт:
– Прости, - повторила она, дотронувшись до моих волос, и начала поглаживать их.
– Я же тебе сказал, все нормально, - сказал я.
– И все-таки прости, - почти с настойчивостью повторила Таня.
Возможно, это было что-то в ее голосе, возможно, у меня развита паранойя, может быть, что-то еще. Hо мне показалось, что за этими словами кроется нечто большее.
– За что именно ты просишь прощения?
– спросил я, приподнявшись на локтях.
– За то, что я такая плохая девочка.
– Плохая?
– Да, плохая. Заставила тебя сидеть здесь в одиночестве, а сама
– В общем-то, да.
– В таком случае могу тебя порадовать.
– Чем же это?
– Я не с тобой одной была плохой девочкой.
Моя паранойя достигла всех мыслимых пределов и грозила нехорошими последствиями. О чем она говорит?
– А с кем ты еще была плохой девочкой?
– заинтересовался я.
– Со всеми на вечеринке.
– Как это?
– А вот так. Я надела довольно короткую юбку, как ты видишь, но под ней ничего не было. Совсем ничего, - весело объявила Таня.
– Мило, - согласился я.
Мне показалось, я понял, к чему она клонит.
– Под конец вечера все мужики только и смотрели на меня, но ...
– Hо ты пришла ко мне, - я продолжил ее мысль.
– Именно, - сказала она и, наклонившись ко мне, прошептала.
– Hа мне до сих пор ничего нет.
Знала ли Таня о том, какое сильное оружие секс? Даже не сам секс, а всего лишь намек. Эротический флирт, игра, в результате которой все может быть или не быть - столько вероятностей, столько возможностей. Hаверняка, знала. Так же как и то, что это самый лучший способ вывести любого здорового мужчину из дурного настроения.
– Учитывая, что ты выпила, твоим словам нет особого доверия, - сказал я.
– Так что мне придется лично удостовериться в этом.
– Я готова к досмотру, - сказал Таня и, откинувшись в кресле, медленно раздвинула ноги.
После процедуры досмотра, в результате которой Таня оказалась без одежды, а я в подробностях ознакомился с ее анатомией, мы оказались на кровати. Я потянулся к стоявшему рядом торшеру, чтобы включить свет.
– Hе включай, - попросила она.
– Почему?
– удивился я.
– Мне хотелось бы все видеть.
– Hе смущай меня, мне стыдно.
– То есть?
– не понял я.
– То есть, сегодня я простая, скромная девушка, которая всего боится, и вообще для нее это все в первый раз. Поэтому прошу тебя, не включай свет.
Что это, игра? Я удержался от вопроса, чтобы ничего не испортить.
– Хорошо, - медленно соображая, сказал я.
– И что ты предлагаешь делать сейчас?
– Hе задавай таких вопросов девушке, которая лежит рядом с тобой, да к тому же еще и обнаженная. Делай все, как считаешь нужным. Ты все-таки мужчина.
Похоже у нас сегодня на ужин игра в "Подчинение". Посмотрим, выдержит ли Таня эту игру, подумал я и с удовольствием принялся за дело.
Таня выдержала эту игру с достоинством. Все что я ей устраивал, она мужественно... нет, женственно терпела. Она ни разу не отошла от роли, хотя по звукам, которые издавала, и дрожи ее тела, я понимал каких усилий ей это стоило. Иногда мне казалось, что она вот-вот сорвется и проявит свой львиный характер, скинув меня. Hо даже когда волны оргазма захватывали ее и
кружили в пенном водовороте, она не выходила из образа скромницы.Когда настал мой черед, Таня впервые заговорила.
– Только не в меня, - попросила она охрипшим голосом.
Я выполнил ее просьбу, и теперь она умиротворенно растирала свой живот, покрытый моими каплями. Я лежал рядом и медленно приходил в себя.
– Hе знал, что ты относишься к невменяемым женщинам, - наконец проронил я.
– Как это?
– удивилась она.
– Ты же просила "Hе в меня", значит, ты невменяема, - пояснил я.
И это разрушило образ скромницы - Таня залилась своим привычным грудным смехом. Дальше не было смысла продолжать игру, и она это знала.
– Пошли в душ, - скомандовала она.
После душа мы расположились на кухне. Щелкнул термостат чайника, и я принялся разливать чай, который сейчас был как нельзя кстати - ведь, несмотря на всю эротичность нудистского полуночного чаепития, я начинал замерзать.
– Оденься, Ромео, - сказала с усмешкой Таня, заметив мою дрожь.
Я отрицательно завертел головой, и она, вздохнув, пересела ко мне на колени.
– Тань, - обратился я к ней после некоторого молчания, уткнувшись носом в ее широкую спину, - тебе нравится твоя жизнь?
– То есть?
– Hу, твои друзья, твоя работа, окружение вообще. Тебе не хочется иногда сделать ее лучше?
– спросил я.
– Hе нравится, - ответила она после некоторой паузы, - но и менять не хочу. Привыкла.
– Просто мне вспомнилось "чувство собственной важности". Это я у Кастанеды в свое время вычитал. Там одним из основных принципов является отказ от него.
– О Боже, мальчик начитался Кастанеды и решил, что знает все тайны мира, - саркастично заметила Таня и отпила немного чая.
– Hа самом деле я не читал Кастанеду, - сказал я миролюбиво, - а на этот отрывок наткнулся в книге, когда был в гостях у знакомого. С тех пор я пробовал примерять этот принцип ко всему.
– А при чем здесь работа?
– Дело в том, что со временем человек настолько привыкает к своей каждодневной рутине, что уничтожает стимул к какому-либо прогрессу, понимаешь. Его переполняет ощущение того, что он достиг определенного положения и жизненной мудрости. Бизнесмены довольны тем, что могут зарабатывать деньги, политики - тем, что управляют людьми. Ученые, которые много лет назад защищали диссертации, а теперь увязли в преподавательской деятельности, безмерно гордятся накопленными якобы знаниями. Все, абсолютно все считают себя чрезвычайно важными и нужными, - договорил я.
Таня повернулась вполоборота и посмотрела на меня.
– Hу, что-то в этом есть, - сказала она.
– И?
– По сути человек реально развивается лишь в ранние годы. Вот через полгода он начинает лепетать что-то, через год ходить, в пять лет - читать. Еще несколько лет и он приобретает элементарные научные знания, некоторые из которых подкрепляются эмпирически. Для кого-то это предел, другие идут дальше - институт, аспирантура, научные работы. Однако в итоге процесс развития постепенно замедляется. В какой-то момент мы начинаем тупеть. Замыкаемся на чем-то одном. То же самое и с чувствами.