Две жизни в одной. Книга 1

Писательских имен много. Возьмешь бывший справочник членов Союза писателей — толстая книга. Прием в СП был очень качественным. На слуху сейчас кто? Больше классики прошлого. Их изучают в институтах на филфаках, согласно давнишним программам, в школах. А уж нынешний век так богат писателями, что имена их и в многотомники не поместились бы. В союзы, а их стало большое количество, принимаются даже по самиздатовским книгам. Активные издательства создают именитые сборники «талантов». Попробуй тут разберись, кто чего стоит, когда критика почила. Разговор в этой главе пойдет о писателях, с которыми мне посчастливилось жить в одно время, — это достойные члены СП СССР и РФ.

Писатели и их автографы

С каждым днем усиливается ощущение потери жизненного времени. Надо сказать, что и чувство времени тоже изменилось. Теперь уже неопровержимо доказано, что меняется климат, сдвигаются полюса Земли. Но я давно чувствую и другое. Пусть так же восходит солнце, так же оно опускается за горизонт. Но происходит это с большей скоростью. Говорят, люди стали дольше жить. А мне кажется, не дольше, просто быстрее по времени протекает год. Может, это от быстротечной жизни города? С большой загруженностью, когда забываешь: сколько времени? Но ведь то же самое происходит со мной вне города на отдыхе!

А как время летит, когда сидишь за письменным столом! Было утро, глянул — уже обед. И вечер подкатил. Если бы не позывы желудка, не было бы ощущения прожитых часов.

Ощущая стремительность потери жизненного времени, решаюсь еще раз просмотреть книги в домашней библиотеке. Те, что вроде мне уже не нужны, особенно детские, передать тем, кому они нужнее. Снимаю с полок, углубляюсь в чтение. Меня особенно взволновали книги с дарственными надписями от живших и живущих авторов. События, встречи, история каждого автографа, воспоминания захватывают меня. Решаю: пусть эти короткие надписи на подаренных книгах воскреснут на страницах автобиографической рукописи вместе с именами писателей и их книгами.

Старейший тверской писатель ПЕТР ПЕТРОВИЧ ДУДОЧКИН, суховатый, подтянутый, умеренный в оценках, неторопливо, солидно периодически прогуливающийся по улице Советской. И всегда встречаешь его в обществе кого-то. Квартира писателя находилась на Свободном переулке, напротив горсада, рядом с библиотекой имени Горького. Жена — страховой агент, сын, дочь замужем, живет в Москве. Маленькая квартирка из двух комнат. Мог бы иметь другую жилплощадь. Тогда государство занималось этими вопросами, точнее, Литфонд СП СССР, выделяя из бюджета деньги на строительство квартир для писателей. Но Петр Петрович отказывался — не хотел менять место, удобное для него. Мы, писатели, ведь эгоисты! Чаще — надомники-одиночки. Судя по количеству написанных и напечатанных книг, доход был невелик, видимо, жил на средства, которые зарабатывала жена. Знакомство с Петром Дудочкиным было непродолжительным, уличным, как и краткие разговоры. Я только вставала на писательский путь и не предвидела, какой будет эта тропа от письменного стола до книжного прилавка и библиотечной полки.

Мне были подарены книги: «Бельские новеллы» (1967 г.), «Необычное в обычном» (издательство «Просвещение», 1967 г.) с автографом для моей младшей дочери: «Тамаре Вахровой, хорошей девочке, с пожеланием быть всегда хорошей. С днем рождения! Петр Дудочкин. 13 сентября 1968 г.»

Подпись в подаренной 12 марта 1980 г. книге «Ее судьба» (издательство «Московский рабочий», 1971 г.) гласит: «Г.Р. Лагздынь. Дорогая

Гайда! Я рад, что сбылось мое желание: ты пишешь для детей, и хорошо». В издательстве «Правда» (М., 1966 г.) в «Библиотечке «Крокодила» в маленькой книжонке «Горсть крапивы» чувствовался бойцовский дух этого писателя. Я ему симпатизировала, он мне тоже.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ПОПОВ встретил мой приход в литературу чуть враждебно. Этому способствовали его жена и мои успехи в песенном жанре. Песни на мои стихи в то время исполнялись многими коллективами. Кстати, я начинала свое песенное творчество в работе с хором вневедомственной сторожевой охраны города Калинина. Руководил им участник ВОВ, инвалид, композитор-самоучка Анатолий Рощин. В хоре пела моя мама Феврония Константиновна Бородиновская. Это были трудные годы в моей жизни — одна, с двумя детьми, с маленькой зарплатой учительницы, преподавательская работа в Учреждении ОН-55/1, работа с осужденными, лишенными прав по суду. Н. Попов тоже писал тексты для песен, но мои исполнялись чаще, а однажды на концертном фестивале, который проходил в драматическом театре, в программке вместо Попова впечатали Лагздынь. Жена его Зинаида негодовала. Позднее я поняла, что писатели очень ревностно относятся к собратьям по перу, особенно если их жанры совпадают. Но в книге, подаренной мне в 1980 году, когда я уже была принята в члены СП СССР, появился такой автограф: «Гайде Рейнгольдовне с пожеланием новых творческих удач на благо младших и старших читателей. Н. Попов. 12 марта 1980 г., г. Калинин (быв. Тверь)». Страсти улеглись. Я определила свое основное направление творчества: ушла с пути песенного творчества, но, как оказалось потом, совсем не навсегда, ушла из взрослых стихов в детскую литературу. Жить мне стало в Твери спокойнее: у меня была своя ниша, в которую никто не мог, да и не стремился, попасть, так как пишущих для детей не считали писателями.

Большую роль в становлении моего творчества сыграл АЛЕКСАНДР ФЕОДОСЬЕВИЧ ГЕВЕЛИНГ. Именно к нему пришли мои первые строки. Он возглавлял в газете «Калининская правда» отдел культуры, позднее эту должность занимала замечательная журналистка Марина Владимировна Мотузка, полненькая, красивая, улыбчивая женщина. Какие у нас тогда были прекрасные, отзывчивые журналисты, и не только в «Калининской правде», но и в молодежной газете «Смена»! Как могут не порадовать такие дарственные строчки Марины Мотузки в книжке «Твой добрый след»: «Родному мне человеку, очень-преочень теплому — Гайде с любовью. Марина. Декабрь, 1985 г.». Я печатаюсь давно, но много лет спустя ощутила, что эти добрые чувства Марины угасли. Я все время задаю себе один и тот же вопрос: «Я ли виновата? Или время? Съедает, рушит связи и чувства людские?»

Простите! Убежала от темы.

Приятно читать дарственные строки Гевелинга:

1974 — «Гайде Рейнгольдовне Лагздынь с чувствами самыми добрыми и пожеланиями самыми смелыми».

1976 — «Убедительный поклонник вашего дарования».

24.10.1979 г. — «С некоторой отеческой гордостью за несомненные успехи на поэтической пашне».

Февраль 1986 г. — «Малышке Гайде от взрослого дяди. Пожалуйста, не взрослей, но расти!»

Кстати, все пишущие для взрослого читателя меня упрекали за желание делать то же, что и они. Может быть, не хотели? Чтобы писать для детей, надо находиться все время в этом возрасте, то есть от нуля до трех, четырех, пяти, шести лет. Надоедает. Я же ребенок. Во мне бушуют чувства в соответствии с возрастом. Однажды на выезде, при встрече со взрослыми читателями я позволила себе прочитать недетские стихи. За спиной хихикал Валерий Токарев, сам пишущий тогда на тройку. И, к моему удивлению, его поддерживал А.Ф. Гевелинг. Им не давали покоя мои стихи. А почему тогда Гевелинг не глумился над стихами Киселевой из Лихославля и того же Токарева? Я стала порой выходить из пеленок детского творчества и обнародовала свои взрослые произведения, а мой сборник женской поэзии очень любят за его напевность и песенность.

ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ КАМЯНСКИЙ жил в том же доме, что и П.П. Дудочкин, на Свободном переулке. Маленький, кругленький, с розовыми щечками, спокойно-уравновешенный в выступлениях. Как говорила наш самый главный человек в писательской организации, рабочий секретарь Елена Михайловна Косарькова: «После обеда ему не звонить. Он спит». Во время ВОВ был на фронте, писал неторопливо, взвешивая каждое слово. Его «Половецкое поле», изданное в 1978 году в издательстве «Московский рабочий» по мотивам «Слова о полку Игореве», как и «Недоброе небо», «У стен Кремля», интересно читаются и теперь.

В основе этих произведений — тема освобождения русских земель от иностранных захватчиков, объединения вокруг Москвы — единого политического, национального и культурного центра. Автограф: «Гайде Рейнгольдовне Лагздынь на добрую память. Июнь, 78 г., Калинин. В.К. Камянский» — выведен четким (особенно мое имя) почерком. Я в какой-то степени училась у него, излагая мысли, продумывать каждое слово в предложении.

Приход мой в поэзию МИХАИЛ ИВАНОВИЧ СУВОРОВ встретил спокойно, без эмоций. Его супруга веселая Ирина Анатольевна похихикивала от моих детских стихов. Особенно мне запомнилась моя первая презентация в филармонии. Рекламы никакой, зрителей, кроме тех, которых я пригласила, никаких. Время выступления было дневное, за сценой все время передвигали то рояль, то кресла. В организации встречи никто не участвовал. Я не имела никакого опыта. Одним словом, это была маленькая репетиция для больших последующих выступлений, когда однажды зал в шестьсот человек в ДК «Пролетарка» я держала на интересе более двух часов. А представитель профсоюза, фиксирующая вопросы слушателей, насчитала их 99. «Одного до ста не хватило!» — улыбались организаторы Пролетарского района. На встрече были дети детских садов.

Не могу не вспомнить ВИКТОРА ВАСИЛЬЕВИЧА ХОМЯЧЕНКОВА, крупного мужчину с детской душой. Прошел фронт, писал стихи для ребят. Понимал, что не совсем у него получается, но не огорчался, не завидовал, просто жил с тем, что имел.

Знакомство с прозаиком ГРИГОРИЕМ ИВАНОВИЧЕМ КИРИЛЛОВЫМ проходило в рабочем порядке. Крупный, полный, добродушный, бывший рыбак, водолаз, служил в военные годы в морском флоте. Жил в Заволжском районе в пятиэтажке недалеко от дома, где мне судьбоносно предстояло жить в будущем. Однажды Григорий Иванович пригласил меня встретиться на берегу возле волжского моста у речного вокзала. Мы долго гуляли по набережной, говорили о литературе. Мне тогда показалось, что ему не хватает литературного собеседника. Со временем, проживая жизнь писателя, я стала более остро понимать его и своих сотоварищей по писанине. Особенно поэта АНАТОЛИЯ СКВОРЦОВА. Очень чувствительный, ранимый человек. Последние годы работал в газете «Калининская правда» зав. отделом культуры, с журналистом Валерием Буриловым, был немного ироничен, но почему-то, печатая мои стихи, Анатолий Михайлович по ошибке или случайно портил: то голову, то хвост стиха отрежет. Как-то раз мы были с ним на выступлении в городе Бежецке. Стихи его мне нравились, читал он их хорошо. Через сутки, после очередного последнего выступления, вернулись в Калинин. Тогда я поняла, что он пьет. Мое творчество, как я уже писала, было тесно связано с «Калининской правдой». Впервые меня напечатали, когда главным редактором был Лапшин. Случилась беда: на Волге у рябеевских дач он утонул. Помню редактора Иванова. С ним Анатолий Скворцов дружил. Когда Павел Иванов умер, Анатолий настолько переживал, что на похоронах обещал его не оставить. И действительно, он вскоре покончил с собой, повесившись дома в своем туалете. Кризис в здоровье, в семье, в отношениях, видимо, толкнул к этому. На кладбище стоял открытый гроб, никто ничего не говорил. Как будто боялись чего-то. Словно трусливая сетка была накинута на провожающих. Это вызвало мое возмущение: