Две жизни в одной. Книга 2
Шрифт:
— Мария. Марией звать. А вас?
— Пелагея, — тихо молвила старушка, собираясь уходить. — Заглядывайте, если чего. Я в конце деревни живу, если это можно назвать деревней. И Прокопыч там. — Пелагея кивнула головой в сторону леса: — В черном доме Ефросинья живет, самая старая по возрасту.
— А сколько ей лет?! — хотела спросить Мария, но не успела. Старушка посмотрела на нее так, что пробежало что-то по коже, словно ее облили шипучей жидкостью. «Что такое?» — подумала Мария.
— Это — время, — вздохнула Пелагея, но вдруг замолчала, а потом добавила: — Ну, бывайте. — И старушка исчезла так же быстро, как и появилась.
— Что за черт?! — спросила себя Мария. — Все непонятно, необъяснимо. А вот молочко — кстати. Что варить и на чем, пока не знаю.
Усевшись на лавку, Мария
Около обеда у околицы появился Прокопыч. Крепыш, про которого можно было бы сказать «старичок-лесовичок», но увеличенного размера. Эдакий легендарный старик с широкой окладистой бородой, почти без седины, с кудрями молодца, только вот нос, разросшийся с годами и бугристый, выдавал немалый срок пребывания Прокопыча на земле. Но сколько ни приглашала Мария старика войти в дом, Прокопыч оставался за воротцами. Старик оказался намного словоохотливее Пелагеи, рассказав, что и как здесь, что растет, чем богат лес, умолчав, однако, о жителях деревушки. И так и сяк Мария хотела его разговорить, но ничего не получалось. Прокопыч был таким вертким и не по возрасту дипломатичным, что Мария оставила эту затею, решив, что сегодня — только первый день ее жизни на этой маленькой родине трех пожилых людей.
Или воздух, или козье молоко оказали на Марию такое воздействие, что после ухода Прокопыча она блаженно растянулась на кровати и неожиданно уснула. Когда же проснулась, была глубокая ночь. Разбудили Марию непонятные звуки. В доме поскрипывали рамы, тяжелая дубовая дверь, половицы некрашеного пола. Какие-то странные звуки издавала старинная русская печь. И чем больше вслушивалась Мария в эти звуки, тем отчетливее они становились, как бы вбирали в себя всю ее сущность. Мария, доведенная до крайнего удивления, решила что-то изменить. Достав из рюкзака свечи, она зажгла три и поставила каждую против окна. Скрип рам прекратился. Четвертую свечу поместила на шестке, а последнюю — напротив дверей. В доме воцарилась тишина.
Мария почувствовала вдруг свое телесное освобождение. Но этого ей показалось мало. Не думая больше о батарейках, Мария включила приемник и услышала знакомый голос дикторши радио «Маяк», рассказывавшей о событиях в столице, на Востоке и в Чечне. На музыкальные радиоволны дом неожиданно ответил сначала скрежетом, затем грохотом в чердачном помещении. Что-то с шумом упало, потом все стихло. Кстати, замолчал и приемник.
За окном занимался рассвет. Первые светлые блики коснулись покосившихся воротец, лизнули перила крыльца. Где-то заверещала просыпающаяся птаха. Занимался новый день...
— Господа удавы! В нашем удавстве появился маленький крепенький удавчик. Так вот, этот удавчик похваляется, что сможет съесть мышь.
— Да ну! — удивились взрослые удавы и еще туже стянули кольца своего тела. Медянка, взглянув одним побелевшим глазом на удавов, косонув еще раз, продолжала: — Так вот, господа удавы! Этот удавчик похвалялся еще и тем, что доставит нам массу неприятностей, если мы по-прежнему будем есть целиком телят и баранов.
Медянка вытянула шею еще длинней, отчего ее маленькая продолговатая головка стала выглядеть еще более крошечной.
— Так вот, мы, удавы, — заявила хищная ядовитая змейка, — решили, что этого удавчика, пока он маленький, надо удавить!
— Удав, конечно, будет прав, если съест кого удав! У змеи такой уж нрав, потом что он — Удав! — высказался самый мудрый из удавов. — Но этого удавчика надо все-таки послушать. Он, хоть и маленький, но, надеюсь, в компьютерные игры играет? Подсунем ему нашу программу, поглядим. Возможно, что-то и получится наше, но новенькое.
— Получится, получится! — поддержал Мудрого самый Длинный из удавов. — Он, я думаю, не коррумпированный! Вполне возможно, что не успел завести свою компанию. Будет глотать, как миленький, и телят, и баранов. Только пусть чуть подрастет. Аппетит появится.
Но тут неожиданно на пороге появился тот самый маленький удавчик, о котором шла речь. Скромно сев рядом с Мудрым, ласково сказал:
— Слушаю вас! Я — молодой, но за мной будущее. В чем проблема?
—
Вроде пока и проблемы нет! — заявил самый Длинный из удавов. — Мы тут говорили о телятах и баранах. Как вы считаете, удобны они для проглатывания целиком?— Нет. Совершенно неудобны! Надо их сначала разделить на части, а уж потом...
— Совершенно верно! — оживился самый Мудрый. — Как мы, удавы, об этом не догадались?! А то ведь давимся, а глотаем!
— Ну я пошел! — сказал, удаляясь, маленький удавчик.
— Какой перспективный малыш! Какие удобства предложил, — высказалась медянка. — Мы «едино» сидим, а не сообразили.
— С чего начнем? С какого хозяйства? Правда, многие опустели. Но еще кое-что в запасе осталось.
— Простите за вторжение! — объявил, появившись, тоненький молодой удав. — Мы — внеплановая комиссия! Прибыли считать телят и баранов.
— Я же говорила, — зло прошипела медянка, — этого удавчика следовало еще вчера удавить.
2009 г.
Документальный рассказ
Событие за две недели до Нового года так потрясло меня своей необычностью, что воспоминание о нем, я думаю, сохраню в записи. Единицы слагаемого этой истории возникли задолго до этого случая.
Несколько лет назад я была приглашена в Дом дружбы с народами зарубежных стран. Уютное парадное помещение, служащие — красивые люди, гостями были деятели искусства: музыканты, художники. Все это оставило глубокую бороздку в памяти: сохранила кроме красочных буклетов подаренный предмет — сшитая из белоснежной ткани в виде прямоугольника с обычными тканевыми ручками сумка. На ней крупными буквами было написано «ТВЕРЬ», внизу адрес: «Советская, 48-50». Между надписями располагалась фотография нашего города. Подарок лежал в шкафу несколько лет. Применять как сумку? Не то. Переносить купленные продукты — жалко: вдруг испачкается! Такие на ней красивые цветные тверские фотографии! Потребность в подаренном предмете возникла лишь тогда, когда я стала издавать книги большими тиражами. Перешагнув через 90-е годы, издатели нередко предлагали книги брать в счет гонорара. В наш регион моих книг поступало мало. Их раскупали, как говорится, на корню. Я оказалась редким писателем для маленьких читателей. Цены на книги в издательствах «Детская литература» и «Малыш» были небольшие. Часто поступавшие в наш город цветные недорогие издания через торговую базу я забирала полностью всю партию, не зная, что этим не создаю себе рекламы. Книги мне хотелось просто дарить.
Но когда я издала трехтомник, вес книг которых в сумме оставлял три килограмма, а два комплекта — шесть, это уже был груз. Бумага — вещь тяжелая. Картонные углы книг рвали любые пакеты. Раздавать я их не могла, ибо в них было вложено все мое состояние. Вот тут-то и пригодилась прочная и очень легкая подаренная сумочка.
Но я возвращаюсь к декабрьским событиям 2009 года. Четырнадцатого числа в двенадцать часов у меня состоялась встреча со студентами химико-технологического колледжа, куда, как обычно, я принесла свои книги. Кроме трехтомника в сумке поместились в мягких обложках «Загадки небесного замка», «Сказочно-документальный путеводитель по музеям Твери и Тверской области» и еще, если будет у кого интерес, экземпляры книги «Зона» — о жизни людей, лишенных прав по суду. После встречи часть книг осталась в колледже, а музейный путеводитель и несколько книг «Зоны» продолжали лежать в этой самой подаренной много лет назад тряпичной сумке. Обнаружив напротив учебного заведения новый продовольственный магазин, я, естественно, зашла купить продуктов.
На встрече мне был подарен букет из семи гвоздик, который, завернув в полупрозрачную упаковку, я поместила вниз «головой» рядом с книгами в эту злополучную книгоношку. Как писатель, стоявший у истоков создания областного общества книголюбов с 1974 года, я не могла не заглянуть в это общество к ее нынешним руководителям — Вере Викторовне Ткаченко и к милому человеку Людмиле Васильевне Рогозиной, поговорить и, возможно, чем-либо помочь, так как 17 декабря общество собиралось отметить свое 35-летие.