Две жизни

Она и теперь не сводила глаз с часовни и кузницы в надежде увидеть своего возлюбленного или хотя бы услышать его голос. Но все кругом лишь тонуло в летящем из-под колес облаке пыли, а в ушах раздавались бесконечные ахи да охи Аграфены, до смерти боящейся быстрой езды.

Впрочем, пожалеть ее было некому. Выехали они лишь с глухонемым кучером Афанасием, которому кричи не кричи – все без толку, и старой кухаркой Лукерьей, единственной заботой которой было набрать как можно больше снеди и сохранить ее в пути.

Путь же им предстоял неблизкий и так как он лежал через небольшую деревеньку, где жили родственники Агра – фены, то решено было заглянуть и к ним на часок – другой, чтобы передохнуть перед дальней дорогой. Таков был, по крайней мере, приказ Анастасии.

Однако едва они поравнялись с домом Аграфеновых родственников, как та деловито обошла экипаж со всех сторон и безоговорочно заявила:

– Всё, приехали! Шарабан чинить надо.

– Да кто же его здесь починит?
– подала голос Лукерья.

– Здесь, знамо, некому. Пойду обратно в Благовидово за кузнецом.

– А как же мы?
– запричитала Лукерья.

– Не беспокойтесь, все устрою лучше некуда! – отрезала Аграфена. – Давай, Афанасий, – она знаками указала кучеру, чтобы тот распрягал лошадей, и пошла в дом.

Дом этот был добротным пятистенком с тесовой крышей и высокой клетью над задней избой, что говорило о том, что родственники Аграфены были людьми с достатком. Не меньшее впечатление производили и надворные постройки, и сам двор с вместительной конюшней и навесом для телег. Но главное, что больше всего заинтересовало Анастасию, была именно задняя изба с янтарными свежесрубленными стенами и высокими, чисто вымытыми окнами, выходящими во Двор.

Но вот дверь раскрылась, и на крыльце появилась хозяйка дома. Она низко поклонилась Анастасии и, угодливо улыбаясь, пригласила ее войти:

– Милости прошу, барышня, к нам в гости. Очень, очень вам рада. Я словно чувствовала, что вы приедете, – и горницу в задней избе приготовила, и кровать заправила всем чистым. А сейчас и самовар вскипит. Так что будьте как дома. Аграфена сказала, что у вас с экипажем что – то неладно...

– Я, право, мало в этом разбираюсь, – отмахнулась Анастасия. – Наверное, пустяк какой-нибудь.

– Если бы пустяк! – вступила в разговор появившаяся в дверях Аграфена. – Так нет же, дальше ехать совсем нельзя. Побегу сейчас в село за кузнецом. А там -как знать. Во

всяком случае, сегодня придется переночевать здесь. Лукерья! – окликнула она кухарку.
– заноси вещички в дом и проследи, чтобы все было как надо. Степанидушка, ты уж позаботься о барышне.

– Будь покойна, Агаша, -заверила ее хозяйка. Все будет самым лучшим образом.

– Ну, располагайтесь, – махнула рукой Аграфена. – К вечеру мы с кузнецом будем здесь.

Так получилось, что после полудня Аграфена была уже в кузнице у Святого ключа и, будто не замечая Дмитрия, обратилась к Егору:

– Дядя Егор, выручай. Беда у нас с барышней приключилась. Поехали мы в монастырь на богомолье, а экипаж по дороге того... Сломался, в общем.

– Что же с ним приключилось, с экипажем?

– Будто я знаю! Тут мужицкий глаз нужен. Послал бы ты Митрия со мной. Пусть посмотрит, что и как. Ну и исправит что надо.

– Вот оно что! – хмыкнул в бороду старый кузнец. – Ну что же... Слышишь, Митрий, какое дело? Сходи выручи барышню.

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть? Захвати инструмент какой потребуется,

харчишек на день – два...

– Что ты, дядя Егор, каких харчишек?!
– замахала руками Аграфена. – Нешто мы не накормим Митрия? Пошли,

парень.

– тогда с Богом. Только вот что, Митрий. Зайди домой переоденься малость. Как – никак в люди идешь.

«В люди»! Знал бы старый кузнец, что творилось в душе Дмитрия, когда, наскоро переодевшись, он выскочил из хаты и, нагнав Аграфену, зашагал с ней по пыльному тракту, тем более что та успела шепнуть ему:

– Ты того... много – то инструмента не бери. Там и делать почти нечего, с шарабаном – то. Просто барышне, похоже, повидать тебя захотелось.

Барышне захотелось! А ему? Он даже не заметил, как отмахал полтора десятка верст, слушая и не слыша, что без конца говорила ему словоохотливая Аграфена.

Но вот и заветный дом, где, по ее словам, они вынуждены были остановиться из-за поломки экипажа. С бешено колотящимся сердцем переступил Дмитрий порог передней избы, ожидая увидеть свою возлюбленную. Но вместо этого глазам его предстал богато накрытый стол с кипящим самоваром и хлопочущая вокруг него Лукерья с чайником в руках.

– Ну наконец – то! Я уж третий раз самовар разогреваю. Садитесь откушайте, что Бог послал. Шутка ли, столько верст по такой жаре! Барышня и та начала уж беспокоиться. А сейчас, видно, отдохнуть прилегла. Да ты ешь, ешь! – принялась она обхаживать Дмитрия. – Работа, она не волк, в лес не

убежит.

– О работе пока – молчок! – сказала как отрезала Аграфена, уплетая за обе щеки холодец с хреном. – На дворе, гляди, уж почти ночь, да и уморились все за день. Шарабаном с утра займемся. А сейчас подзаправимся малость и на боковую – ноги аж гудят с дороги.

– А барышня наказывала сказать ей, как придете, – возразила Лукерья.

– Вот пусть Дмитрий и скажет. Ему, я вижу, все одно кусок в горло не лезет. А я еще чайку попью. Ступай, Лукерья, проводи его в горницу к барышне, да по пути покажи чуланчик, где хозяева постель ему приготовили.

– А если барышня почивать изволют?

– Нешто! Сама говоришь, она наказывала. Видно, что – то насчет шарабана приказать Митрию хочет, или еще что. Ей виднее. А наше дело холопье.

– Ну если эдак – то, пошли, Митрий, – Лукерья провела Дмитрия через сени и остановилась возле двери в закуток, служащий, должно быть, для хранения конской сбруи или садового инвентаря. – Вот тут и переспишь, там все постлано. А вот здесь, – указала она на дверь в заднюю избу, – барышня устроилась. Только стучи к ней сам. А я пойду.