Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Графиня села на кровать рядом с Алис и обхватила ее руками. Она ощущала тепло старого, грузного тела, его печаль, его радость, его силу. Чувства переполняли ее.
– Говорят, жить труднее, чем умирать, и в этом есть своя правда, – сказала пожилая женщина. – Но не тогда, когда жизнь так хороша, а?
Она рассмеялась хриплым смехом колдуньи, и Карла с Эстель присоединились к ней.
В дверях появился Гриманд. Он посмотрел на них, нахмурив лоб, но войти не решился.
– Нужно торопиться, – сказал он.
– Тут не торопятся, – возразила Алис. – Подожди снаружи.
Ее сын, не возражая,
– Карла? – позвала вдруг итальянку хозяйка дома.
Графиня повернулась к ней. Их лбы почти соприкасались, и она не видела страха в глазах старой женщины.
Только умиротворение.
– Ты перенесла великий ужас, чтобы попасть в этот дом, – сказала Алис. – Ты принесла с собой красоту. Ты принесла жизнь. Ты принесла любовь. Ты даже поселила доброту в душе моего сына – подвиг, который еще не удавался никому.
Старуха повернула голову и посмотрела на худенькую девочку, баюкавшую ребенка Карлы.
– Никому, кроме Эстель, – уточнила она, а затем снова повернулась к Карле. – Женщина благословляет тебя от всего сердца.
– Алис…
– Могу я называть тебя сестрой?
– Вы моя сестра. Моя мать. Мой ангел, – прошептала итальянка.
– Твой ангел по имени Ампаро с тобой. Она присматривает за тезкой. Но я знаю, что могу сделать. Ты все вытерпишь. Верь мне и не отчаивайся. Матиас тебя найдет. Ты призвала бледного всадника. И он явится.
– Я вас люблю.
Карла поцеловала Алис в губы.
Потом старуха повернулась к Эстель:
– А от тебя старая женщина получит поцелуй?
Девочка колебалась. Наверное, она не привыкла к поцелуям или испугалась нависшего над ней лица, с лиловыми пятнами и складками обвисшей кожи.
– Давай, маленький чертенок! – подбодрила ее хозяйка.
Она вытянула губы, и Эстель поцеловала ее.
– А теперь вам лучше идти с его величеством, – Алис снова обняла Карлу. – Беги к Огню.
Итальянка взяла Ампаро у Эстель. За дверью они обнаружили Гриманда, который стоял у стены, уткнувшись лбом в локоть поднятой руки. За спиной у него был лук Алтана Саваса и колчан со стрелами. Инфант Кокейна слышал их шаги, но не пошевелился.
– Шабаш закончился? – поинтересовался он.
– Что мы должны делать? – спросила Карла.
Гриманд вытащил из-за пояса двуствольный пистолет и взвел один из курков, а потом опустил назад. Он посмотрел на графиню, и в его прекрасных карих глазах она увидела боль и растерянность.
– Вы умеете с ним обращаться? – спросил у нее Младенец.
– Я не стану убивать с ребенком на руках, – покачала головой женщина.
– Я умею, – вызвалась Эстель. – Ты мне показывал.
Гриманд отдал ей пистолет. Девочка взяла его двумя руками и прижала к груди. Ее отец снял с шеи шнурок с ключом для завода пружины, повесил на шею Эстель и спрятал ей под платье.
Входная дверь затряслась от ударов – похоже, ее рубили топором.
– Отведешь Карлу в монастырь Филь-Дье, – сказал Гриманд дочери.
Эстель кивнула.
– Мне нужен поцелуй и от тебя тоже, – окликнула его из комнаты старая мать.
– Алис пойдет с нами? – спросила Эстель.
– Мы встретимся с ней позже, – ответил король Кокейна. – Ждите меня на крыше.
Гриманд пошел к матери, раскрывшей объятия.
Подъем
по двум темным лестничным пролетам отнял больше сил, чем думала Карла. Ее суставы утратили гибкость после родов, растянутые мышцы болели. Каждый шаг – неуклюжий, неуверенный – давался женщине с огромным трудом. Эстель шла сзади. Наверху была дверь, через которую пробивались последние отблески заката. Графиня прислонилась к косяку. Голова у нее кружилась. Закрыв глаза, она крепче прижала к себе Ампаро. Живот был одним комком тупой боли. Боль она вытерпит, но все остальное не подвластно ее воле. Она открыла глаза.Крыша была пологой, а за ее краем виднелся охваченный безумием двор. Карла заметила на крышах силуэты людей, которые отрывали черепицу и бросали ее вниз. Грохнул мушкетный выстрел, и на землю, кувыркаясь, полетел ворох юбок. Потом итальянка увидела Пепина, в страхе прятавшегося в тени башни Гриманда. На нее парень не смотрел.
С близкого расстояния башня выглядела еще более странной и хлипкой, чем снизу. Она больше напоминала построенную ребенком башенку, чем архитектурное сооружение, которым можно было бы гордиться. Три этажа представляли собой три хижины, громоздившиеся одна на другую: так, что каждая следующая была меньше предыдущей. Нижняя хижина стояла почти у самого края крыши, при этом все сооружение просело и накренилось, натянув веревку, один конец которой был обвязан вокруг башни, а другой прикреплен к вбитому в крышу железному кольцу.
Карла шагнула к Эстель:
– Ты знаешь, куда нам идти?
Девочка показала на восток, и у графини все похолодело внутри. Крыша дома Гриманда сменялась соседней, более крутой, а за ней тянулись другие, разного наклона и высоты. Сооружения, появлявшиеся здесь на протяжении нескольких столетий, больше походили на творения природы, чем человеческих рук. Под ногами был мох, влажный и скользкий.
– Ты уже ходила этой дорогой? – спросила Карла.
Эстель покачала головой, но, похоже, это ее не беспокоило.
– Тогда откуда ты знаешь, как спуститься вниз?
– С крыш всегда найдется выход. Чердаки, окна.
– Ты хочешь сказать, что мы проникнем в чей-то дом?
Юная спутница итальянки пожала плечами, словно ответ был очевиден.
Появился Гриманд. Он взял свою торбу, завязал узел на лямке, чтобы укоротить ее, и повесил на плечо Эстель. Торба была тяжелой, но девочка даже не поморщилась.
– Я не смогу пройти по этим крышам, – сказала графиня.
– Тогда я вас понесу, – заявил Младенец. – Не волнуйтесь. Пепин!
Гриманд подошел к своему молодому подручному и начал давать ему какие-то указания. Он ткнул пальцем в кусок корабельной мачты, отходившей от соседней крыши и подпиравшей башню. Пепин кивнул. Король воров вернулся, вытащил из сапога нож и принялся резать веревку.
– Отойдите, – приказал он Карле и Эстель.
Те попятились. Разрезанные волокна веревки встопорщились по обе стороны от лезвия.
– Давай, Пепин! – скомандовал Гриманд. – Не подведи.
Молодой человек выступил вперед и изо всех сил ударил кувалдой мачту в том месте, где она упиралась в башню. Скрипнули гвозди, и подпорка сместилась. Башня затрещала. Гриманд схватил почти перерезанную веревку и потянул назад. Треск усилился.