Двенадцатая реинкарнация. Трилогия

— А тот белый для чего нужен? — тётка с ярко-рыжей башней волос на голове меня уже прилично достала. Для чего я ей выдал лист с описанием продукции? Дело в том, что я лихорадочно записываю будущих заказчиков, а она всё спрашивает и спрашивает. Машку-комсомолку где-то черти носят, как ушла, так и нет до сих пор. Отвечаю, записываю координаты будущих клиентов, раздаю листы с описанием и ценами. Меня плотненько окружили и всем чего-то да надо. Хорошо, хоть светокопий успели сделать приличное количество, но боюсь, мне их на день не хватит. У меня два листа исписаны полностью. Наши будущие заказчики. Неожиданно гомон вокруг меня начинает стихать, и люди расходятся в стороны. Поднимаю голову от тетради. Борис Николаевич Ельцин, собственной персоной. Окружающая его свита понемногу вытесняет от стенда остальных посетителей.

— Так, кто это тут у нас сверкает на весь зал? — широко улыбается первый секретарь Свердловского обкома партии своей простой и искренней улыбкой.

— Завод Пневмостроймашина, Борис Николаевич, — отвечаю ему, поднимаясь из-за стола, — Показываем товары для спорта и насосы для домов.

— Спорт я люблю. Сам иногда грешен часок-другой на корте мячик погонять. А что, хороши? — спрашивает он у сопровождающих, подхватив в руку самую большую никелированную гантелину. Вокруг начинают щелкать фотоаппараты, — Вот он наш уральский ответ, а то звонят, понимаешь, что у вас там за свердловская инициатива, — Ельцин охотно позирует с гантелей в руке, подняв её на уровень лица. Услышав про «инициативу», я невольно закашлялся. Один из свиты, поглядев на меня и на секунду задумавшись, подходит и что-то шепчет Борису Николаевичу на ухо. Сквозь гул голосов слышу только слова «тот самый».

— Молодой человек, а вы случайно не спортсмен? — спрашивает у меня «шептун» из свиты.

— Спортсмен, и не случайно, — я понимаю, что надо срочно спасать ситуацию, — Борис Николаевич, уральцы — люди дела. Увидели недостаток, не побоялись про него сказать, не побоятся и за дело первыми взяться. У нас директор на заводе замечательный. Он, как статью в газете увидел, так и отправил меня эскизы всего этого рисовать, — обвожу рукой экспонаты стенда, — А уж мастера не подвели, всё к выставке успели. Теперь уже знаем, что спрос есть. Вон сколько заказов за первые полчаса от торговли поступило, — показываю на тетрадь со своими записями. Наблюдаю, как по мере моего рассказа разглаживаются морщинки на лице будущего Президента. Смотрит добрее, а не как сквозь прицел, — Не откажитесь подарок от завода принять. Нам приятно будет, а вам для здоровья полезно, — поднимаю те гантели, с которыми он фотографировался, и после его одобрительного кивка, отдаю их «шептуну», который шустро оказывается рядом со мной. Не Ельцин же их таскать по выставке будет.

— Умный у вас директор, надо как-нибудь познакомиться будет, — понимающе улыбается он и протягивает мне руку.

— «Эх, Боря, Боря. Как же много надо тебе будет рассказать, но не сейчас. Позже», — думаю я про себя, слегка затянув рукопожатие, для того, чтобы фотографы успели нас снять. Вижу, что Ельцин вздрогнул. Улыбка с лица исчезла. Неужели что-то почувствовал? На полдороге к соседнему стенду он остановился, оглянулся на меня и резко мотнул головой, словно отгоняя наваждение.

Только сейчас замечаю перед собой вытаращенные глазищи нашей комсомолки. Нашлась, потеря. Стоит, вся из себя удивлённая, рот открыла, а в руках большой кулёк с пирожными и две бутылки лимонада. Ага, пока я тут работаю в поте лица, она в буфете отоваривается. Ладно хоть, про меня не забыла… Не одна же она всю эту гору сладостей собирается съесть.

На городских соревнованиях между ВУЗами города с утра пришлось бегать, а после обеда прыгать. До дома довёз Семёныч. У меня первая травма.

— Как же ты так подставился? — спросил меня тренер, когда увидел, что возле меня собралась толпа народа, через которую ко мне пробирается женщина с брезентовой медицинской сумкой. Ответить не могу, у меня болевой шок. Смотрю на разорванную шиповку, из которой хлещет кровь.

В прыжках мы решили особо не высовываться. Городские соревнования среди студентов для нас ничего не решают. Надо просто попасть в тройку призёров, чтобы их пройти.

В отборочных соревнованиях прыгал вполноги. На второй попытке показал семь метров сорок сантиметров. На третьей изобразил заступ и прыгать не стал. Какой смысл ж… жилы рвать, если эти соревнования для нас проходные. Да и устал я после двух забегов на восемьсот метров.

Смотрю, как мне обрабатывают рану. Шипы вошли в два пальца. Здоровый спортсмен, под два метра ростом, показавший второй результат, очень неудачно затеял переодевание. После отборочных прыжков он решил натянуть на себя спортивные штаны. Я и сам подумывал, что надо сделать так же, чтобы мышцы не остыли к финалу. Он, не снимая шиповки, начал натягивать штаны, которые вполне ожидаемо зацепились за шипы. Запрыгав на одной ноге, неудачливый прыгун в конце концов приземлился мне на ногу. Здоровенные стальные шипы прокололи мне два пальца и достали до подошвы.

— Ты понимаешь, что по правилам мы не можем пропустить три попытки? Тебя снимут с соревнований, — жужжит Семёныч над ухом.

— Один раз прыгну, — отвечаю ему, наблюдая, как мне заливают пальцы зелёнкой.

— Я тебе прыгну. У тебя кость повреждена — санитарка тычет в средний палец и достаёт бинты.

— Лейкопластыря нет? — спрашиваю я у неё, понимая, что с забинтованной ногой мне в обувь не влезть. Ворча, женщина лезет в сумку, вытаскивая оттуда рулончик пластыря. Сам заматываю пальцы, а затем, надев шиповку, прихватываю её тем же пластырем, обернув его в несколько слоёв поверх обуви. Жестом подзываю тренера.

— Один раз прыгну. Толчковая нога в порядке. Дай мне минут десять, чтобы в себя придти, — шепчу ему на ухо. Оглядываюсь. Вокруг меня вытаращенные глаза. Даже один из судей смотрит на мои действия с побледневшим лицом. Семёныч вроде понял. Крякнул, и пошёл к судьям. Судя по его энергичным жестам, там назрел неплохой скандальчик. Я сижу, гоняю энергию по ноге, помогая себе руками. Регенерация, ты со мной? Ау.

— Я сказал, что ты будешь продолжать. Надо хоть как-то один раз изобразить прыжок. В зачёт идёт лучший результат, неважно на какой попытке он был показан. Две попытки пропускать можно, а вот три, уже нет. Тогда по правилам тебя с соревнований снимут. Просто сделай вид, что ты прыгнул и ты всё равно попадёшь в призёры, — шепчет мне тренер, вернувшись от судей.

Сделать вид, ну сделаю, я так вам сделаю… Понимаю, что надо успокоиться. У меня одна попытка. Первые две в финале я пропущу. Не успею восстановить ногу и с болью справиться. Судя по тому, как на меня поглядывает виновник травмы, на ногу он мне прыгнул совсем не случайно. Пока он отстаёт от меня на двенадцать сантиметров, но если я вылечу с соревнований, то он займёт первое место. Даже с таким результатом. Не ожидал я подлости, расслабился и отдыхал, прикрыв глаза.

После второй попытки в финальных прыжках меня обогнали. Смотрю, как раскланивается тот подлец, который меня травмировал. С трибун ему хлопают, даже девчонки какие-то визжат. Понятно, что трибуны не в курсе, что тут у нас произошло.

Объявили третью попытку. Встаю, хромаю к своей отметке разбега. От ямы, криво ухмыляясь, навстречу мне идёт мой «знакомый». Справляюсь с захлестнувшей меня злостью. На прыжок даётся одна минута. Сжимаю кулаки, закрываю глаза. «Боли нет, боли нет», — твержу я сам себе. Разбег… неплохо взлетел, метра полтора в верхней точке и с приземлением порядок. Оглядываюсь, не заступил, и судья дал отмашку, что прыжок засчитан. Сам встать не могу. Ногу свело судорогой. С помощью Семёныча допрыгиваю на одной ноге до скамеек. Долго ждём результат. Судьи втроём всё несколько раз перемеривают. Восемь метров два сантиметра! Первое место! Дальше всё помню, как в тумане. Сильно меня откатом накрыло.

Сижу дома, лечу опухшую ногу и вспоминаю рецепты. Некоторые виды бальзамов и лекарств мне бы совсем не помешали. Я после неудачного прыжка в парке заметил, что с мазями регенерация быстрее действует. Помню, как и что нужно делать, а вот из чего… Нет на Урале таких растений. Может на юге есть, там климат больше похож на тот, который у эльфов Великого леса был. Можно пшеницу использовать, она вроде и в том и в этом мире одинакова, но что из неё сделаешь, хотя…

Медицина тут ещё уверена, что химические лекарства универсальны. Лет через двадцать только поймут, что чистая химия свой потенциал исчерпала. Тогда и наступит возрождение биотехнологий. Вспомнят про пророщенные зёрна. Так, бальзамов я из пшеницы не сделаю, а вот вытяжка из ростков мне нужна, как воздух. В химическом составе пророщенной пшеницы уже присутствует ценный природный иммуномодулятор, блокирующий негативное влияние веществ, препятствующих усвоению организмом железа, цинка, магния, кальция. Заодно токсины выведу и воспаление сниму с раны. Странно, что я лишён магии. Запас сил я в себе чувствую. Раньше проще жить было — кастанул Дыхание Жизни, и получи ростки уже через десять минут. Без волшебства мне больше суток ждать придётся, пока ростки на пару миллиметров подрастут.