Дверь в лето (сборник)

— Да, Миди?

— Послушайте, если вы оставили меня здесь, чтобы быть настойчивым, то, мне кажется, вам лучше было бы начать. Я не навязываюсь, но меня нервирует ожидание.

Он ничего не сказал, и выражение его лица не изменилось. Она неловко продолжила:

— Не думаю, что при подобных обстоятельствах я была бы вам неприятна. И я действительно благодарна вам. Ну, ладно, это то, что я только что не…

Он подошел к ней вплотную и остановился рядом.

— Моя дорогая, у меня нет ни малейшего намерения быть настойчивым. Вы мне ничем не обязаны. Я вмешался, потому что меня заинтересовал ваш случай.

— Мой случай? Вы врач? Психиатр?

Он покачал головой.

— Я математик, статистик.

— Я пока не понимаю.

— А это, собственно, и не нужно понимать. Но я охотно задал бы вам пару вопросов. Можно мне это сделать?

— Конечно, конечно! По крайней мере, я должна вам это, а также еще кое-что.

— Вы ничего мне не должны. Еще чего-нибудь выпить?

Она допила свой бокал, протянула его Потифару и последовала за ним на кухню. Там он налил маленький бокал и протянул ей.

— Теперь скажите мне, пожалуйста, почему вы разделись?

— Я этого не знаю, — она наморщила лоб. — Я не знаю. Я не знаю этого. Я, должно быть, внезапно сошла с ума, — расширив глаза, она добавила, — может быть, во мне ослаб какой-то винтик, а я этого не заметила?

— Вы не сумасшедшая. Не сумасшедшая, как и мы все. Скажите мне, где вы видели, чтобы это делал где-нибудь кто-нибудь другой?..

— Кто-нибудь? Я никогда этого не видела. — Где вы об этом читали?

— И не читала. Подождите — эти люди в Канаде: Дьюка… или что-то подобное.

— Духоборы, секта обнаженных, не так ли? Вы никогда не имели с ними дела?

— Нет, — она покачала головой. — Вы не поверите, но я была одной из тех девочек, которые снимают свои ночные рубашки, — она покраснела и добавила: — Я делала это всегда, если не говорила себе особенно энергично, что это глупо.

— Охотно верю. А читать о таких случаях не приходилось?

— Нет. Хотя… постойте! Мне кажется, примерно две недели назад. Женщина в театре. Я думаю, верительном зале. Но я считала, что это было сделано только затем, чтобы привлечь внимание фотографов. Вы же знаете, что девушкиздесь, в Голливуде, раздеваются для участия в шоу.

Он покачал головой.

— Это не было шоу. Третьего февраля в Большом Театре, миссис Элвин Коупли. Это рассказ полицейского.

— Откуда вы знаете?

— Извините меня, — он подошел к пульту и вызвал пресс-бюро ратуши: — Элф? Это Пот Брин. У тебя еще на руках эта история? Да, да, акт стриптиза. Сегодня есть что-нибудь новое? — он подождал. Миди показалось, что на другом конце провода кто-то выругался. — Не бери в голову, Элф. Не может же эта жара длиться зечно. Итак, девять? Хорошо… можешь добавить еще один случай. Бульвар Санта-Моника, далеко за полдень, никаких арестов, — потом добавил: — Нет, ее имени никто не записал. Дама средних лет в парике. Я случайно наблюдал это… Кто, я? А почему я должен был вмешиваться? Но это была очень, очень интересная картина.

Он положил трубку. Миди сказала:

— Парик? В такую-то жару?!

— Может, мне снова связаться с ними и назвать ваше имя?

— Нет!

— Смотрите. Теперь мы поговорим о миссис Коупли. Мне бы очень хотелось узнать, что вы при этом чувствовали и что думали, когда раздевались.

Она недоверчиво сдвинула брови.

— Минуточку, Потифар, я правильно поняла? Девять других женщин сделали то же самое, что и я?

— О, нет, девять их было сегодня. Вы… — он запнулся, — …триста девятнадцатый случай в городе Лос-Анджелесе и округе с первого января. О других частях США никаких сведений у меня нет, но предложение не сообщать о нашем случае исходило от Службы Безопасности Восточного Побережья, а это доказывает, что у них там те же проблемы.

— Вы имеете в виду, что женщины раздеваются у всех на виду по всей стране? Это просто эпидемия какая-то! — он промолчал, и она снова покраснела. — Ну, это поразительно, если даже я…

— Нет, Миди, один такой случай может шокировать, но триста — уже не шокируют. Они интересны с научной точки зрения, поэтому я бы охотно узнал, что вы чувствовали при этом. Рассказывайте дальше.

— Но… Хорошо, я попытаюсь. Я уже говорила вам, что не знаю, почему это сделала. Я и сейчас не знаю. Я…

— Вы можете это вспомнить?

— О, да! Я помню, что расстегнула застежки на своем платье, еще помню, что думала — мне надо поспешить, потому что видела автобус, остановившийся двумя перекрестками дальше. И потом: как хорошо я себя чувствовала, когда, наконец, э… — она замолчала. — Но я не знаю, почему.

— О чем вы думали перед тем, как остановились возле скамейки на остановке?

— Я не помню.

— Представьте себе улицу еще раз. Что проезжало мимо? Где были ваши руки? Не ударялись ли ваши ноги друг о друга? Был ли кто поблизости? О чем вы думали?

— Ну, кроме меня на скамейке больше никого не было. Руки были у меня на коленях. Эти типы в странной одежде стояли поблизости, но я не обращала на них внимания и вообще мало о чем думала, кроме того, что у меня болят ноги и хочется домой. А еще о том, как невыносимо жарко и душно сегодня. Потом… — она устремила взгляд вдаль. — Внезапно я осознала, что я делаю, и что мне необходимо сделать это как можно быстрее, поэтому я встала и… и! — голос ее стал резким.

— Спокойнее, — сказал Потифар. — Самое главное, что вы никогда больше этого не сделаете.

— Что? Но, мистер Брин!.. Я же никогда этого не делала!

— Конечно нет. Что было потом?

— Ну, вы накинули на меня плащ… Что было потом, вы знаете, — она взглянула ему прямо в лицо. — Скажите, Потифар, зачем вам этот плащ? Уже целую неделю не было ни капли дождя. Это самый сухой и жаркий сезон за много лет.

— Если сказать точнее, то с шестьдесят восьмого года. И несмотря на это, я беру с собой плащ. Это только мое предчувствие, но думаю, что если все же пойдет дождь, то он хлынет из всех разверстых хлябей и будет лить сорок дней и ночей.

Она подумала, что он шутит, намекая на всемирный потоп, и рассмеялась. Но он сказал:

— Вспомните, как вам в голову пришла эта идея.

Она повертела бокал в пальцах и задумалась.

— Я просто не знаю.

— Этого я и ожидал, — кивнул он.

— Почему? Может, вы думаете, что я сошла с ума?

— Нет. Я думаю, что вы действительно не могли защититься от этого, что вы не знали, почему, и что знать этого не могли.

— Откуда вы знаете? — жалобно спросила она.