Дверь в зиму

— Это еще что за новости? — воспитательница строго посмотрела на собаку. — А ну живо прекрати! Нашел время…

Пес замолчал.

Я был так удивлен вмешательством не хозяйки, а постороннего, чужого человека, тем более что хозяйка и не подумала велеть псу замолчать. Вероятно, поэтому я не сразу сообразил: слова воспитательницы, обращенные к собаке, я разобрал ясно, до последнего звука. А когда понял, то обнаружил, что воспитательница смотрит уже не на пса, а на меня.

— Подождите в кабинете заведующей, пожалуйста, — уведомила она. — Я вижу, что вы мой клиент. Еще на улице увидела. Сейчас я занята, скоро освобожусь.

— Это где была регистрация? — глупо спросил я.

— Да.

И знаете что? Я пошел в кабинет.

Еще недавно полный людьми, сейчас кабинет пустовал. Я сел на стул, не рискнув занять кресло заведующей, и уставился на дверь. Следом за мной в кабинет вошел пес и лег мне на ноги. Не на колени, естественно, — на ступни. Придавил так, что не встать. Не знаю, откуда явилась безумная уверенность, но я не сомневался — отправься я сейчас искать хозяйку этого бегемота по всему детскому саду, и я ее не найду.

Минут через пять явилась воспитательница.

— Извините, что заставила вас ждать, — она улыбнулась. — Все, теперь я в вашем распоряжении.

Ее внешность. Когда я смотрел на нее, сейчас и раньше, я видел какие-то черты, какую-то одежду. Но убей меня бог, если мне удалось бы вспомнить этот облик, а уж тем более описать его.

Воспитательница, и все.

— Ладно, тогда начну я, — она правильно истолковала мое молчание. — У меня к вам есть предложение. Хотите вернуться в детство?

— Куда?!

— В детство.

— Родиться заново?

— Нет, так далеко я не смогу. Лет пять, плюс-минус пара месяцев. Такой вариант устроит? Пять лет — прекрасный возраст.

— Вы шутите?

— Нет.

Считайте меня идиотом, безумцем, придурком, рехнувшимся от убийственного стресса — я ей поверил. Эта может. Точно может! Так вот почему у меня не получалось найти в детском саду ее предыдущих клиентов! Они уже не здесь. Они там, далеко, где нет войны, взрывов, смертей, бегства…

Они спасены.

Воспитательница сказала: «Я вижу, что вы мой клиент». Она предлагает не всем. Господи, да я же счастливчик, я вытянул из коробки выигрышный билет! Пять лет? Детский сад — не этот, а былой, мой собственный, забытый с годами; потом я пойду в первый класс, забросив за спину глянцевый ранец…

…бабушка надевает на меня зимнее драповое пальто. Меховый — мутоновый! — воротник щекочет затылок. Горло перетянуто кусачим шарфом, я бурчу, что вот-вот задохнусь. Вываливаюсь в подъезд, вихрем слетаю по ступенькам, еще не зная, что дверь подъезда не откроется от моего толчка, что снаружи ждет дедово пыхтение, долгая работа лопатой, снег, сугробы, детство: румяное от мороза, запыхавшееся, счастливое…

Да, я знаю.

Знаю, какое у меня сейчас лицо.

Я уже видел эти лица: тех людей, к кому подошла воспитательница.

— Ну что? — она снова улыбнулась. — Вы согласны?

Да, хотел закричать я. Да, конечно!

— Я буду помнить себя? — спросил я. — Нынешнего?

Она отрицательно покачала головой.

— Извините, нет. Это было бы слишком жестоко. Мужчина на седьмом десятке в теле пятилетнего мальчика? Вы понимаете, что это ад? И для вас, и для окружающих?

Я молчал. Наверное, она права.

— Вы ничего не будете помнить. Вы просто начнете жить заново. Та жизнь, которая у вас была — вы проживете ее, как впервые. Мальчик, подросток, юноша, мужчина… Чем плохо?

— Начну жить заново? Свою былую жизнь?

— Да. Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? Клиенты, что были перед вами, вели себя иначе. На них я тратила гораздо меньше времени.

— Жизнь заново? Не помня, что я ее уже прожил?

— Да.

Похоже, она начала раздражаться.

— Детство, отрочество, юность? Без памяти о том, что все происходит во второй раз?

Теперь замолчала она.

— А потом опять будет война, да? Эвакуация? Детский сад, превращенный в приют? Вы, ваше предложение? И я снова начну жить сначала: детский сад, школа, институт, работа, война, эвакуация, детский сад… Вы с вашим предложением? И опять сначала? В третий, десятый, сотый раз?!

Я наклонился вперед, побеспокоив собаку:

— Но ведь дальше-то уже ничего не будет? Совсем ничего, так? После нашего разговора? После моего согласия? После детского сада? Совсем ничего, правда?!

Вместо ответа она пожала плечами.

— Я знаю тебя, — сказал я, чувствуя, как холодный пот стекает по затылку, просачивается за воротник. — Знаю, как тебя зовут.

— Все знают, — она еще раз пожала плечами. Внезапный переход на «ты» ее ничуть не побеспокоил. — Просто не все вспоминают мое имя, когда я прихожу сделать свое предложение. Всякий раз у меня другое имя и другое предложение. Соглашайся, это хороший вариант.

Я погладил пса:

— Ага, хороший. Правда, бегемот?

— Хороший, — повторила она.

— Ты предлагаешь мне то, что у меня уже есть. То, что никто не в силах у меня отобрать. Ни ты, ни война. Это было, это мое. Это есть и сейчас, здесь. Ты предлагаешь мне купить у тебя мое же имущество?

— Я не торговка. Думай, что говоришь.

— Хорошо, не купить, взять в подарок. Какая разница? Ну да, чем еще тебе торговать, как не чужим? У тебя ведь нет ничего своего…

— Я зря трачу время, — она повернулась, чтобы идти. — Вот, лови!

Сперва мне показалось, что я поймал змею. Гибкую, холодную, ядовитую змею. Нет, это был поводок, собачий поводок. Когда я отошел от внезапного страха, воспитательницы в кабинете уже не было.

— Что, бегемот? — спросил я пса. — Она тебе тоже кое-что предлагала? Щенячьи восторги, да? И ты тоже задал ей слишком много вопросов? Хозяйка согласилась без раздумий, а ты засомневался?

Пес вздохнул.

— Как тебя звать, а? Слышишь, бегемот?

Шершавый язык лизнул мою руку.

— А что, неплохое решение. Бегемот, за мной!

Командой «за мной» Бегемот пренебрег. В коридор он вышел первым.

* * *

Утром за пожилой парой приехал автомобиль. Я едва успел выскочить: беженцы уже сели в машину, еще минута, и они бы уехали.