Двери во Тьме
Шрифт:
– Хм… ну ты скажи, – сказал Федька, покачав головой. – А я вроде на халяву делал и этим почти гордился. А заглянул внутрь добрый человек – и опа, вот оно, мое черное корыстное нутро.
– Не-э, – заржал я, – нутро у тебя само полезло, когда ты философствованиями занялся. А это я тебе так, просто про бонус рассказал.
– Ну ты скажи… Ладно, давай тогда за бонусы.
Опять выпили. «Клюковка» шла легко, даже привкус алкоголя слабо ощущался, но забирала она неслабо.
– Вот так разбогатею с тобой, – вновь вернулся к актуальной на сегодня теме Федька, – а потом вместо шикарной жизни здесь буду прятаться. И бонусы не в радость.
– А
На Сальцеве мир не заканчивался, естественно, но мало кто из Углегорска бывал ниже по течению реки. Торговля туда шла больше через сальцевских посредников, а так кататься и причины не было. При этом все знали, что города дальше есть, и люди там тоже живут. И торговцев пореченских в Сальцеве хватало – вон даже за соседним столиком компашка сидит, по разговору судя.
– Там скучнее, говорят, вроде Углегорска что-то. Оттуда все сюда оттянуться едут. Правда, там, как и здесь, дикий капитализм, никаких фокусов в стиле развитого социализма, как у нас.
– Ну все же…
– Все же, все же, – передразнил я его. – И насчет «и здесь хорошо» – это ведь только пока. Сколько здесь люди вообще живут? Считаные годы. А сколько еще жить предстоит? Вот лично тебе, Федь, если нигде не нарвешься, несколько веков, прикинь?
– И чего, плохо, что ли? Одной половой зрелости века три – поди, хреново?
– Это если очень просто на вещи смотреть, – возразил я. – А вот прикинь сам, что здесь даже детей ни у кого не ожидается. В чем смысл существования? В сохранении половой зрелости? Не расстаться с комсомолом и быть вечно молодым? Федь, от длительного бессмысленного существования вы просто свихнетесь, деградируете, извращенцами какими-нибудь станете. Как можно столько жить без какой-то настоящей, достойной человека цели?
– Светлое будущее построить, что ли? – засмеялся Федька.
– Да пошло оно, это светлое будущее, – отмахнулся я. – Я об основе существования, продолжении рода: без него ты обречен видеть то, что ты вымираешь, понял? Здесь, в этом мире, ни хрена нам не светит сделать полезного.
– Да ладно… вон Тьма половину мира закрыла, найди способ ее победить – и ты оправдался перед… кем там? Богом? Да хрен с ним, пусть хоть перед богом.
– Бог сюда не смотрит, этот мир – вне выстроенной им системы. Это чистилище какое-то, а те, кто здесь, – они просто потерялись. Для всех.
– Не знаю, Вов, не знаю. Я пока все же здесь попробую, потому что там, где я раньше был, жил ничуть не осмысленней. Скучно, да еще и коротко. А здесь веселей.
На Бродвее мы с Федькой расстались. Я спать в гостиницу пошел, а он, похоже, в «Грезы» направился. Я его только напутствовал насчет осторожности и большую часть денег из кармана у него выгреб, чтобы все не прогулял, а если конкретно, чтобы его на всю наличность там не развели. Мы с ним уже оба заметно пьяными были, но я хоть спать шел, а у него душа требовала женского общества и продолжения банкета.
В гостинице администратор передал мне увесистый, обвязанный шпагатом сверток из грубой промасленной бумаги. Сказал, что «от Сергея Николаевича». Поднялся в номер, развернул – все как я и просил, вполне свежего вида «Вальтер П-38», у которого вместо мушки была нарезана на стволе резьба. А еще длинная труба глушителя, два пустых магазина и коробка патронов, пятьдесят штук, из которых местный специалист отсыпал пороха, чтобы пуля летела помедленней, ниже скорости
звука. Далеко из него не постреляешь, целиться трудновато будет, но метров до пяти в самый раз.Затем ополоснулся в душе да и спать завалился, повесив рядом на стул кобуру с ТТ, а под подушку сунув наган. Если вдруг кто прокрадется, то решит, что видит мое оружие, и револьвер окажется сюрпризом. Вот так.
Федьку доставило такси, уже утром, совершенно пьяного – так мне администратор сказал. Я решил особо жалости не проявлять и направился его будить, что получилось далеко не сразу. Стучать в дверь пришлось минут пятнадцать, сначала слушая доносящийся из-за нее храп, а потом выслушивая всякое от высунувшихся из соседних номеров жильцов с заспанными рожами.
Разбудить удалось по телефону, звоня со стойки администратора. Звонки в местных черных эбонитовых аппаратах были зверскими – мертвого поднимут, не то что пьяного. Федька, открыв мне дверь, выглядел так, что я его было пожалеть хотел, но все же не пожалел, а погнал в ванную. После душа и бритья он выглядел чуть-чуть лучше, но не намного. Рожа была опухшей, глаза красными как у кролика, голос прокурен. В общем, все признаки бурно проведенной ночи налицо.
– Ты там не подхватил хоть ничего? – поинтересовался я, когда мы вышли из номера.
– Не, не должен, – помотал он головой и тихо ойкнул. – А вообще плохо помню, что там было.
– Ну и фиг ли идти было? – удивился я. – В хорошей гулянке самое ценное – воспоминания, а если их нет, то это только выброшенные на ветер деньги и потраченное здоровье.
– Слышь, хорош воспитывать, – огрызнулся он.
В баре «Купеческой» кормили. И похмеляли. Я от спиртного отказался, заменив его обильным завтраком и целым кувшином клюквенного морса, а вот Федька сначала пива взял, но оно не помогло, потом выпил два по сто водки, что уже помогло заново захмелеть, а сверху полирнул это все еще литром пива, окосев окончательно. Когда я загнал его в «кюбель», он почти сразу же уснул, навалившись на дверь и густо захрапев. И никакие кочки обратного пути не в силах были его разбудить. Даже на углегорском КПП на него посмотрели с уважением: понятно, что человек из Сальцева едет, отдыхал.
К горсветовской общаге он вроде чуток проморгался, но опять начал жаловаться на головную боль и общее недомогание, поэтому, когда я его высадил, он изрек: «Теперь в буфете три по сто – и спать до утра», – после чего нетвердой походкой направился в сторону проходной. А я вспомнил народную мудрость, гласящую, что неправильный опохмел ведет к затяжному запою. Как бы он не того…
К утру снег действительно покрыл все не таким уж и тонким слоем. Ветра не было совсем, так что по ощущениям вроде даже и тепло получилось. После недавней осенней мерзости как в рай попал.
Насти дома не оказалось, и я погнал на аэродром, где нашел куривших Серегу и Марата, от которых узнал, что оба пилота опять на вылете. Опять начал сыпать снег, частый, крупными хлопьями, так что пришлось побеспокоиться, но нервничал недолго – оба самолета вернулись буквально через несколько минут. Сначала Настя посадила свой «рус фанера», а буквально следом за ней и Николай.
– Все, отлетались на сегодня, – сказала Настя, выходя из конторки, уже переодетая, с комбинезоном в брезентовой сумке. – Но нормально, за эти дни столько успели, что почти все долги растолкали. Завтра с утра заехать на Крупу надо, закрыть наряды. Отвезешь?