Движущиеся картинки

– Я этого не потерплю. Ни за что не потерплю. Нельзя, чтобы по Университету слонялись здоровенные волосатые твари, – твердо заявил аркканцлер. – Избавьтесь от него.

– Боги, нет! Он лучший Библиотекарь, какой у нас только был. И с лихвой отрабатывает свою зарплату.

– Да ну? И как же мы ему платим?

– Орешками, – быстро ответил казначей. – К тому же он единственный, кто понимает, как вообще устроена библиотека.

– Так превратите его назад. Не дело человеку мартышкой жить.

– Обезьяной, мэтр. И, боюсь, ему так больше нравится.

– С чего ты взял? – подозрительно осведомился аркканцлер. – Он разговаривает?

Казначей заколебался. С Библиотекарем такая проблема возникала постоянно. Все так к нему привыкли, что с трудом припоминали то время, когда библиотекой не заправлял желтозубый примат, обладающий силой троих мужчин. Дайте непривычному время – и оно станет привычным. Вот только когда приходилось давать объяснения кому-то со стороны, звучали они странно. Казначей нервно откашлялся.

– Он говорит «у-ук», аркканцлер, – объяснил он.

– И что это значит?

– Это значит «нет», аркканцлер.

– А как в таком случае по-обезьяньи будет «да»?

Этого-то вопроса казначей и боялся.

– «У-ук», аркканцлер, – ответил он.

– Так ведь это тот же самый «у-ук», что и раньше!

– О нет. Уверяю вас, нет. Модуляции совершенно иные… я имею в виду, когда привыкнешь… – Казначей пожал плечами. – Наверное, мы просто научились его понимать, аркканцлер.

– Ну, по крайней мере, он поддерживает себя в форме, – едко заметил аркканцлер. – В отличие от прочих из вас. Я сегодня утром вошел в Необщий зал, а там была куча народу – и все храпели!

– Это старший преподавательский состав, мэтр, – сказал казначей. – С моей точки зрения, они находятся в идеальной форме.

– Идеальной? Да декан выглядит так, словно он кровать проглотил!

– О, мэтр, – сказал казначей, снисходительно улыбаясь, – но ведь слово «идеальная», как я его понимаю, означает «полностью соответствующая своей функции», а я бы сказал, что тело декана идеально пригодно для того, чтобы целый день сидеть и поглощать еду в огромных количествах.

Казначей позволил себе маленькую улыбку.

Аркканцлер смерил его взглядом, старомодным настолько, что он мог бы принадлежать аммониту.

– Это что, шутка? – спросил он подозрительным тоном человека, неспособного понять, что такое «чувство юмора», хоть ты битый час объясняй ему на диаграммах.

– Всего лишь наблюдение, мэтр, – осторожно ответил казначей.

Аркканцлер покачал головой:

– Терпеть не могу шутки. Терпеть не могу поганцев, которые целыми днями только и делают, что пытаются острить. Это все оттого, что вы круглые сутки сидите взаперти. Несколько двадцатимильных пробежек – и декан станет другим человеком.

– Ну да, – отозвался казначей. – Мертвым.

– Здоровым.

– Да, но все равно мертвым.

Аркканцлер раздраженно зашуршал бумагами у себя на столе.

– Тунеядство, – пробормотал он. – Одно сплошное тунеядство. Незнамо во что Университет превратили. Дрыхнут целыми днями, в мартышек превращаются. Когда я был студентом, нам и в голову не приходило в мартышек превращаться.

Аркканцлер поднял недовольный взгляд.

– Ну и чего ты хотел? – рявкнул он.

– Что? – переспросил обескураженный казначей.

– Ну, ты же чего-то от меня хотел, разве нет? Ты ведь пришел, чтобы о чем-то меня попросить. Наверное, потому, что я один тут не сплю и не ору с дерева каждое утро, – добавил аркканцлер.

– Э-э. А это, кажется, делают гиббоны, аркканц-лер.

– Что? Что? Будь любезен, дружище, не пори че-пуху!

Казначей собрался с духом. Он не понимал, почему должен терпеть такое обращение.

– На самом деле я хотел поговорить с вами об одном из студентов, мэтр, – холодно сказал он.

– Студентов? – рявкнул аркканцлер.

– Да, мэтр. Знаете, кто это? Худые такие, с бледными лицами? Мы ведь университет, помните? Студенты к ним прилагаются, вроде как крысы…

– Я думал, мы платим людям, которые с ними разбираются.

– Преподавателям. Да. Но бывают случаи… В общем, аркканцлер, взгляните, пожалуйста, на эти итоги экзаменов…

Была полночь – не та полночь, что раньше, но очень на нее похожая. Старый Том, безъязыкий колокол с университетской колокольни, только что звучно промолчал двенадцать раз подряд.

Тучи выжали из себя на город последние капли дождя. Анк-Морпорк раскинулся под немногочисленными мокрыми звездами, реальный, словно кирпич.

Думминг Тупс, студент-волшебник, отложил учебник и потер лицо.

– Ну ладно, – сказал он. – Спроси меня о чем-нибудь. Давай. О чем угодно.

Виктор Тугельбенд, студент-волшебник, взял свой потрепанный экземпляр «Некротелекомникона в переложении для студентов, с практическими упражнениями» и открыл на случайной странице. Он лежал на кровати Думминга. Точнее, его лопатки лежали. Тело его устремлялось вверх по стене. Для расслабленного студента это совершенно естественная поза.

– Так, – сказал он. – Ага. Так? Как… ага… как зовут внемерное чудовище с характерным криком «Тычосказалтычосказалтычосказал»?

– Йоб Шоддот, – немедленно ответил Думминг.

– Верно. Какой жуткой пыткой изводит своих жертв чудовище Тшут Аклатеп, Инфернальная Звездная Жаба С Миллионом Головастиков?

– Оно… только ты не подсказывай… оно выкручивает им руки и показывает иконографии своих детенышей, пока у них мозги не коллапсируют.

– Ага. Никогда не мог понять, как это происходит, – признался Виктор, перелистывая страницы. – Хотя после того, как в тысячный раз скажешь: «Да у него точь-в-точь твои глаза», ты, наверное, и так уже готов с собой покончить.

– Ты так много знаешь, Виктор, – уважительно сказал Думминг. – Удивительно, что ты до сих пор студент.

– Гм, да, – ответил Виктор. – Гм. Наверное, просто на экзаменах не везет.

– Ну давай, – поторопил его Думминг. – Спроси меня еще о чем-нибудь.

Виктор снова открыл книгу.

На мгновение воцарилась тишина.

Потом он спросил:

– Где находится Голывуд?

Думминг зажмурился и начал колотить себя по лбу.

– Погоди, погоди… не подсказывай… – Он открыл глаза. – Так, в смысле «Где находится Голывуд»? – резко спросил он. – Не помню ничего ни про какой Голывуд.