Двое из будущего, 1901-...
Шрифт:
Они были довольны, а вот я не особо. Новый корпус по внешнему виду ничем не отличался от обычной черной коробки с рычагом на верху. Абсолютно никакого дизайна. И это мне не понравилось. Но, тем не менее, не показывая своего недовольства, я поднял ужасную на вид карболитовую трубку и приложил к уху. Покрутил ручку для соединения.
– Барышня, будьте любезны, номер десять двадцать два.
– Минуточку, - прозвучал в трубке миловидный женский голос. А затем через секунду, - соединяю.
Трубку поднял Моллер. Не удивился моей просьбе подозвать генерального. После непродолжительно беседы с Поповым, положил трубку и вынес вердикт:
– Слышимость и вправду лучше чем у старых аппаратов. Но на той стороне Попов говорит, что ничего не изменилось. Надо бы поставить эти аппараты у нас везде, где только можно. И к производству готовить.
И опять два начищенных
– Вот только с внешним видом надо что-то сделать. Слишком неподходящий образ аппарата для продажи.
И тут их лучезарные улыбки исчезли и появилась растерянность. А я понял, что приставать с дизайном к ним мне не следует. Это не их стезя и не их ответственность. Химику главное сделать материал, инженеру внутренности. А вот красивый внешний вид, такой чтобы и приятный для глаза и в тоже время не дорогой в производстве, это надо было обращаться к другим людям. Что ж, похоже, у Попова появилось на одну заботу больше.
– Ладно, - улыбнулся я, подбадривая своих суперответственных людей.
– Хорошо сделано, добротно. Замечательный сюрприз вы мне преподнесли. Выпишу вам хорошую премию на отделы, а вы сами ее распределите между работниками.
Для них это была просто отличная новость. С премией за добротный продукт ни я, ни Мишка не обижали. Новации у нас ценились.
– Э-э, Василий Иванович, - вдруг сказал Мельников.
– Я вам не про этот сюрприз говорил. Корпус телефона у нас уже как неделю был готов, позавчера поставили внутренности и проверили. Это здорово, но я вам не это хотел в первую очередь показать.
– А тогда что?
– заинтриговал меня химик.
И он, нырнув обожженными когда-то руками в карман пиджака, достал спичечный коробок и положил его передо мной на стол.
– Что это?
– недоуменно спросил я, открывая его и высыпая на ладонь белый порошок. Серафим, не сдержавшись, заглянул.
– На сахарную пудру похоже, - заявил он безаппеляционно, что совершенно не понравилось Мельникову. Химик глянул на казака как на студента двоечники и пояснил мне:
– Это, Василий Иванович, ваш поливинилхлорид. Я нашел способ как его изготавливать.
– Так быстро?
– удивился я.
– Ведь всего-то пара месяцев прошло.
– Ничего сложного не было. Весь процесс был уже описан и напечатан. Самое сложное это было найти литературу. Знали бы вы, Василий Иванович, сколько часов я провел в библиотеке, прежде чем нашел неиспользуемый, но давно открытый материал, который попадал под те свойства, что вы описывали. Это я вам скажу, была не простая задачка. Но мы с ней справились.
Вот уж действительно сюрприз. Оперативный результат. Я ухватил несколько крупиц порошка, я погонял их между пальцев, затем понюхал. Серафим повторил мои действия, чем вызвал небольшое раздражение Мельникова. Ну, не знаю, у того ПВХ с которым я когда-то работал, был совсем другой запах, на этот совершенно не похожий. Но в этом случае мне придется довериться мнению профессионала.
– Ну, Евгений Адамович, вот сейчас ты меня действительно удивил, - выразил я свое восхищение.
– Такой результат и так быстро! Поздравляю. А скажи, ты эксперименты с этим порошком уже ставил? Как он плавится и горит?
– Не горит вообще, да и почти не плавится. Только обугливается, - признался химик.
– Но это полимер, я вам говорю совершенно уверенно.
А вот то, что этот новый материал почти не плавится, мне совершенно не понравилось. Тот ПВХ с которым я работал, становился пластичным при температуре примерно в сто восемьдесят градусов по Цельсию. Плюс-минус. А этот, судя по заверениям Мельникова, держал температуру горелки, обугливался и почти не плавился. А сколько там градусов при открытом огне? Я не помню, но совершенно точно, что гораздо больше ста восьмидесяти. И тут пришлось мне напрягать память, вспоминать то, о чем нам когда-то рассказывали. Я присел на кресло, взял в руки коробок и на пару минут выпал из реальности.
– Вот что, Евгений Адамович, - начал вещать я, ставя новые задачи перед химиком.
– Полимер, что у нас с вами получился, настоящая золотая жила. Но, для того чтобы с ним работать, нам необходимо сделать несколько вещей. Первое - придумать как повысить пластичность материала. Не знаю, как это можно осуществить. Или подобрать нужную добавку в смесь или изменить рецептуру получения. Тут вам изобретать. Второе - сделать так, чтобы расплавление материала происходила при температуре в сто пятьдесят, двести градусов. И третье - подобрать красители для него. От белоснежного до угольно-черного со всеми цветами радуги и посмотреть,
Я мог бы и не спрашивать об этом Мельникова, это было лишнее. Он лишь записал мои требования к себе в блокнот.
А теперь то, что я знал о ПВХ, но не мог сказать своему химику. Тот материал, с которым я работал, плавился при температуре в сто шестьдесят, сто восемьдесят градусов и все было бы хорошо, если бы не одно но. При температуре уже в сто сорок в структуре ПВХ начинали происходить разрушительные изменения. Цепочка полимера рвалась, высвобождая атомы хлора, которые в свою очередь продолжали разрушать соседние цепочки полимера. Своеобразная цепная реакция. И если не найти сейчас решение этой проблемы, то можно забыть о промышленном использовании ПВХ. Помнится, как-то раз при приготовлении смеси рабочие не уследили за температурой смешивания и все сырье в чане сгорело, почернело до состояния пористого угля. А вонь в цеху стояла такая, что хоть покойников выноси. На моей работе эту проблему решали тоже добавками, все действие которых состояло в том, что они должны были улавливать эти вырвавшиеся атомы хлора, не давая им разрушать соседние цепочки. Но этого я подсказать Мельникову не мог, так что буду подталкивать его к этой мысли потихоньку, полегоньку. И все у нас получится.
И еще одна проблема, которую я видел. И имя этой проблемы, как ни банально это звучит - станки. И если сделать механику обычного экструзионного станка, цилиндр со шнеком и фильеры было относитлеьно не сложно, то вот с электрикой нам придется повозиться. Особенно с нагревательной ее частью. Ведь сейчас, насколько я понимаю, в природе нет даже банальной термопары и примитивных термодатчиков. И как нам регулировать температуру нагрева и осуществлять принудительное охлаждение цилиндра? Ума не приложу. Но, как бы то ни было, будем думать и пробовать. Не знаю, может быть для контроля нагревательных элементов подойдет обычный реостат, а в качестве измерителя температуры старый добрый ртутный градусник. Может и подойдет такой вариант, но тут пока не попробуешь, не узнаешь. А вообще, придется нашему инженеру по электрической части как следует подумать и поизобретать. Мы долго будем ставить эксперименты, подбирать нужные составы и температуры, пробовать различные станки. И еще одна неприятность которую я уже вижу была все в той же молекуле хлора, что вырывалась из цепочки полимера при нагреве. Ведь она будет разрушать не только само сырье, но еще и шнеки с цилиндрами. Хлор будет съедать металл, выгрызая в поверхности глубокие каверны. И за год активной работы все внутренности окажутся изъедены до такой степени, что они потеряют свою эффективность, на их стенках будет образовываться нагар, который будет очень сильно влиять на качество. А потому их придется регулярно заменять. А это, блин, опять деньги и очень немалые. И решить эту проблему можно только одним способом - хромировать рабочую поверхность шнека и внутренние стенки цилиндра. И вот, у нас появилось еще одно направление для исследований и экспериментов для нашего небольшого литейного завода под Новгородом. Времени, конечно же, на все это уйдет уйма. А про деньги я уж и не заикаюсь - мне просто становилось страшно. И, если честно, если бы я не знал, что эта тема обязательно себя окупит и принесет златые горы, то ни за что бы за нее не взялся. Ведь с точки зрения бизнесменов нынешней эпохи это направление исследований неизвестно к чему выведет еще и вряд ли себя быстро окупит.
Все мои опасения по поводу бунта на моем предприятии оказались напрасны. Новость о бунте в Александровском селе дошла до моих рабочих только под вечер, да и то лишь смутными обрывками фраз. Что там на самом деле произошло пока никто и ничего не знал. Лишь на следующий день, когда по городу прошли массовые ночные аресты, столица в подробностях узнала о случившемся, а газеты в красках описали кровавые события. И только тогда по цехам поползли нехорошие разговоры.
Как я и ожидал, на Обуховском сталелитейном заводе от "давления сорвало крышку". Предприятие "взорвалось", рабочие не найдя понимания со стороны руководства выкатились на улицы, построили баррикады и встретили прибывшую полицию градом камней из брусчатки. Стражам порядка сильно досталось, и потому к ним на помощь пришла армия, которая и разметала бунт, огнем и прикладом. Постреляли служивые знатно, в газетах говорилось о десятке убитых и многочисленных раненых. Под шальную пулю попал даже ребенок. А поздно вечером и ночью, прошли повальные аресты. Брали всех без разбору, вытаскивали из постелей и прогоняли через строй полиции, которая выискивала запомнившиеся лица.