Двое из будущего
Шрифт:
И только теперь я понял всю логику банковской системы - взять дешевые деньги, пустить их в оборот, получить доход, вернуть то, что взяли и остаться с прибылью. В наше время банки, если мне не изменяет память, деньги брали не только у населения, но и у государства под довольно низкий процент. А еще брали кредиты за рубежом, где процентная ставка была еще ниже и там же стремились продать свои векселя. И на этих операциях очень хорошо жили.
– И заметь, Вася, что кредитовать мы будем только те производства, что будут выпускать продукцию по нашим лицензиям. А значит, помимо всего прочего, у нас будут очень быстро расти лицензионные отчисления. Теперь ты понял?
– Да, - кивнул я. И предложил, - А можно еще войти в долю в этих производств и контролировать их изнутри.
Мишка улыбнулся довольно.
– Ну вот, Василий Иванович, вот ты и стал настоящим буржуем! С чем тебя и поздравляю. Осталось только договориться
Вариант вроде бы был неплохой. Правда наша доля падала до тридцати семи с половиной процентов у каждого, но зато увеличивалось количество доступных средств. А это очень и очень хорошо. И у нас с Мишкой все равно оставался контрольный пакет акций.
– Осталось только уговорить господина Суслова на этот вариант.
– Надо пробовать, - развел руками Мишка.
– До чего-нибудь, да доболтаемся. Мне он кажется человеком разумным.
– Ты ж его даже еще не видел.
– А мне и не надо было на него смотреть, чтобы понять, что он не дурак.
– Это почему?
– Не зря же он пришел именно наше предприятие покупать! Видел где лежит прибыль. А то, что напился, так это случайно, с непривычки. Я, когда первый раз до безсознательного состояния выпил, тако-ое чудил...! Ужас..., - и от воспоминаний далекого юношества он передернулся.
– Как бы нам встретиться с ним? Он тебе адреса не оставлял?
Я махнул рукой в сторону дома.
– Он у меня в комнате для гостей дрыхнет. Я даже адреса спросить у него не успел - отключился. Пришлось домой тащить.
– Здорово!
– обрадовался Мишка и потер ладони.
– Когда он проснется?
– Не знаю. Уже четыре часа как спит. Должен скоро.
Господина Суслова долго ждать не пришлось. Уже через двадцать минут он, щурясь на алое вечернее солнце и ежась от болезненного озноба, вышел из дома. Постоял на ступеньке нерешительно, запахнул мятый пиджак и зашаркал тапочками по выстеленным доскам до нашей беседки. Смущенно поздоровался с нами.
– Здравствуйте, - слегка склонив голову к Михе, сказал он. Потом ко мне, - и вы здравствуйте, Василий Иванович. Вы уж извините...
– Да ладно, бывает, - ответил я ему и жестом пригласил за стол.
– Присаживайтесь.
Суслов опустил свое тело на край стула.
– Мне так неловко, честное слово. Со мной никогда такого раньше не случалось, - снова принялся извиняться он, но был бесцеремонно мною прерван.
– Бросьте, пустяки. Со всеми такое бывает. И прошу вас, об этом больше не надо. Мы все понимаем.
– Хорошо, - вынужденно согласился Суслов и поморщился от сильной головной боли.
– Всегда так болеешь, когда выпьешь?
– спросил он и, получив утвердительный ответ, вынес вердикт.
– Водка дрянь - ее пить нельзя. Правильно нас батюшка крестом по хребтине наставлял.
Суслов скромничал. Его терзала жажда, я это видел, но он стеснялся попросить воды. Сидел тихо, протирал глазами бутыль с запотевшим квасом. Я пододвинул к нему пустую чашку, квас, уговорил отпить. После удовлетворения дикой жажды, я посмел представить своего друга:
– Знакомьтесь, это Козинцев Михаил Дмитриевич. Главный учредитель "Русских заводов". Ему принадлежит сорок девять процентов плюс одна акция. И у него к вам есть очень интересное предложение....
Идея с банком господину Суслову очень понравилась, понравилась настолько, что он даже забыл о донимающей головной боли. И всецело отдался переговорам. Несмотря на врожденную скромность, торговался он отчаянно. Мишка, по первоначальному замыслу желавшего предложить будущему партнеру всего лишь двадцать процентов, успехов в переговорах не добился, и потому был вынужден постепенно повышать его долю до планируемых двадцати пяти. Но и на двадцати пяти процентах Суслов не хотел соглашаться. Он хотел как минимум сорок. И уперся, словно упрямый осел, не желая сдвигаться с места. Тогда Мишка взял паузу и к следующей нашей встрече, принес бухгалтерские документы "Русских заводов" и лицензии, что на этом момент были уже оформлены и находились на рассмотрении комиссии. И только после этого, Суслов признал нашу правоту и был вынужден согласиться на двадцать пять процентов. На следующий день мы оформили, если можно так сказать, соглашение о намерениях и хлопнули в потолок пробкой от дорогого шампанского. А само переоформление завершили спустя месяц.
В свете последних событий нам пришлось пересматривать концепцию постройки помещения для управления. Здание пришлось расширять, проектировать второе крыло для нужд банка. Я попросил заложить
в проект возможность увеличения численности этажей. В проекте их было всего два, но надо было думать о будущем. В скором времени нам даже этого может не хватать. Перепроектировали здание всю осень и зиму, а непосредственно к строительству приступили по весне.О названии банка спорили долго. Суслов предлагал громкие имена, такие как "Самсон" или "Банк русских изобретений", но Мишка, в свое время съевший собаку на маркетинге, их забраковал и предложил свой вариант - "Банк "Русские заводы"". И хоть Суслов поморщился от названия, я понял, что это хороший ход. Благодаря нескольким публикациям в больших газетах нас уже худо-бедно знали. Меня изредка узнавали на улице и, бывало, что узнавшие следовали за мной попятам почти до самой проходной предприятия. Бывало, что и подходили, заламывая шапки, просились на работу. А однажды у меня даже попытались ненавязчиво взять интервью - сосед в кафе якобы случайно меня узнал и попытался вытянуть информацию. Потом поймав его уже на территории завода и вывернув у него все карманы, поняли, что это был московский журналюга, который пытался получить представление об условиях работы изнутри. Так что, название банку Мишка придумал хорошее.
А господин Суслов, удачно вложив наследство, уехал на Кавказ пить лечебные воды. Он довольствовался своей долей в нашем предприятии и, здраво рассудив, что в управлении ничего не понимает, не стал лезть в нашу работу. Мы лишь регулярно высылали ему бухгалтерские отчеты, перечисляли деньги с дохода, да изредка звали на собрание акционеров, на которые он, впрочем, предпочитал не приезжать, трогательно извиняясь в длинных письмах и заранее соглашаясь со всеми решениями.
Незаметно наступила осень 1899 года. Днями в начале сентября было пока еще тепло, а вот по утрам уже наступала влажная прохлада. Часто серые низкие облака накатывали на город и омывали дождем грязную столицу, очищая его от пыли, копоти и мелкого мусора, вымывая все это прочь из города. Я, если честно, не любил такую погоду - тысячи оттенков серого угнетали меня, а мне хотелось красок и яркого солнечного света. Я желал лета и тепла, яркой зелени и сверкающего моря, желтого, скрипящего под босыми ногами песка и коктейля с трубочкой. Я хотел в отпуск, на море, в Турцию, в Египет или в Тайланд. Все равно куда, лишь бы там было побольше солнца, тепла и воды. Но нельзя..., производство не оставишь. Мишка в постоянных разъездах - ищет полезных людей и проводит бесчисленные переговоры. Это его стихия и, занимаясь любимым делом, он "отдыхает". Фактически он живет в поездах, приезжая в Питер лишь для того чтобы выспаться, вымыться, повидать свою невесту и скорректировать наши дальнейшие планы. Я же сижу в столице безвылазно и мне это до чертиков надоело. Надо куда-нибудь съездить. Да хоть в Кострому! У нас теперь возникла острая необходимость найти человека, который будет управлять нашим банком. А из всех банкиров нам был известен только лишь один Голубин Иван Николаевич, что полтора года назад помогал нам в продаже нашего золота. Надо бы с ним переговорить, узнать его мнение - может, порекомендует кого. Поэтому, когда Мишка в очередной раз прикатил в Санкт-Петербург, я в ультимативной форме высказал ему свое решение и оставил его приглядывать за нашим предприятием, а сам, купив билет в первый класс вагона, укатил в Кострому.
А в Костроме было солнечно, зелено и тепло, словно бы лето здесь и не кончалось. Город встретил меня сладким запахом выпекаемого хлеба, сухой пылью, давно не прибиваемой к дороге дождем и горами конского и коровьего помета. Дворники, как и полтора года назад, убирали только главные улицы города, что были вымощены неровной брусчаткой. В торговых рядах бойко шла торговля и каждый, кто приходил сюда с парой монет в кармане, оказывался с покупкой.
Здание Госбанка я отыскал практически сразу. Внутри отделения, как и в прошлый раз, почти никого не было - лишь трое служащих, одинокий посетитель, да кивающий головой сонный дядька, который должен был изображать охранника. Посетитель - по виду состоятельный крестьянин в добротных сапогах и в свежем костюме завис с пером в грубой руке над желтым бланком, а служащий ему что-то терпеливо объяснял. Я неспешно подошел к свободному сотруднику. Служащий поднял на меня взгляд, по достоинству оценил мой дорогой наряд и лучезарно улыбнувшись, поинтересовался:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Да, - подтвердил я, - мне необходимо встретиться с вашим управляющим. Иван Николаевич у себя?
Служащий склонил голову на бок и состроил печальную гримасу.
– К сожалению, Иван Николаевич здесь больше не работает.
– Гм..., печально, - протянул я задумчиво.
– А можно его как-нибудь найти? Он в городе?
– Да, он должен быть в городе. А может вам с нашим новым управляющим переговорить? Может он вам сможет помочь?
– предложил служащий, но с сомнением помотал головой.