Двое в океане

— Мы вообще хотим быть в добрых отношениях со всеми, — сказал первый. — Наша страна настолько маленькая, что может рассчитывать только на доброту других.

Поговорили о Гренаде, о ее проблемах и трудностях, Золотцев в ответ рассказал о задачах экспедиции, посетовал на неожиданный срыв давно задуманного и такого важного эксперимента с американцами.

— Увы! — отозвался на это один из хозяев. — Издавна американцы слыли нацией обстоятельной, деловой. А сейчас приходится все больше сомневаться в этом.

— И все больше их опасаться, — поддержал коллегу второй. — Сейчас это нация ненадежная, непредсказуемая. Действие англичанина можно больше предугадать, чем действия американца. Американцами сейчас все чаще руководят уже не только деловые соображения, а амбиции. Слишком богаты и сильны стали. Даже бесспорную выгоду могут принести в жертву собственному гонору.

— Вы имеете в виду тех, кто у власти? — спросил Смолин.

— Нет! Всех! За последние десятилетия их всех именно так и воспитали — в обмане, лжи, лицедействе. Я учился в Америке, американцев знаю. Верить им нельзя!

«Суровая характеристика, — подумал Смолин. — А Клифф? Неужели и ему нельзя верить? Кому же тогда?»

Во время беседы Золотцев, склонившись над столом, внимательно слушал, кивал в знак согласия, но при этом время от времени трогал пальцами серебряную фигуристку, а она в ответ крутилась на ледяном пятачке, делая немыслимые пируэты… «И что это он привязался к игрушке, как маленький», — раздраженно подумал Смолин.

Когда настала пора прощаться, Золотцев, показав на игрушку, пояснил:

— Видите ли, я большой любитель фигурного катания. — Он простодушно рассмеялся, похлопал себя по солидному животику. — Конечно, только как зритель. Увы! Так вот… Когда вы окажетесь в Москве… — Он указал на фигуристку. — Все это покажу в натуре. На настоящем льду. Так что приглашаю!

— Спасибо! — сказал один из хозяев и похрустел визитной карточкой, которую положил перед ним Золотцев при знакомстве. — Вполне возможно, что мы при случае воспользуемся вашим любезным приглашением.

Смолин перевел это Золотцеву, и тот вдруг стал торопливо прощаться.

В машине забеспокоился:

— А вдруг они все это приняли всерьез?

— Конечно, всерьез, — подтвердил Кулагин. — Придется приглашать.

— Этого еще не хватало! Я же не согласовывал. Это у меня так сорвалось с языка.

«Наверное, у того, кто с три короба наобещал в римском университете, тоже сорвалось с языка», — подумал Смолин.

Город располагался на террасах, и машина, направляясь к следующему уровню государственной власти, забиралась все выше и выше. Дом, к которому они подъехали, был уже двухэтажным, больше, чем предыдущий. Приглашенные с «Онеги» поднялись на второй этаж и здесь в не очень просторной комнате с окнами, закрытыми от солнца плотными шторами, их принял грузный человек в очках, заместитель премьер-министра. Прием оказался коротким, в нем не было той дипломатической легкости общения, которая запомнилась в мидовском коттедже, но здесь мысли излагали прямее и конкретнее. Полный человек в очках говорил о том, что страна переживает острый момент, что каждый день может подвергнуться нападению со стороны американцев, что против нее ведется скрытая и открытая подрывная работа — занимают экономически, засылают на Гренаду агентов, они уже провели несколько диверсионных акций: совершили покушение на правительство, устроили поджог лучших, приносящих наибольший доход туристских отелей. Заместитель премьера говорил о том, что в этих условиях нужно особое сплочение, дисциплина и ясное понимание реальной обстановки, а для этого пора отказаться от иллюзий, учитывать опыт и взгляды других, на которых тоже легла ответственность за будущее Гренады.

Он снял очки, положил их на стол, и глаза его сверкнули холодным слюдяным блеском.

Смолин переводил слово в слово Золотцеву, тот в ответ понимающе кивал, но какое отношение они, ученые-иностранцы, могут иметь ко всему этому? Человек в очках то ли утверждал свою точку зрения в самом себе, то ли полемизировал с кем-то другим, не присутствующим в этом кабинете.

Когда они покидали этот дом, Смолин сказал Золотцеву:

— Такое впечатление, что он озабочен иным, гораздо более для себя важным, чем тем, о чем говорил.

Снова залезая в машину, Золотцев отер платком со лба капельки пота.

— Ну и жарища! И зачем нам эти визиты?

Машина опять стала забираться все выше и выше по крутой дороге, проложенной по склону горы, пока не достигла седловины хребта. Здесь она остановилась возле изящной виллы с широкими окнами и высокой кровлей. У ее подъезда замер в карауле рослый английский офицер, настоящий бледнолицый сын Альбиона, такой неожиданный на этой земле. Когда гости проходили мимо него, он картинно отдал им честь.

В светлом многооконном зале висел портрет английской королевы во весь рост, на блестящем паркете красовалась изящная, с витыми ножками старинная викторианская мебель. Из окон были видны море, древняя крепость на берегу, голубое зеркало бухты. Легкими струйками втекал с улицы через распахнутые окна пряный прохладный воздух. Неплохо устроился губернатор!

В зал вошел высокий пожилой метис с узким лицом, прямым носом, тонкими губами, черными волосами, которые лишь слегка курчавились. Кровь его предков, африканских рабов, завезенных когда-то на остров, сказывалась лишь в смуглости кожи. А все остальное в метисе — безукоризненный темный, строго официальный костюм, безукоризненной белизны сорочка, галстук-бабочка под подбородком, а главное, походка, жесты, хорошо отлаженная дружеская улыбка, протянутая для приветствия рука, в которой чувствовалась властность, — все свидетельствовало о том, что перед вами занимающий высокое положение английский джентльмен. Это был сам генерал-губернатор, личный представитель британской короны на Гренаде, номинальный глава государства.

Перед этой сиятельной личностью такими несовместимыми выглядели помятые в автомашине рубашки Золотцева и Смолина, их летние с дырочками ботинки, слишком пестрые носки. Это очевидное несоответствие тут же отметил холодный взгляд Кулагина, и уголки его губ презрительно опустились. Что тут говорить, прав старпом, прав! Маху дали! Хотя бы галстуки нацепить! В подобной обстановке, в компании столь высокого чина, можно было бы ожидать и разговора на столь же высоком уровне. Но разговор оказался самым обычным. Кулагин рассказал губернатору о работе экспедиции. Губернатор в ответ поведал о том, как красив остров Гренада, как любят его туристы, особенно американские. Поинтересовался, что хотят выпить гости. Гости предпочли глоток холодной воды.

— А может быть, пива? — вопросительно поднял брови губернатор. — У нас превосходное гренадское пиво.

Все тут же согласились, что, конечно, лучше гренадское пиво. Чернокожий в смокинге кельнер принес на подносе высокие бокалы с желтоватой шапочкой пены, по очереди поставил перед каждым на маленькие столики, стоящие возле кресел, все тут же отведали по глотку действительно отличного, ледяного напитка, оценив его достоинства, и разговор сразу же перешел на пиво. Оказалось, что хозяин дома не только губернатор и личный представитель ее величества, он еще и бизнесмен, вице-президент пивной компании Антильских островов. Как только он принялся повествовать о своем бизнесе, перед гостями предстал уже не респектабельный английский джентльмен, а оборотистый карибский коммерсант — даже манеры его потеряли недавнюю величественность, а лицо приняло деловое выражение, будто он прикидывал: не предложить ли русским контракт на поставку солидной партии пива.

На теме пива и завершился разговор «на высоком уровне» в резиденции генерал-губернатора Гренады. И уровень его был высокий только потому, что губернаторская вилла находилась на самой вершине прибрежной горы, выше всех остальных зданий города. Так что напрасно тревожился начальник экспедиции.

У трапа по причалу прохаживался Чайкин в обществе рослого блондина. У незнакомца была маленькая, не по росту, головка, утяжеленная длинным, висячим как у попугая носом. Лицо казалось сердитым и надменным. Увидев выходящего из машины Смолина, Чайкин медленно, как бы нехотя, направился к нему. Кивнул в сторону стоящего за его спиной незнакомца и представил: