Двое в океане
Шрифт:
— Разве это бизнес? — удивился Бауэр. — На вашем месте я взял бы несколько мешков. Вы же на корабле, а не на самолете, за вес платить не надо. А гренадский орех первосортный. Можно неплохо заработать.
Все-таки они были с разных планет!
На подъезде к Сент-Джорджесу Бауэр вдруг притормозил у развилки дороги. Главная вела вправо, но Бауэр свернул в противоположную сторону, на плохонькую грунтовую.
— Здесь не больше мили, — пояснил он. — Покажу любопытное местечко.
Проехав недолго по пыльной дороге, Бауэр остановил машину у небольшого, сложенного из камня, дома. Из широкой, настежь распахнутой двери несло рыбной тухлятиной.
—
В доме оказалось помещение для разделки рыбы, несколько отсеков, в которых стояли бочки и ящики, две комнаты были отданы под контору. В одной из них они обнаружили девушку-гренадку в белом халате. При появлении гостей она извлекла из кармана халата легонькую розовую косынку и почему-то торопливо повязала голову, прикрыв свои милые африканские кудряшки. В косынке стала старше на вид и теперь была похожа на пролетарку двадцатых годов.
— Мэри! — крикнул ей Бауэр. — Вот привез тебе двух гостей. Это русские. Продай им по зубу, чтоб помнили о Гренаде. И мне заодно.
— Русские? — Она удивленно вскинула пышные брови, которые тоже состояли из кудряшек, только очень мелких. — По радио сообщали, будто к нам прибыл первый русский корабль. Вы с него?
С простодушной прямотой внимательно оглядела сперва Смолина, потом Чайкина, как оглядывают нечто неведомое раньше и поразительное, выдохнула:
— Первый раз в жизни вижу русских!
Девушка повела посетителей в соседнюю комнату, которая оказалась чем-то вроде магазинного помещения. У стены возвышался прилавок, над ним висели технические плакаты — как ловить, перевозить и разделывать больших рыб. На другой стене — в самом центре — был приклеен прямо к штукатурке портрет широколицего бородатого человека со спокойными, уверенными, прямо глядящими глазами. Морис Бишоп, премьер-министр Гренады! Смолин не мог оторвать глаз от портрета. А ведь он и вправду похож на Че Гевару — не только бородой, чем-то и другим неуловимо общим — может быть, чистотой и ясностью высокого лба, юной открытостью взгляда, мужественной складкой губ или еще чем, словом, это было лицо, простодушно распахнутое перед будущим. Такое же, как у Че. Лицу этому можно было верить, и Смолин содрогнулся, вспомнив мрачное пророчество Бауэра.
На прилавке стоял деревянный противень, и в нем белела кучка странных, похожих на острие скальпеля, косточек.
— Акульи зубы! — объявил Бауэр. — Этот кооператив ловит акул, мясо пускает на переработку, а зубы продает как сувениры. Прежде всего американским туристам.
Взял одну из косточек, подбросил на ладони, острием кольнул палец.
— Как бритва! В моде сейчас у американок, большие деньги платят. Вешают на шею на цепочке, как амулет. Говорят, этот символ зла надежно защищает ото всех остальных зол на свете. — Бауэр посмеялся. — Видите, как моды меняются! Нарасхват акульи зубы! А почему? Да потому, что в мире акулья обстановка.
Девушка, разгребая сухо звенящую кучку амулетов, выбрала два зуба покрупнее: один протянула Смолину, другой Чайкину.
— Сколько мы вам должны? — спросил Чайкин.
— Ничего не должны. Это подарок!
Бауэр выбрал зуб для себя сам.
— Я, пожалуй, тоже возьму. — В его глазах дрожал легкий смешок. — Есть у меня одна знакомая. Хорошенькая, но такая злющая.
Как раз для нее!— С вас пять долларов! — сказала девушка.
— Вот тебе на! — шутливо вскинул руки Бауэр. — Мне платить, а им бесплатно. Где справедливость?
Девушка строго улыбнулась одними глазами.
— Им бесплатно!
Когда уезжали, Бауэр заметил:
— Одного не могу понять. Почти сорок лет живу на свете, сколько себя помню, русских неизменно поносят — в газетах, на телеэкране, в кино, по радио. Вроде бы хуже вашего государства и вас на свете и нет. А вот эта сопливая черная девчонка первый раз в жизни видит русских — и, пожалуйста, подарок. Почему такое?
Трудно было понять, с шуткой ли это говорит Бауэр или всерьез поражается столь непостижимой для него закономерности. Не ожидая ответа, перевел разговор на другое — вон какая пыль, земля здесь тяжкая, это только так кажется, что остров вроде легендарного Эдема, вся Гренада — сплошной камень, и много надо долбить, чтобы посадить каждый росток.
— Может, для этого и нужно объединять свой труд, создавать кооперативы? — вдруг сказал Чайкин, отважно вламываясь в дебри английского языка.
— Не знаю. Не убежден, — ответил Бауэр. — В коллективное трудовое братство не верю! Это всего лишь мечта.
Чайкин хотел возразить, но подходящих слов на английском не нашел и сконфуженно примолк.
Они выехали снова на магистральную дорогу, и Бауэру пришлось притормозить, чтобы пропустить огромный тупоносый самосвал, который, пыхтя и подвывая, как буйвол, наползал на них.
— Это на тот аэродром, что строят кубинцы, — объяснил Бауэр. — Адова работа! Целые горы приходится под корень срезать. За нелегкое дело взялись кубинцы. И зачем им оно? Непонятно!
Американец пожал плечами и в следующее мгновение снова вынужден был притормозить, чтобы пропустить очередной самосвал.
— «Шкода» пошла, — пояснил он, — чехословацкая! А бульдозеры на стройке советские. Я сам видел. Правда, кубинцы не любят, когда на стройку заглядывают американцы. У нас в газетах пишут, что этот аэродром станет советской военной базой.
— И вы верите этому? — спросил Смолин.
— Откуда мне знать? Я занимаюсь здесь какао. С меня этого хватит! — И после паузы закончил: — Может, и вправду будет база. Вы ведь тоже не сидите сложа руки.
Через полчаса они уже подъезжали к Сент-Джорджесу. Некоторое время дорога шла по самой кромке горного хребта, придорожные кусты поредели, и открылся вид на расположенный внизу на горных склонах город, на круглую, как озерцо, небольшую бухту и в ней у короткой стрелки причала такую огромную для маленькой бухты, сверкающую под солнцем снежной белизной «Онегу». Глядя на судно, Смолин неожиданно для себя почувствовал тепло в груди: вот его теперешний дом, кусочек его Родины, где все свое и привычное!
За одним из поворотов они издали увидели у дороги трех гренадцев, застывших в напряженной позе, как на посту. Парни стояли плечом к плечу, молодые, мускулистые, с крепкими угольными шеями и стрижеными затылками, и зорко смотрели вниз на город. За плечами у каждого торчал ствол винтовки. Наверное, один из народных патрулей, охраняющих остров.
— Что я вам говорил! — прокомментировал американец. — Здесь передовая. Здесь почти линия огня! Был покой на острове. И нет его теперь!
Смолин подумал, что Бауэр, должно быть, знает куда больше о подлинной обстановке на Гренаде, чем хочет это показать. Почти в каждой его пояснительной фразе таилась недоговоренность.