Дворянство Том 1

– Укол в печень, - Елена была бы рада говорить столь же сухо и профессионально, если бы могла толком разогнуться. Казалось, желчь плещется где-то у основания языка, от боли хотелось упасть на колени, заливаясь слезами.

– Смерть… - она сглотнула, перевела дух. – Неизбежна.

– Сколько бы ты отмерила себе жизни при таком ранении? – уточнил Пантин, поднимая меч вертикально, острием к высокому и темному потолку.

– Четверть часа, - выдавила Елена и сразу поправилась. – Меньше. Если не повезет.

– А если повезет? – безжалостно продолжал наставник.

– Тогда добьют.

– Да, - согласился мастер. – Ранения в печень отличаются ужасающей болью. Еще раз.

Третий обмен. Четвертый… Восьмой. Елена сбилась на втором десятке, когда тело превратилось в сплошной комок боли. Мастер не пытался финтить, он вообще избегал любых приемов. Простой шаг, прямой укол без оглядки на защиту – и все. Только ученица готова была упасть на карачки от боли, а наставник поглощал вред как подушка удары палкой.

– Достаточно.

Пантин взял меч под мышку, покрутил кистью, разминая связки.

– Что ты можешь сказать по этому поводу?

Елена глянула на мастера исподлобья, на всякий случай сменила хват, перекладывая меч в другую руку. Вряд ли Чертежник этого хотел, но, сломав женщине конечность, он сделал Елену амбидекстром.

– Я скажу, что это… неправильно.

– Почему?

Елена вдохнула прохладный чистый воздух, кажущийся стерильным. По контрасту запах ее собственного пота казался особенно тяжелым.

– Потому что не бывает так. Никто не обменивает жизнь на жизнь… вот так.

– Тем не менее, я это сделал. И что же ты противопоставишь?

Елена решила, что вопрос риторический в силу очевидности ответа. Пантин криво улыбнулся и приказал:

– Семнадцать раз я сразил тебя, хоть и ценой самоубийства. Теперь придумай мне два мотива для подобного действия.

– Э-э-э…

Елена хотела было возмутиться таким издевательством, но школа Чертежника сказалась, ученица проглотила возмущение и постаралась напрячь мозги.

– Первый… хм… ну-у-у… Э…

– Я не спешу, - поощрительно, с легкой издевкой улыбнулся мастер.

– Тебе заплатили, - Елена больше спрашивала, чем утверждала.

– Уточни, - безжалостно потребовал Пантин. – Как можно оплатить заведомое самоубийство?

– Ну… скажем…

Ученица нахмурилась, склонила голову.

Думай как местная, строго приказала она себе. Думай как человек, убивший двух врагов собственными руками. Думай как бретер, чья жизнь посвящена Высокому Искусству.

– Тебя вынудили, - сказала она, поднимая голову и глядя прямо в серые пятна глаз наставника.

– Ага… - протянул тот. – Уже лучше. Но как это могли бы сделать?

– Долг чести. Угроза семье. Любой мотив, который для тебя дороже жизни. Убей, умри сам и считай, что погашены обязательства. Или родные в безопасности.

– Да, - очень серьезно кивнул, соглашаясь, Пантин. – Так бывает на юге. Еще?

– Ненависть, - Елена стиснула на мгновение зубы до хруста в челюстях. – Месть. Желание убить того, кто заведомо сильнее тебя. Настолько сильное, что ради него можно принести в жертву самого себя.

– А в чем разница?

– В первом случае тебя заставляют. Во втором это личный выбор.

– Согласен, - снова качнул подбородком Пантин. – Что ж, я доволен. На самом деле сейчас ты получила наглядный урок, который пребудет с тобой до конца жизни. А в чем его смысл, это я предоставлю тебе решить самой.

Все-таки в некоторых моментах Пантин удивительно походил на Чертежника. Мастер же тем временем сделал несколько шагов, отдающихся звучным эхом под сводами тренировочного зала.

– Фигуэредо учил тебя хорошо, - сказал Пантин с легкой задумчивостью, будто и не обращался к женщине, а скорее рассуждал вслух. – Однако не так хорошо, как мог бы. Высшая сила ему судья, мы же будем благодарны покойнику за его старание и науку.

Судя по редким обмолвкам, Пантин знал Фигуэредо лично, уважал мастерство фехтмейстера, но был настроен весьма критически к школе в целом и педагогическим приемам персонально мастера. Елена молча наклонила голову, согласившись с необычной эпитафией. Про себя же подумала: интересно, в какого бога (или богов) верит человек, проживший пять веков, а то и больше? И верит ли вообще…

– К сожалению, он был слишком привержен традиционному оружию и приемам. Я научу тебя лучше. Увы, отчасти придется переучивать, а оно всегда сложнее. Но, думаю, мы справимся. Начнем с гвардий. Напомни мне, что это?

– Гвардия в простом значении суть положение бойца, готового исполнить удар или парирование, - сразу и заученно вымолвила ученица. – Гвардия в полном значении суть положение бойца в любое мгновение времени, пока длится поединок.

– Сколько гвардий ты знаешь?

– Мастер Фигуэредо научил меня семи. Еще пять он показал, но без практики. Чертеж… Фигуэредо считал, что для настоящего боя они лишние.

– Итого двенадцать, - подытожил Пантин. – Что ж, этого действительно хватит для бретера. Но мы стремимся к подлинному, рафинированному искусству. Поэтому тебе предстоит освоить двадцать одну гвардию.

Елена обозначила поклон, как бы вынося благодарность авансом.

– Теперь возьми оружие правильно.

Мастер не уточнял, что имеется в виду, надо полагать, это был тест на сообразительность. Елена решила, что если меч похож на шпагу, его следует держать как шпагу. И перекинула указательный палец через передний «ус» гарды.

– Два пальца, - поправил мастер.

Елена молча исполнила, прибавив средний палец к указательному, и неожиданно такая манера оказалась по-своему удобна. Пантин кивнул, одобряя, и дал следующее задание:

– А сейчас покажи мне первую гвардию.

– Hir rat gynffon, - Елена позволила себе легкую, едва заметную улыбку, в которой, однако, читалась уверенность. Фехтовальщица приняла нужное положение, острие меча сверкнуло, будучи направленным в переносицу мастера. Женщина перевела со старого стиля. – «Длинный крысиный хвост».

– Неплохо, - согласился фехтмейстер. – Но это положение больше подходит для боевого ножа. Мой клинок следует держать чуть по-иному.

Пантин зашел с правого бока ученицы, критически обозрел ее сверху вниз. Елена замерла в статике, скосив глаза в сторону фехтмейстера.