Дворянство. Том 2
Шрифт:
— Значит, сначала она вернулась в дом Лекюйе, там переоделась и пошла сюда. Верно?
— Да, так и было, — подтвердил Гаваль.
— Смело! То есть для начала она прошла через город, ночью, одна и без оружия.
Раньян только сейчас вспомнил, что не прибран и не умыт, лицо обмела свежая щетина. Бретер быстро перевязал волосы лентой, собрав их в обычный хвост за спиной.
— Наверное, Бог помогал ей, — предположил Гаваль.
— Возможно, — согласился бретер.
Он подошел ближе к крыльцу, глядя на пятно крови у невысокого порога. Пятно старались замыть, но темно-красная жидкость будто въелась в камень, и остались хорошо различимые следы.
— Значит, убийство, — подвел итог бретер с видом человека, отлично знающего суть вопроса. — Подставной поединок… Что ж, это мне знакомо.
Вдова остановила косноязычную служанку, неумело и многословно пытавшуюся описать происшедшее. Жест вышел коротким и властным.
— Они поджидали его у порога, — сказала пожилая женщина. — Будто в точности знали, что Ульпиан приглашен вечером на прием. Он шел один, со слугой, я провожала. Напрасно…
Новая гримаса душевной боли, сдержанный всхлип.
— Они? — уточнила Елена.
— Да. Четверо. Дворяне, на каждом гербовые знаки, но…
Судорога искривила бледное лицо, на несколько мгновений выдержка изменила старой женщине, однако вдова быстро вернула, по крайней мере, внешнее спокойствие. Продолжила столь же рассудительно и деловито.
— Но я их не знаю. Что-то незначительное. Возможно незаконнорожденные.
Елена молча кивнула, принимая к сведению услышанное.
— Я сразу поняла, что они задумали. Но Ульпиан… он был горд и не стал бежать. Было так легко… просто сделать три шага и закрыть дверь, накинуть засов…
Платок, в конце концов, треснул, разрываясь пополам.
— Он был горд, — повторила вдова. — Он не побежал сразу, хотя в том не было бы позора. Наверняка опасался, что я окажусь слишком медленной… Задержался. А они стали оскорблять его веру.
— Веру? — переспросила Елена. Она думала, что убийцы спровоцировали адвоката, задевая супругу. Для тех, кто знал глоссатора и его трогательные чувства к жене, это был напрашивающийся и лучший повод. Но кто-то рассудил иначе… и, видимо, оказался прав.
— Да. Глумились над Двумя. А затем старший сорвал с мужа его символ. Дернул так, что лопнула цепь.
Елена молча ткнула себя меж ключиц, дескать, тот знак, что Ульпиан носил здесь? Вдова слабо кивнула.
— И наступил. Тогда муж бросился на него с бранью и кулаками.
Ее голос прервался. Старушка тяжело глотнула, вытерла глаза обрывком платка. Кожа на ее шее мелко подрагивала, на висках пульсировали темные жилки. Однако пожилая женщина быстро справилась с новым приступом рыданий, снова замерла, глядя в угол комнаты холодно и ненавидяще.
— Оскорбление дворянина, — констатировала Елена, вспоминая уроки адвоката. — Требование немедленного удовлетворения? И дуэль?
— Да. Муж неплохо владел мечом.
— В самом деле? — не сдержала удивления Елена. Она ни разу не видела работодателя даже с кинжалом в руках, не говоря о чем-то более серьезном.
— Он же был студентом, — грустно улыбнулась старушка. — И не из последних!
В ее словах чувствовалась нешуточная гордость, и Елена подумала, что, вероятно, здесь студент тоже по умолчанию дебошир, повеса и любитель драк. Вдова сгорбилась, будто лишь сейчас поняла, что муж действительно «был». Был во всех смыслах. А теперь нет, и никогда уже не будет.
— Значит, дальше дело должно рассматриваться в суде, — рассудила лекарка.
—
Не поможет, — покачала головой пожилая женщина. — Там правду не найдешь.— Посмотрим.
Они посмотрели друг другу в глаза, молча, будто могли общаться мысленно, не прибегая к словам. Сбивчиво забормотала служанка, вроде бы про то, что Бог приговорил и взял, про смирение и что-то еще, но ее никто не слушал.
— Справедливость обходится дорого. Особенно когда неправду творят большие люди, — вымолвила бывшая жена глоссатора. — У нас немного денег в доме, но кое-что найдется, — она прикрикнула на служанку. — Принеси шкатулку!
Елена хотела сказать тривиальные вещи про то, что старается не ради денег и так далее, но промолчала. Вдова была права в каждом слове, отказываться от вспомоществования глупо, а спорить лишь ради того, чтобы обставить согласие каким-то ритуалом уговоров — бессмысленно.
— Возьми.
Шкатулка была проста, красива и чем-то похожа на ту, что Елена уже получила от Ульпиана. Видимо приобретались у одного мастера. А еще увесиста. Даже если там лишь серебро, оставалось признать, что понятия «немного» у двух женщин существенно различались.
— Возьми. Используй по своему усмотрению, — с неожиданной волей и властностью приказала вдова.
Елена молча кивнула.
— Нечистая работа, — покачал головой бретер, отпуская мальчишку с половинкой монеты. Он выслушал пятерых, безошибочно отбирая тех, кто действительно что-то видел, а не пересказывал чужой пересказ. А до того потратил еще несколько грошей, опрашивая нищих, которых никто не замечает, но сами они видят все, потому что от наблюдательности зависит кусок хлеба или сама жизнь.
— Однако следует признать, действенно.
— Что? — глупо спросил Гаваль.
— В подставной дуэли важен мотив. Все должно выглядеть естественно, так, чтобы не будоражить людей. И суды с юдикатами. Вопросы веры — дело серьезное, то, что старик схватился за оружие, никого не удивит. Хотя можно было сделать и лучше.
— Но сразу четверо убийц?..
— Опять же грубо, но действенно. Один убивал, трое засвидетельствуют, что все было по совести. Покойный сам затеял ссору и принял честный поединок один на один, — пояснил бретер. — К тому же он отвратительный двоебожник. Подумаешь, нечестивый символ случайно потоптали. О его же душе беспокоились.
— А жена?
— Женщина, — вздохнул Раньян. — Слова четырех дворян, пусть и плохоньких, против мещанки.
— Говорили, она вроде бы благородного происхождения, — припомнил Гаваль.
— Тем хуже. Она добровольно уронила свое положение, суд будет пристрастен к ее словам.
— Куда теперь?
Бретер немного подумал и решительно ответил:
— В суд.
Суд Пайта был, как и положено храму правосудия, велик, архитектурно скучен, сложен из серого камня так, будто готовился к осаде всех преступников мира. Внутри было шумно и многолюдно, к людским голосам щедро примешивались вопли домашней скотины, что выступала в качестве доказательств, предмета споров или взяток. Воняло потом, навозом и страхом. К счастью, Елена уже более-менее ориентировалась, кто здесь чем занимается. А шкатулка, вернее содержимое оной, резко сократило путь между инстанциями, позволив миновать за час дорогу, которая в иных обстоятельствах заняла бы, в лучшем случае, полный день.