Дворянство. Том 2

— Ваша милость, — выдавила она, пытаясь изобразить сидячий поклон.

— Сиди, — холодно позволил барон Лекюйе.

— Она жива, — снова улыбнулась Елена, вполне искренне, от избытка чувств. — И дети живы. Два мальчика.

— Живы, — повторил барон.

Теобальд скрестил руки на груди, посмотрел на темное небо, где даже луна казалась особенно мрачной и злой. Впрочем, алый рассвет уже разливался вдали, обещая хороший безоблачный день. Добрый знак… Барон выглядел постаревшим и каким-то… печальным. Не вяло-безразличным, как всегда, но по-человечески грустным. Не такой вид полагалось иметь счастливому отцу и мужу, чьи надежды были полностью связаны со здоровым потомством. Тревожный колокольчик ударил под сердцем Елены.

— Они живы и здоровы, — повторила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно.

— Да. И ты здесь более не нужна.

Елена довернула голову, превозмогая тянущую боль в затылке и шейных мышцах. Увидела за спиной барона по-крысиному злобную и торжествующую физиономию компаньонки. Интересно, что такого наябедничала обиженная девка патрону?

— Я нужна ей, — Елена решила, что не станет обращать внимание на тупую дуру. Поправилась. — Нужна им, всем троим. Теперь матери и дитя… детям нужен очень хороший уход. Теплые купания, смена белья и прочее. Дессоль нужна…

Она замялась, пытаясь подобрать аналог слову «реабилитация».

— Ей больше ничего от тебя не требуется, — оборвал ее Теобальд. — Нам больше ничего от тебя не нужно. У Дессоль есть долг супруги и матери. Пора исполнять его дальше.

— Какой долг?! — буквально возопила Елена. — Ей необходимо лечиться! Долго восстанавливаться! Подальше от города, в хороший хвойный лес. Или, еще лучше, к морю. Ей и детям. Дессоль нужны месяцы покоя!

— Ее милости, — холодно поправил барон. — Не забывай, кто ты, и кто она.

Елена помолчала, кусая губы, с трудом сдерживая подступившие слезы. Понимая, что как обычно: все хорошее оказалось преходяще. Колесо жизни провернулось— и принесло удачу — но теперь пришло время снова окунуться в грязь.

— Недостаточно детей, правда? — спросила она во внезапном озарении. — Надо еще? Клану требуется больше наследников перед смутным временем?

Барон промолчал.

— Ты убьешь ее, — прошептала она, уже не стараясь подбирать слова, не в силах превозмочь горькую обиду. — Заставишь рожать снова, и меня уже не будет рядом.

— Не забывайся, — мрачно посоветовал Теобальд. — Тебе не место в этом доме. И я отказываю в гостеприимстве.

Рядом с Еленой со звучным лязгом упал кожаный мешочек, тщательно зашнурованный и кажется даже прошитый. Он был увесист и набит до отказа.

— Никто не может сказать, что я не вознаграждаю усилия, — напыщенно провозгласил барон и осекся, будто и сам понял неуместность тона в подобной ситуации.

— Ты полезна, признаю, — сказал он уже тише и ровнее. — Была полезна. А еще ты неприятна. Не воспитана и порой глупа. Ты привлекаешь скандалы и неприятности. Там где ты, там смерть. Бретер говорил, ты приносишь удачу и благословение. Может быть. Но я так больше не думаю. Не хочу больше тебя видеть. Тем более рядом с моей женой.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Елена отчетливо поняла, что здесь бесполезны и мольбы, и логика. Потому что барон Лекюйе тоже безукоризненно рассудителен, просто у него логика совершенно иная. Объединение двух благородных семей требует страховку, то есть наследников. Двое имеются, но лучше, чтобы их стало больше, ведь жизнь ребенка способна оборваться в любой момент. Даже в королевских семьях далеко не все доживают до совершеннолетия. Так что Дессоль должна забеременеть вновь, как только оправится хотя бы символически. Если Пантократор обрезал на ней проклятие семьи Аргрефф, следует пользоваться этим до упора, пока есть возможность. А если она все же умрет… что ж, двое малышей все-таки живы, не так ли?

— Когда? — только и спросила Елена. Теплая едкая влага все же выступила на глазах, исказила окружающий мир как в плохо обработанной линзе.

— Сейчас. Соберись и уходи. До рассвета. Когда первые лучи солнца постучатся в окна, эти двери закроются для тебя навсегда.

— Хорошо, — Елена склонила голову, чтобы никто не увидел ее слез. — Я прошу…

Она поняла, что бесполезно умолять передать Дессоль что-нибудь хорошее. Бесполезно…

Теобальд подождал несколько мгновений и, пожав плечами, сделал шаг назад с таким выражением на лице, будто сам удивлялся собственному терпению и снисходительности в общении с наглой простолюдинкой.

— Уходите, — повторил он внезапно и хлопнул массивной дверью чуть ли не второпях. — Просто уходите. Как можно дальше.

Уходите, повторила про себя Елена, слишком уставшая и отупевшая от избытка ударов судьбы, чтобы вдумываться в это слово. Уходите… Надо же, прямо как благородной, на «вы»!

— Ну и ладно, — сказал она луне. — И уйду.

Легкие шаги Виторы, зашедшей со стороны калитки для слуг, она распознала так же безошибочно, как поступь баронских сапог.

— Госпожа.

Не называй меня так, хотела было сказать Елена, однако промолчала. Каждое слово давалось с огромным трудом, не следовало тратить их впустую. Потом, как-нибудь потом.

— Госпожа, — повторила девочка. — Я соберу вещи. Конюх приготовит нам телегу. Отвезет, куда скажете.

— Да? — неопределенно вымолвила Елена, косясь на служанку.

— Вас тут уважают, — тихонько сообщила та. — Говорят, дурной знак, прогонять божьего любимца…

Она шмыгнула носом. Видя, что хозяйка молчит, продолжила:

— Но его светлости боятся. Он господин дома и всего, что в нем. И всех.

Впервые на памяти Елены девчонка говорила столь много и так связно. Женщина попробовала ободряюще улыбнуться, но вышло не очень хорошо, служанка аж вздрогнула.

— А где эта?..

— Прогнали, — Витора безошибочно поняла о ком идет речь. — Сказали, приведут новую, хорошую. А пока слуг хватит. И этой… которая вопила и молилась.

— Ублюдки, — с горечью вымолвила Елена. — Значит, рядом никого не осталось, кто хоть что-то понимает. Никого…

Оставалось надеяться, что за минувшее время домашние затвердили хотя бы основные правила гигиены и продолжат их соблюдать. В противном случае Дессоль долго не протянет и — самый интересный вопрос — на кого же повесят ее смерть?

— Сказала, потом найдет. Ей ведь не плочено, — закончила Витора.

— Точно, — вспомнила Елена, подобрала мешочек с деньгами, прикинула, что еще остались средства от вдовы, еще сбережения… считать было тяжело, да и лень, однако теперь она почти богата. По большому счету перед лекаркой нынче открыт весь мир. Опять. А за спиной начинает припекать и снова — «опять».