Двойная взлётная

— Кристина Сергеевна, я еще раз повторяю: кого из этих мужчин вы знаете?

— Двоих, вот эти, — нет смысла играть в Зою Космодемьянскую, показываю на фото, они наверняка все проверили по документам о вылете джета: кто летел, сколько пассажиров и куда. Пилоты могут подтвердить.

— Эти? Вы уверены?

Он что, совсем дебил?

Видимо, это было написано у меня на лице. Алексей Константинович сдвинул две фотографии в сторону, кашлянул. Не совсем хорошее качество снимков, но на них мужчины смотрят в камеру словно специально, зная, что их снимают.

Пижоны.

Мне кажется, на снимках они моложе, Громов с легким прищуром и ленцой, в зеленых глазах огонек. У Шульгина модная стрижка, весь такой на стиле, и взгляд, говорящий, что ему до всех похуй. У Артёма так всегда, его обычное состояние. Странно, но я уже начала запоминать их повадки и привычки, а еще взгляды, по которым понятно, о чем они думают и даже то, какая дальше последует реакция.

— Вы знаете их имена?

— Знаю, они представились, Игорь Громов и Артём Шульгин, — указываю пальцем на фотографии.

— Что еще о себе они говорили?

Они вообще мало говорят о себе, и это при том, что мы знакомы неделю. У нас был секс, слишком много секса, а он оказывается совсем не повод для рассказов о себе.

— Майор Рогозин, послушайте, я бортпроводник бизнес-авиации, мои пассажиры много что говорят, но они не ведут со мной разговоры по душам, — двигаюсь ближе, заглядывая мужчине в глаза. — Я обслуживающий персонал, как бы грубо это ни звучало, моя задача — обеспечивать максимальный комфорт на протяжении всего полета. Мне не открывают душу и со мной не делятся секретами. Я вообще не понимаю, почему вы меня спрашиваете об этих пассажирах. Перед ними наш борт летал в Эмираты, очень известный бизнесмен с молоденькой любовницей. Вам может о них рассказать?

Мужчины переглянулись, имени второго служителя закона я так и не узнала.

— Давайте не будем отвлекаться на других. Вы сопровождали их на Сахалин?

— Да, туда и обратно.

— Вы задержались на сутки, по какой причине?

— Так пожелал заказчик. Почему бы вам все это не спросить у них?

— Мы это обязательно сделаем.

— Думаю, наша беседа дальше бессмысленна. Можно я уже пойду? Дел много, окна хотела помыть завтра с утра.

Поднимаюсь с места, но никто и не торопится со мной прощаться. Смотрю на часы, почти полночь.

— Кристина Сергеевна, вы, наверное, не понимаете всей серьезности ситуации.

— Конечно не понимаю, вы мне объясните, такой непонятливой стюардессе, по какой причине я нахожусь здесь, смотрю на эти фотографии и должна рассказывать о пассажирах? Даже если бы на борту что-то происходило, я не имею права говорить об этом на каждом углу первому встречному, пусть и служителю закона. Это ведь не допрос, иначе велся бы протокол.

— Нет, это вы, Кристина Сергеевна, не понимаете, — Рогозин повышает голос и приподнимается со своего места. — Вы сейчас сядете, засунете себе в задницу неуместный юмор и расскажете все, что видели, слышали на борту джета, в гостинице и так далее.

— Даже так? Не слишком грубо?

— Ведь вы были с этими мужчинами не только, так сказать, по работе, а и в более приватной обстановке, можно сказать интимной.

Как же быстро все изменилось, и дружелюбие в глазах майора пропало.

— Может быть, мне стоит позвонить своему адвокату?

— Вы слишком много смотрите телевизор, вам пока не нужен адвокат, мы просто пока разговариваем.

Пока?

Снова сажусь, закидываю ногу на ногу, да я, наверное, вообще не понимаю всего происходящего.

Дяденьки настроены серьезно, это видно. Конечно, им никто не помешает сейчас допросить меня с пристрастием, а потом пойди докажи, что не сама упала несколько раз лицом об стол.

— Я не хочу с вами просто разговаривать. И мне нечего сказать кроме того, что вы уже услышали.

Помнится, один в коричневом пиджаке уже вел разговор и тоже пытался что-то выведать.

— Это вы зря, Кристина Сергеевна. А Прага? Они снова летали именно с вами. Совпадение или закономерность?

— Не могу ответить, клиент заказал — мы полетели. Не я отвечаю за распределение полетов.

— Вы были с ними на Сахалине и в Праге, заметили что-то необычное?

Это какой-то театр абсурда. Был хамло Геннадий — будущий мэр неизвестного мне города, до этого мужчина с кличкой Якут, разглядывающий меня с интересном. У нас даже был секс втроем, я, Громов и Шульгин, это считается как нечто необычное?

— Я не была с ними и ничего не замечала.

— На Сахалине они по очереди навещали вас в номере. С кем из них у вас интимная связь?

Скажу, что с двумя, не поверит.

— У меня нет с ними никаких интимных связей.

— Что было в сумках, находившихся на борту самолета, летевшего на Сахалин?

— Не знаю.

— С кем встречались Шульгин и Громов?

— Не знаю. Послушайте, все эти вопросы — они бессмысленны, разве вы сами не понимаете?

— Бессмысленно покрывать преступников, а потом получить за это реальный срок.

— О чем вы говорите?

Преступники? Да, понятно, что мужики проворачивают некие махинации, но для меня преступник тот, что убил, украл.

Рогозин замолчал, вглядываясь более пристально в мое лицо, словно решая для себя, дура я последняя или прикидываюсь. Лучше уж быть дурой.

— Кристина Сергеевна, у вас же родственники есть. Давно с ними не виделись?

Не отвечаю, лишь чувствую, как нехорошо скребет по нервам голос мужчины.

Семь лет не виделись, как уехала — и все, с концами, а там мать больная, сестра младшая скоро родит второго, брат еще меньше, того и гляди, загремит на малолетку, а может, так же сядет на иглу, как старший.

Выдержала взгляд, совсем не моргая, так что от напряжения режет глаза. Какое ему дело до моей семьи? Я выбралась из этого болота, чего желаю и всем, а кто хочет так жить, живет дальше.

Мои родственник ничего не делают для того, чтоб жить лучше, могут только звонить и просить денег. Не спрашивая, как я, хорошо ли мне, все ли у меня в порядке? Думают, что жизнь у меня — сплошная сказка, что я всем им обязана и должна.

После каждого звонка матери противно и обидно, когда она плачется, что им нечем заплатить за коммуналку, что Надю, беременную вторым, бросил очередной сожитель, что Стас ворует и у него уже два привода в полицию.

А я все слушаю о том, какие они бедные и несчастные, прекрасно понимая, что переведу им денег, а они снова их прогуляют. И они не дадут моей дуре сестре мозгов не раздвигать ноги, а брату — ума, чтобы не воровал, а учиться.