Двойная взлётная
Шрифт:
Но сейчас это уже невозможно.
Какой нормальный мужик после группового секса будет серьезно относиться к девушке? Да никакой.
Стало немного горько, но я и это переживу.
Глава 26
— Подойди.
Молчу, не двигаясь с места, кутаясь в мужскую рубашку. Не знаю, чья она именно, но, судя по запаху морской свежести и цитруса, — Шульгина.
— Так и будешь там стоять?
Снова не отвечаю, смотрю в начинающее проясняться рассветом ночное небо, звезд уже не видно, прохладно. Перевожу взгляд на Артёма, он сидит в кресле
Между нами звенит тишина, не слышно шума ночной Праги, лишь удары моего сердца. Проснулась резко, Громов громко дышал, раскинув руки в разные стороны, широкая грудь вздымалась и опускалась.
Бог грома спал.
Тусклый свет ночника освещал его мощную фигуру, прикусила губу, вспоминая, как после нашего тройного секса они вновь брали меня в душе. Уже медленно, растягивая удовольствие, лаская измученное тело, доводя меня до новых оргазмов.
Я сходила с ума, теряя связь со временем и реальностью, позволяя делать с собой невероятные вещи. Хотела их сама. Скулила, кричала, выпрашивая новые оргазмы, подставляя для них свое тело.
— Иди ко мне.
Артём наконец смотрит на меня, лицо бледное, тянет руку, отшвыривая сигарету с балкона. Во мне замешательство, потому что понимаю: надо прекращать эту связь, ни к чему хорошему она не приведет. Покувыркались и будет.
Но все-таки иду босиком по холодному кафельному полу, по телу бегут мурашки. Вкладываю свою руку в прохладную ладонь Артёма, он усаживает меня к себе на колени. Едва касаясь кожи, убирает волосы с моего лица, долго смотрит в глаза.
— Они и правда — чистое небо.
Не могу выносить такие моменты. Романтика, приправленная откровением и чистой похотью, пропитывает душу, отравляет сердце, дает надежду, которой не может быть.
Молчу, почти не дышу. Мне бы встать и уйти, хлопнуть дверью, сделать вид, что ничего не было. Просто вспоминать потом иногда эту ночь, о которой я ни капли не жалею.
— Ты наркоман? — неуместный вопрос после красивого комплимента.
Артём не отвечает, лишь снова касается прохладными пальцами моего лица, губ, шеи.
— Кто тебя обидел?
Честно, не ждала откровенного ответа, но надеялась.
— Обидел? — не понимаю, о чем он, хмурю брови, в его темных глазах интерес.
— Да, кто обидел маленькую девочку Кристину? Давно. Не сейчас. Сейчас ты уже этого не позволишь.
Чертов психолог, ему надо не только отыметь мое тело, но и душу. Вывернуть разум. Разворошить все вилами в давно гнилой листве памяти, воспоминаний и событий.
То, что я сама забыла.
— Думаешь, забыла?
Он что, читает мои мысли? Молчу, становится неуютно. Хочу отвернуться, но Шульгин не дает.
— Кто это был? Брат, отчим, друг?
— Брат умер от передоза, — мой хриплый голос.
— Любила его?
— Да.
Снова молчание, смотрит не отрываясь.
— Тогда кто?
Его пальцы слегка сжимают шею, поглаживают, а голос заставляет раскрыться и довериться.
— Почему ты так не уверена в себе? Что за сраные комплексы у такой красивой и умной девочки? Зачем ты повесила на себя ярлык жертвы? Он не для тебя, совсем не для тебя.
Жертвы? Какое точное, но грубое определение.
Память
некрасиво отшвыривает меня на несколько лет назад. Старый многоквартирный дом на окраине, можно сказать, милого и живописного городка на Волге.Мать, вечно недовольная жизнью, нас у нее четверо, все от разных отцов. Ночуем дома — и ладно, жрать просим мало, так это совсем прекрасно. В тот период у нее был новый сожитель, она почему-то не могла без мужика. А то, что мужик — полное дерьмо, ее не смущало.
Мне шестнадцать лет, совсем недавно случилась моя первая любовь, мальчик из класса старше. Но, как и любая первая любовь, — это не радость, а больше страдания, я оказалась не так уж и нужна была этому мальчику.
Первый секс, нет, не как в красивых романах, ничего романтичного, больно, неудобно, потом несколько свиданий. Слезы, но я все еще верила, что он появится. Не появился.
Да, так происходит у миллиона девчонок моего возраста, по всему земному шару. В шестнадцать первая любовь, это великая радость и большая трагедия. Но об этом ты поймешь через несколько лет.
— Кто, Кристина?
Слишком задумалась.
— Знакомые ребята, их было четверо, позвали в гости, просто посидеть.
Никому не рассказывала эту историю, в горле стоит ком, в глазах слезы. Ну не матери же плакаться было или старшему брату?
— Как это было?
— Шульгин, ты больной? Я не помню как! — срываю голос, кричу на него, хочу оттолкнуть.
— Как, Кристина? — трясет за плечи, почти выворачивая суставы.
— Просто трахали по очереди, я не сопротивлялась, страшно было до жути, что ударят, что сделают больно, что совсем могут не отпустить, — произношу все на одном дыхании, слезы обжигают щеки, почти накрывает истерика, начинаю заикаться. — И ты пойми, это ведь были не какие-то левые парни, я их знала, вместе гуляли в одной компании. Но мне было так страшно, что я не помню и половины той ночи. А когда ушла домой, три дня не выходила на улицу, понимая, что ведь могло быть и хуже, гораздо хуже. Что мог быть не просто секс, господи, да я ничего и не знала тогда о сексе.
Выдохлась моментально, ладонь Артём гладит спину, другой рукой фиксируя подбородок, заставляя смотреть в его черные глаза.
— Что ты чувствуешь сейчас?
— Ничего, только пустоту, не хочу об этом вспоминать. Я никого не оправдываю и не виню себя, но я даже, дура такая, готова сказать судьбе спасибо, что мне попались именно они, молодые еще пацаны. А не здоровые мужики, которые бы рвали меня на части, так, что вскрылась бы. Стремно звучит, да?
— Очень стремно. Что стало с ними?
— Не знаю, надеюсь, сдохли. Тебе доставляет удовольствие?
— Что?
— Выворачивать других наизнанку.
— Нет, мне доставляет удовольствие совсем другое, — стирает с моего лица слезы, целует, едва касаясь губ. — Когда ты ставишь на место, дерзишь и показываешь зубки, убить тебя, сучку, готов и зацеловать. Вот в этом ты настоящая, выкинь из головы все, что было. Ты не жертва, Крис, и никогда ей не была, запомни это.
А вот теперь он целует по-настоящему, сминая губы, засасывая их, а потом облизывая языком. Сажусь сверху, лицом к лицу, практически задрав рубашку, обнимаю за шею. Психолог хренов, сначала расковырял все внутри, а сейчас зализывает раны.