Двойник

"Ты размечталась, Мэтти".

Ее одолела такая сильная душевная боль, которая, казалось, пронзала все ее тело и безжалостным кулаком сдавливала сердце, что она крепко зажмурилась, пытаясь защититься.

"Ты знаешь, что он тебя не любит. Знаешь давно".

Мэтти окружила руками свой живот, обнимая себя и ребенка. Здесь, в этой темнице, она уже не могла закрывать глаза на правду. Она вспомнила, с каким отвращением он разглядывал ее живот однажды вечером, когда она вышла из душа. Вспомнила дни, когда подходила к нему со спины, чтобы поцеловать в шею, а он только отмахивался. Вечеринку в доме Эвереттов два месяца назад, когда она долго не могла найти его, а потом обнаружила в беседке, флиртующим с Джен Хокмайстер. И таких улик было много, слишком много, но она старалась не замечать их, потому что верила в настоящую любовь. Верила с того самого дня, когда ее впервые представили Дуэйну Первису на каком-то дне рождения и она поняла, что это ее мужчина, пусть даже в нем были некоторые вещи, которые ей не нравились. Например, когда они начали встречаться, он всегда делил ресторанный счет на двоих, а еще останавливался возле каждого зеркала, чтобы поправить прическу. Все эти мелочи казались не стоящими внимания, ведь у них была любовь, которая должна была навечно соединить их. Эту милую ложь она приберегала для себя, лелея романтические чувства, увиденные, возможно, в кино, но не имеющие никакого отношения к ее жизни.

Вот она, ее жизнь. Сидение в ящике, тягостное ожидание, что ее муж, который вовсе не жаждал получить ее обратно, все-таки заплатит выкуп.

Она подумала о настоящем, а не вымышленном Дуэйне, который сейчас, возможно, сидел на кухне и читал требование о выкупе. "Ваша жена у нас. Пока Вы не заплатите миллион долларов..."

Нет, пожалуй, миллион – это чересчур. Ни один похититель, будь он в своем уме, не стал бы запрашивать такую сумму. Сколько же сегодня требуют за жен? Сто тысяч, пожалуй, куда более разумная цена. Но Дуэйн стал бы артачиться даже из-за такой суммы. Он бы взвесил, что у него в активе. "Бумеры", дом. Стоит ли жена таких трат?

"Если ты меня любишь, если когда-нибудь любил, ты заплатишь. Пожалуйста, пожалуйста, заплати".

Она вытянулась на полу, обнимая свой живот и погружаясь в отчаяние. Этот ящик – ее тюрьма, самая темная и страшная из всех существующих.

– Дамочка! Дамочка!

Она уже собиралась всхлипнуть, но оцепенела. Это был чей-то шепот, или ей показалось? Ну вот, начинается. Она слышит голоса. Значит, сходит с ума.

– Скажите мне что-нибудь, дамочка.

Она зажгла фонарик и направила луч света вверх. Голос доносился именно оттуда, из вентиляционной решетки.

– Вы меня слышите? – Это был мужской голос. Низкий, вкрадчивый.

– Кто вы? – спросила она.

– Вы нашли еду?

– Кто вы?

– Не торопитесь. Этого должно хватить надолго.

– Мой муж вам заплатит. Я знаю, что заплатит. Пожалуйста, выпустите меня отсюда!

– У вас нет никаких болей?

– Что?

– Нигде не болит?

– Я хочу выбраться отсюда! Выпустите меня!

– Всему свое время.

– И как долго вы намерены держать меня здесь? Когда вы меня выпустите?

– Позже.

– Что это значит?

Ответа не последовало.

– Эй, вы! Эй, господин! Сообщите моему мужу, что я жива. Скажите ему, что он должен заплатить вам!

Она услышала скрип половиц – шаги удалялись.

– Не уходите! – закричала Мэтти. – Выпустите меня! – Она подняла руку и стала барабанить в потолок, продолжая кричать: – Вы должны выпустить меня!

Шаги стихли. Она уставилась на решетку. "Он сказал, что вернется, – подумала она. – Завтра он вернется. Когда Дуэйн заплатит ему, он выпустит меня".

Она снова подумала о Дуэйне. И ей пришло на ум, что голос ни разу не упомянул о ее муже.

15

Джейн Риццоли вела себя на дороге как настоящий бостонский водитель: чуть что, не колеблясь, жала на клаксон, виртуозно лавируя на своем "Субару" в плотном потоке автомобилей, выезжавших на автомагистраль Тернпайк. Беременность нисколько не смягчила ее агрессии; во всяком случае, пробки, поджидавшие их на каждом перекрестке, вызывали в ней бурю негодования.

– Я не знала об этом, доктор, – объясняла она, нетерпеливо постукивая пальцами по рулевому колесу в ожидании переключения светофора. – Представляю, как это на вас подействовало. Думаете, вам станет легче после встречи с ней?

– По крайней мере, я узнаю, кто моя мать.

– Вам известно ее имя. Вы знаете, какое преступление она совершила. Разве этого не достаточно?

– Нет.

Сзади загудела машина. На светофоре загорелся зеленый.

– Козел! – выругалась Риццоли, и "Субару" с ревом проскочил перекресток.

Они выехали на автостраду Массачусетс – Тернпайк и двинулись в западном направлении, на Фрэмингэм. Автомобиль Риццоли казался карликом в окружении угрожающего вида фур и внедорожников. После уик-энда на спокойных дорогах Мэна Маура испытала потрясение, оказавшись на привычно загруженной по будням трассе, где малейшая оплошность или невнимательность водителя могли стоить ему жизни. От скоростной и бесстрашной езды Риццоли ей было не по себе; она, избегавшая риска, а потому выбравшая для себя самую надежную модель автомобиля с двойными подушками безопасности, всегда следившая за тем, чтобы стрелка бензобака не опускалась ниже предельно допустимой отметки, неуверенно чувствовала себя в роли пассажира, лишенная возможности контролировать ситуацию. Тем более, когда ревущие двухтонные грузовики притирались почти вплотную к окну.

Только когда они свернули на автостраду номер 126 в направлении центра Фрэмингэма, Маура откинулась на спинку сиденья и несколько расслабилась, уже не стремясь вцепиться в торпеду. Но теперь ее поджидали другие страхи, уже не в виде груженых фур или скрипа тормозов. Больше всего она боялась предстоящей встречи.

И своей реакции.

– Вы всегда можете передумать, – заметила Риццоли, словно читая ее мысли. – Только скажите, и я тут же развернусь. Можем вместо этого поехать в "Френдлиз", выпить по чашечке кофе. Еще и пирог яблочный прихватить.

– Беременные женщины когда-нибудь забывают о еде?

– Только не та беременная женщина, что перед вами.

– Я не передумаю.

– Хорошо, хорошо. – Риццоли замолчала, но только на мгновение. – Сегодня утром ко мне приходил Баллард.

Маура посмотрела на нее, но взгляд Риццоли был устремлен на дорогу.

– Зачем?

– Хотел объяснить, почему не рассказал нам о вашей матери. Послушайте, доктор, я понимаю, что вы злитесь на него. Но думаю, он действительно пытался уберечь вас.

– Это он так сказал?

– Я ему верю. Может, даже согласна с ним. У меня ведь тоже были мысли скрыть от вас эту информацию.

– Но вы этого не сделали. Вы позвонили мне.

– Я хочу сказать, что мне понятны мотивы его поступка.

– Невозможно оправдать то, что он скрыл от меня эту информацию.

– Понимаете, это логика мужчины. А может, еще и полицейского. Ими всегда движет желание защитить хрупкую женщину...

– И поэтому они скрывают правду?

– Я просто хочу сказать, что понимаю его.