Двухгодичник. Сказки про Красную армию

Из той же череды приколов было приказание вышестоящих КП выдавать координаты цели, даже когда мы ее не видели. Как выдавать – вышестоящие отцы-командиры не рассказывали, да и инструкций на этот счет никаких не существовало. Не иначе как по запаху или на худой счет по интуиции. А примеров, когда цель пропадала с экранов, бывало немало. Например, цель зашла в угол закрытия или снижалась шибко низко. Вместо того чтобы развивать обоняние или интуицию, было найдено (скорее всего, даже не нами) другое решение. Мы настраивались на частоту, по которой передавали координаты цели сами авиаторы. Отбрасывали в полученном значении номер последнего квадрата (у летчиков точность завсегда выше была) и выдавали их местоположение так, как будто это мы сами определили. Ну а что делать? Хотите получить невозможное – не удивляйтесь, ежели выйдет невероятное.

Ну и напоследок – про «принадлежность цели». Типа: «Чьи вы, чьи вы?» Есть такие сигналы: «Я – свой самолет», от визуальных, до радиолокационных. Нажмешь на педальку рядом с индикатором кругового обзора – и отметка у своих целей жирная-прежирная. Это у старых опросчиков, у новых поболее было информации. К чему я это? Ах, да… Значится, мы могли определить, наш чи не наш летательный аппарат, и ничего окромя. Ну и в инструкции про принадлежность так и было написано, что только это мы, как рота, должны выдавать. А уж ежели не отзывается на «свой самолет» – вы там сами сверху решайте. У вас головы большие, и аналитики (не иначе как от «анал») имеются. Да и самолетики пэвэошные можете запустить для визуального контакта. У нас-то самолетиков нетути.

Но ведь всегда хочется больше, чем есть. Помню, у меня на дежурстве, когда нас включили, появилась неопознанная цель. На сигналы «Я – свой самолет» не отвечала, и медленно так, километров в сорок в час, упорно перла с нашей стороны к госгранице. Я все это наверх доложил. А меня вышестоящий оперативный пытать начал, что за цель? Я отбрехиваться, что не должен ничего больше выдавать про принадлежность цели. Только что на запрос «Я – свой самолет» не отвечает. Сверху наводящие вопросы пошли: может, это птицы? Я пока на своем стою: «Не могу знать, товарищ…». В обратку ор пошел: «Лейтенант, давай определяй, что там летит, может, все-таки птицы?» И все в таком роде. Хочется же ответственность переложить на кого-то. Мне вот только не на кого дальше было. В конце концов я сдался. Говорю: «Так и быть, пишите, что птицы». Отметка и правда объемная была. Как оперативный вышестоящий обрадовался! В случае чего можно будет на лейтенанта нового Руста списать. Я потом в другое дежурство опять похожую отметку видел. Дело осенью было. И птицы тянулись на теплый йух.

Дужка ДМ-ДС

Воспоминания унесли меня еще дальше, в эпоху военной кафедры. Странное это было место – еще не армия, но уже и не совсем гражданка. Под кафедру в нашей alma mater было отведено целое крыло. Сразу за всегда закрытой дверью висел плакат примерно следующего содержания: «Студентам категорически запрещается находиться на территории военной кафедры вне формы установленного образца, а также в джинсах производства стран вероятных противников, кроссовках и луноходах». Ладно, джинсы фирменные тогда и так было достать весьма сложно. А вот чем луноходы-то воякам не угодили? Кстати, кто не помнит, луноходы – это были такие дутые зимние сапоги из болоньи. За форму установленного образца у нас сходила офицерская гимнастерка с галстуком на резиночке той же принадлежности. Низ серьезно не регламентировался, кроме цвета (должен быть темным). Джинсы допускались, но, как уже упоминалось, только производства стран соцлагеря. Например, наши доморощенные, фирмы «Верея». Помню, как у нас какой-то полководец отчитывал счастливого обладателя ковбойских «монтан», забредшего на военную кафедру. Ведь в таких штанах разгуливали у себя американские вояки, расстрелявшие и сжегшие вьетнамскую деревеньку Сонгми вместе со всеми ее обитателями.

Обучаться на сей кафедре мы начали курса с третьего, кажется. Под занятия отводился целый день с лекциями, семинарами и часами самоподготовки. Еще помню секретные тетрадки, в которые мы записывали тактико-технические данные наших, наверное, уже тогда устаревших радиостанций, танков, самолетов и так далее, а также, что надо делать в эпицентре ядерного взрыва. Кто не знает, то по секрету сообщу: «Держать автомат на вытянутых руках, чтобы расплавленное железо не капало на казенные сапоги». Шутка юмора, конечно. В конце занятий тетради секретные собирались в фибровые потертые чемоданы и затем сдавались в секретную часть.

На военной кафедре я впервые столкнулся с таким широко распространенным в нашем обществе явлением, как взятка. Студенты старших курсов довели до нашего сведения, что ежели мы хотим сдать «войну» (так на нашем жаргоне обучение на военной кафедре называлось), то надо проставиться отцам-командирам. Иначе… ну, вы сами понимаете. Никто из нас по сию пору взяток не давал. Как это делается? Кто будет отдуваться за всех? Вопросов много. Свалили все на нашего комвзвода. Тем более он служил уже и постарше нас был. Хотя, судя по по его реакции, и для него эта процедура была внове. Но все когда-то случается в первый раз. Хорошо хоть, что должно быть в качестве «борзых щенков», старшекурсники нас просветили. Спиртное. Хотя тоже вопрос – а какое? На совете в филях решили купить приличного коньяка на все собранные нами деньги. Кстати, хочу заметить, что в то время о взятках в нашем институте, исключая военную кафедру, ничего слышно не было.

И вот настало время экзамена. Командир нашего взвода садится за первый стол прямо напротив преподавателя. Столы без нижней стенки, и снизу между ногами нашего командира и преподавателя ничего нет – свободное пространство. Вот в этом свободном пространстве комвзвода начал ногой медленно двигать чемодан с «горючим» по полу в сторону экзаменатора. Когда чемодан достиг его ног, тот наклонился под стол, сказав: «Что у тебя там, шпаргалки, что ли?» Мы все замерли. Полководец поднял чемодан с пола и водрузил его на стол. Открыл, вытащил пару бутылок на свет божий, и немного огорченно, не обращаясь собственно ни к кому, произнес: «А зачем коньяк-то? Водки б больше вышло». Затем, уже немного успокоившись: «Ладно, на тройку вы все уже заработали». Слово свое офицерское препод сдержал: экзамен сдали все присутствующие.

Дальше было уже проще, по накатанной дорожке сдавали «войну». Но… но и на старуху бывает проруха. Или не все коту масленица. Прибыл к нам на военную кафедру новый преподаватель, прямо из действующей армии. И шибко принципиальным этот новый полковник оказался. «Горючее» брать отказался, а заставил всех армейские премудрости учить, и так, чтоб от зубов отскакивало. Дело было, когда мы уже на пятом курсе прохлаждались. Мы тогда шибко расслабленные были: ну кто же нас с пятого курса-то отчислит? Насчет отчислит – не знаю, а вот с первого раза экзамен по «войне» сдали единицы. Дальше – больше… Я лично этот экзамен 18(!) раз сдавал. Выучил все. Разбуди в полночь, заполночь – по любой схеме мог показать, как сигнал проходит и почему именно так. Вот сдаю я этому полковнику экзамен в восемнадцатый раз. Сессия уже давно прошла, каникулы тоже. Степу-ха уже не светит. Настроение не шибко веселое. В билете четыре вопроса: два практических и два теоретических. Один практический помню – управление радиостанцией с вынесенного телефона. Во время подготовки все что надо соединил. Проверил. Сигнал и с радиостанции на телефон проходит, и обратно. Отвечаю. А тут… в одну сторону вызов проходит, а в другую – нет. В чем дело? Пять минут назад же проходил. Проверяю. Ничего не понимаю. Препод говорит: «Так, практический вопрос – два. Значит, общая оценка два». Я понурый иду к нему за зачеткой. И тут он меня спрашивает: «А знаете, товарищ курсант, почему вызов с радиостанции на телефон не прошел?» Я упавшим голосом отвечаю, что нет, не знаю. Тогда полковник продолжает: «А вызов не прошел потому, что, когда вы отвернулись, то я дужку ДМ-ДС с коммутационного поля вынул». В этот момент в голове проскочила мысль: «Был бы ты простым мужиком, а не полковником, то мог бы и по кумполу схлопотать. А так нельзя». Дальше препод взял мою зачетку и вписал туда заветные три очка. Даже остальные вопросы спрашивать не стал.

Были и другие забавные случаи на «войне». Кое-что еще помнится. Про радиационную линейку, например. Был такой инструмент плексигласовый. Кажется, круглой формы и с разными крутящимися частями. Предполагалось, что с помощью нее можно было примерно рассчитать – сколько ты рентген схватил, коли у тебя дозиметра под рукой не оказалось. Сидим мы, значит, на занятиях, крутим эти линейки, решаем задачи про облучение. Первым решает отличничек наш. Тянет из последних сил руку. Препод-майор чем-то занят. Наконец все-таки обращает внимание на передовика расчетов и отечески так разрешает ему выделиться: «Ну давай, чего там у тебя?» Володя вскакивает, вытягивается во фрунт и выпаливает: «Курсант такой-то, находясь вместе со своим взводом в укрытии типа перекрытая щель, на удалении столько-то от эпицентра ядерного взрыва в течение такого-то времени, получил 500 рентген». Майор качает головой и продолжает: «Ну раз уж сидишь в перекрытой щели, то и сиди дальше и не вы… ся. Чего лезешь? Пересчитывай давай, не может там столько в ответе получиться». Наверное, все задачи были составлены так, чтобы получались приемлемые для организма дозы радиации.

Напоследок расскажу еще про присказку одного из отцов-командиров, которую мы заунывным хором повторяли вслед за ним: «Ветер дует, пулю носит, пулю вправо так относит, как что, курсант такой-то?» Курсант такой-то после этого вскакивал и скороговоркой выдавал: «Как сдвинуть прицел на два с половиной». Какой прицел? На какие два с половиной? Этого уже ничего не помню, а вот присказку – да.

Рота, подъем!

«Рота, подъем!» – именно с таких слов в мое время начинался каждый божий день солдата-срочника. Думаю, и сейчас мало что изменилось. И роты, как подразделения в Вооруженных силах, имеют место быть, да и подъем никто не отменял (не все же «солдат спит – служба идет»). Срок службы вот только сократили. Спасибо… нет, теперь не партии родной, а только одному правительству. Правда, говорят, что скоро опять могут срок службы поднять.

Два года изо дня в день «рота, подъем!» – и никак не поменяешь эту музыку дневального-будильника на другую. Меня, слава богу, чаша сия миновала. Я ж офицером служил. Только на сборах несколько недель под эти крики просыпался и с кровати на пол сигал. Кровати у нас на сборах в казарме двухъярусные были. А дальше – «сорок пять секунд, время пошло», – это на приведение своего внешнего вида к уставному, что на плакатах в любой казарме висит. Сорок пять секунд частенько спичкой горящей отмеряли. Как полностью догорит, с перехватом за сгоревший конец, то и время истекло. Не уложился, может и команда: «Рота, отбой» – последовать, а за ней опять: «Рота, подъем». И так до тех пор, пока вся рота успевать не будет за спичечное время. Я и сам, когда уже офицером отмечался, своих солдатиков так раз по восемь или девять из сапог в кровать и обратно нырять заставлял. А че? В армии же все очень просто: если не ты… то тебя… Проще не бывает.