Двухколесное счастье

– Ладно, мам. Я понял, - спорить и доказывать ей что-то нет никакого смысла. Да и не привык я выяснять с родителями отношения. – Может, я тогда посплю? Или ты собиралась что-то мне сказать? – вижу же, что собиралась, но по каким-то причинам еще не перешла к главной теме.

– Давид, завтра Татевик придет снова, - о, нет! Опять – двадцать пять. – Не закатывай, пожалуйста, глаза!

– Я не закатываю, мам. Но зачем она здесь?

– Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Татевик – дочь Арарата, отец много лет с ним дружит…

– И поэтому ты решила, что по старой дружбе родителей девушка обязана выйти замуж за инвалида и до конца своих дней катать меня на коляске и менять подгузники?

– Давид!!! – мама истерично вскрикивает и укоряюще смотрит на меня. – Не говори так! Доктор сказал, что всё будет хорошо, шансы есть!

– Мама, я прекрасно знаю, что доктор нас обнадеживает. Шансов у меня пятьдесят на пятьдесят. Операция всё решит: или я встану или на всю жизнь останусь в инвалидном кресле. Я буду очень рад, если мне выпадет первое. Но готовиться я буду ко второму. Чего и тебе советую.

– Ну уж нет! Я буду верить в лучшее! Даже мысли не хочу допускать, что… Всё! Давай закроем эту тему!

Мне остается только устало прикрыть глаза. Как же спать хочется… Может это лекарства так действуют?

Открываю глаза уже в пустой палате и понимаю по сумеречному освещению, что уже вечер. Мама не совсем ушла – её сумка стоит на столе – наверное, просто вышла ненадолго. Не хочется продолжать наш неоконченный разговор, поэтому во избежание возможности столкнуться взглядом с вошедшей родительницей, снова прикрываю веки.

И опять передо мной любимое лицо – Асья. Мне кажется, я даже в коме видел её постоянно. Она мне снилась. Мы катались с ней на велосипеде. Нет, не на том, который я ей подарил – во сне был тандем: я впереди, Асья сзади. Я мчал на свет, изо всех сил жал на педали, а она звонко смеялась позади, шутливо приказывая не останавливаться и ехать еще быстрее. После этого сна я очнулся.

Я соврал ей, сказав, что в машине была поломка. Не в моих правилах ездить на неисправном автомобиле. Но Асье это знать не нужно. Не хочу, чтобы она мучалась угрызениями совести и винила себя. Я никогда не буду винить её, потому что ни о чем не жалею. Я счастлив, что встретил её тогда, и если бы мне предложили отмотать время назад, то в тот день не раздумывая поехал бы тем же маршрутом.

35.

Отец Тихон

Люблю вечерние службы. Это особая атмосфера: тусклый свет от свечей, которых бывает совсем немного в такое время, хор поёт неспеша, словно на выдохе после насыщенного трудового дня, молитвы звучат вполголоса, но словно идут из самого сердца… Среди недели людей вечером почти не бывает – десять-пятнадцать человек – и храм кажется совсем пустым. Мне, как священнику, от этого грустно – хочется, чтобы люди шли к Богу, - но, как такому же молящемуся, мне очень комфортно, когда в храме тихо и нет обычной для воскресного дня суеты. Можно спокойно и вдумчиво обратиться к Отцу, разложить накопившиеся за день мысли «по полочкам».

Сегодня как раз такой вечер. Выхожу на амвон, бросая взгляд на стоящих в храме прихожан – практически всех я хорошо знаю не только в лицо, но и по имени – и тут останавливается, цепляясь за фигуру девушки, которая стоит у иконы Спасителя и, почти обняв её, сотрясается в беззвучных рыданиях. На автомате произношу слова молитвы, положенные по уставу службы, в то время, как все мысли сосредоточены на плачущей. Что-то в ней «не так». Будто бы знакома мне, но не могу вспомнить, откуда её знаю. И нет, это не то чувство, когда видишь просто знакомое лицо – я их вижу постоянно, когда люди редко приходят в храм.

Захожу обратно в алтарь и меня вдруг осеняет: это же Ася – подруга Давида!

– Анатолий, сейчас кафизмы начнутся, скажи регенту, чтобы читали без сокращений, - шепчу нашему алтарнику – низенькому седовласому дедушке. – И позови, пожалуйста, Лидию к алтарю с улицы.

Лидия – наша старшая по храму. Помимо того, что женщина очень ответственная, она еще и деликатный человек. Всю жизнь проработала в школе учителем, Лидия отличается поставленным голосом и приятным тембром, именно поэтому я прошу её позвать ко мне девушку, которая плачет в храме.

Пока Ася не подошла, я думаю о причинах её слез… Анаит вчера написала в мессенджере, что Давид пришел в себя. Неужели сегодня опять ухудшения?

– Здравствуйте, - приветствует меня подошедшая девушка. По ней видно, что она старательно вытирала слёзы, чтобы привести себя в порядок, - на щеках красные полосы, а глаза воспалены.

– Здравствуй, Ася, - перехожу сразу на «ты». В больнице мы общались впервые, да и не было уверенности, что сможем встретиться снова, а в храме мне неудобно обращаться на «вы» - это отгораживает от человека, дистанцирует. Люди приходят за помощью, открывают душу, и дополнительный официоз в этом только мешает. – Я видел, что ты плакала в храме. Что-то случилось с Давидом?

– Нет. То есть да. Давид вчера очнулся!

– Да, я знаю. Но это же хорошо – слава Богу, что так случилось!

– Да, я тоже очень рада.

– Но почему же ты так горько плакала тогда?

Мы стоим с Асей очень близко. Мне видны все эмоции, сменяющиеся на её лице. В этот момент я почувствовал, что она очень нуждается в поддержке. Я легонько касаюсь её плеча, как обычно делаю это утешая, и тут девушку прорывает. Она снова начинает плакать. Уже не так горько, как это было несколько минут назад, поэтому сквозь слезы всё-таки получается разобрать фразу:

– Он прогнал меня… Не простил…

– Ася, не плачь, - девушка уже уткнулась в моё плечо, а мне ничего не осталось, как обнять и гладить успокаивающе по голове. – Я не верю, что Давид мог кого-то не простить. Я не знаю человека, который был бы настолько добрым и понимающим, как он.

– Но он сказал, что не хочет меня видеть… Сказал, чтоб не приходила больше.

– А ты чего хочешь? – этот вопрос я всегда задаю с глубоким смыслом. Люди почти всегда теряются с ответом – всё потому что сами себе этот вопрос задают редко, а еще реже – дают честный ответ на него.

– Я… хочу… - Ася вот тоже растерялась. – Я хочу, чтобы он жил! – небольшая заминка всё же сменяется довольно твердым ответом. Но я не собираюсь отступать. Молча продолжаю смотреть ей в глаза. – Я люблю его, - вдруг звучит такое неожиданное и очень трепетное признание. будто она впервые произнесла вслух эти слова.

– Ну вот. Видишь: всё же хорошо. Ты его любишь – это прекрасно. Хочешь, чтобы он жил – и он идёт на поправку. Разве всё не так, как ты просила?

– Да, я молилась, чтобы Бог дал Давиду жить, чтобы он очнулся… Но он очнувшись прогнал меня, сказал, что у него есть невеста… Получается, я не о том просила, да?