Двуликий Янус
Шрифт:
– Дядька Михей! – взорвался было Шафир, но увидев сердитый взгляд Милоша, замолчал.
– Я не позволю тебе репетировать номер в таком состоянии, – тихо сказал ему Милош.
– Нормальное у меня состояние! – возразил ему Шафир, беря с низенького стола несколько тонких кинжалов.
–
– Я смотрю, ты тоже не особо выспался? – скривил полные губы повелитель огня. – Наверное, от кавалеров у прелестницы Янушки отбоя не было?
– Тут ребенок, Шафир! – шикнула на него прекрасная София и, нагнувшись надо мной, сказала, поцеловав в лоб: – Не слушай его, милый! У него буйное воображение, когда он пьян.
Шафир подмигнул мне, потом по-клоунски расшаркался ногами, потеряв при этом тапок, и, пошатываясь, ушел за кулисы.
========== Глава 18 ==========
Меня усадили на первый ряд, как почетного гостя. Я был горд своим положением. Нет, не тем, что я был единственным зрителем, а тем, что меня приняли в свою семью эти удивительные создания, и место зрителя, которое мне определили, было для меня настоящим подарком.
Пока Януш обсуждал что-то с крепышом Козьмой, на балкон, расположенный над кулисами, прихрамывая, вышел седовласый старичок-дирижер. Он по-театральному, прижав руку к груди, поклонился всем находящимся на манеже артистам и подмигнул мне.
– Как здоровье, господин Княжинский? – помахал ему рукой Януш.
– Спал просто ужасно, – вздохнул дирижер. – Болезнь царей дает о себе знать.
– А что это за болезнь? – спросил я тихо у усатого Ежи, который что-то делал с тросом, висящим над манежем.
– Подагра, – ответил мне он и, взяв трос, пошел к Янушу.
Я не знал, что такое подагра, и почему-то представил господина Княжинского с опухшей щекой и перемотанной теплым платком головой. Так делала тетя Роза, когда у нее болел зуб.
На балкон подтянулись другие музыканты, с каждым из которых дирижер здоровался за руку, и по цирку полились звуки настраиваемых инструментов.
К этому времени на манеж выкатили коляску с Марго, и она начала распевается, то гладя себя по
горлу, то нагибаясь вперед всем телом, то наоборот, выгибая по-кошачьи спину.
Во всей этой какофонии звуков я слышал музыку. Она опускалась на меня сверху и тяжелой волной падала к моим ногам, тихо шипя маленькими пузырьками.
– Поднимай, Козьма! – вырвал меня из оцепенения голос Януша.
Он сидел, как на качелях, на широком белом полотне, края которого крепились к канату. Канат уходил куда-то высоко под купол и терялся там в темноте. На талии Януша был ремень, за который был прикреплен еще один трос, более тонкий.
Толстый трос натянулся, и Януш взлетел над манежем.
– Ежи, давай голубей! – крикнул помощнику бог и, раскинув свои белые крылья, взмыл под самый купол.
Голуби белым шлейфом летали за Янушем. Бог лежал животом на полотне, раскинув в стороны руки, и сам напоминал большую белоснежную птицу. Иногда он делал сложный кульбит, крутясь вокруг своей оси, и голуби, раскинув крылья, тоже кувыркались в воздухе.
Под конец полотно с лежащим на нем богом взмыло под самый купол. Януш чуть нагнулся вперед и… белой молнией полетел вниз. Голуби устремились за ним. Мое сердце остановилось. Я вспомнил, как Януш говорил, что чуть не поломал ноги на представлении. Я подпрыгнул на скамейке и от страха закрыл глаза руками.
– Козьма! Ну что ты на самом деле? – услышал я недовольный голос бога.
Я открыл глаза и увидел Януша, сидящего на полотне в метре от манежа. Над его головой хаотично летали голубы, осыпая мелкими былыми перышками.
– Не могу я, Януш, – крикнул откуда-то сверху Козьма. – У меня руки трясутся.
– На мне страховка! – Януш подергал тонкий трос у себя на поясе. – Что может случиться?
– А если не удержу? Страховка нужна на высоте, а когда ты камнем падаешь вниз, она бесполезна, – возразил Козьма.
– Хорошо! Ежи, помоги со страховкой. Сможешь меня удержать, если что? – спросил Януш у усатого Ежи.
– Да, ты легкий как перышко, – засмеялся Ежи. – Я тебя – и не удержу? Помнишь номер, когда Влад решил попробовать, как София, на качелях полетать, а качели не выдержали? Так это я тогда его удержал. Причем один!