Дядя самых честных правил 8

— Ради меня?! Зачем?

Лукиан с самодовольным видом откинулся на стуле и принялся объяснять, будто профессор студенту.

— Тебе, отрок, в княжестве людишки нужны. Землю пахать, хлеб растить. Так ведь?

Я кивнул.

— Вот и посуди, кого проще туда будет отправить: обычного крестьянина, у которого здесь дом, семья, на кладбище деды и прадеды лежат. Или… — он сделал драматическую паузу, — беглых, кто от жестокости барской убежал. А? Их каждый год десятки тысяч наберётся. Особливо, если пустить слух, что с Алеутщины выдачи нет. Побегут, устанешь их туда возить.

— А причём…

— Притом, отрок. Как думаешь, какой приказ беглых укрывает? Не благодари, — Лукиан усмехнулся, — учитель обязан заботиться об ученике. А ученик — угождать своему учителю, между прочим. Так что налей мне ещё наливки. И вон тех крендельков подай, а то мне тянуться лень

— Кхм, — княгиня подалась вперёд, сурово прищурившись, — это ты вместо Мышкина, что ли, будешь? А он сам что? Помер?

— Умер, Марья Алексевна. Буквально на прошлой неделе.

— Жаль, обаятельный мужчина был, — она покачала головой, — хоть и с придурью. Это же надо! Одного старого хрыча на другого поменяли. И главное, нашли самого подходящего. Никогда не сомневалась, что ты разбойник и плут, Лукьян. Туда тебе и дорога!

* * *

Время, время, время! Как же его мало! Два года, отмеренные Хозяйкой до «командировки», только выглядели большим сроком. Стоило начать планировать задачи, и времени сразу же стало не хватать. Да ещё и нужно уложиться со строительством эфирной дороги примерно в те же рамки, как просил Шешковский.

Но по зрелому размышлению я решил не пороть горячку. Как там говорил Мышкин? Маг должен в любой момент быть готов оставить свои дела ради путешествия или смерти. Вот и будем исходить из этой максимы. Составлю план, раздам задачи, назначу ответственных и график, который они должны соблюдать. Будто и в самом деле я могу уехать в любой момент. Чтобы запущенные процессы продолжались, даже если не держать руку на пульсе. И стоило отпустить вожжи и не лезть в каждую проблему, сразу стало легче.

Под руководством Кулибина расширялись мастерские: добавились цеха для постройки локомотивов и вагонов. Фактически на месте кустарного производства возникал настоящий завод. Там уже работали две большие паровые машины, приводя в движение самые разные станки. Хорошо хоть работали они на Печатях, а не жгли топливо. А то в усадьбе было бы не продохнуть от копоти.

Мои «деланные инженеры» попеременно то трудились на производстве, то выезжали в командировки, проводя наладку печей по заказам промышленников. Дело оказалось золотым дном, почти таким же прибыльным, как и торговля муромским огнивом.

Кстати, жалованье мои ребятки получали как армейские майоры и, по меркам Мурома, уже стали состоятельными людьми. Я предлагал дать им вольную, но они дружно отказались. Мол, пока мы ваши крепостные, нас тронуть никто даже пальцем не посмеет. А стань свободными, и тень князя Урусова уже не будет охранять самых обычных крестьянских детей. Мне такая логика казалась порочной, но изменить сословные порядки было не в моих силах.

С телеграфными аппаратами тоже всё складывалось неплохо. Механическую часть изготавливали в Павлово, причём больше запланированного. И уже в собранном виде везли в Злобино. Здесь, на месте, мои «деланные инженеры» добавляли в них магическую начинку, а ученики из школы телеграфистов проводили тестирование. Шешковский регулярно присылал людей за очередной партией и требовал — ещё, ещё! Что Тайной экспедиции, что чиновникам, что военным, страсть как понравилась быстрая связь с удалёнными регионами. Да так, что они расщедрились и платили премию за дополнительные устройства. Пожалуй, на один доход от телеграфа я мог бы раза три перестроить усадьбу. Но все деньги уже были расписаны на развитие эфирной дороги и вложения в моё княжество.

* * *

В октябре в Злобино вернулся Камбов. Ему удалось договориться о покупке ещё пяти кораблей для моей алеутской флотилии и припасов для них. Он планировал отправиться в экспедицию как можно быстрее, несмотря на осеннее время.

— Не слишком торопишься, Семён? Не лучше ли до весны подождать?

— Времени у нас и так мало. Сами говорили, что испанцев опередить надо. Я обсудил с капитанами: по Балтике мы пройдём даже с плохой погодой, корабли у нас отличные. Заодно ребятки мои попривыкнут к морю, опыта наберутся. Будем делать остановки, если получится, закупим в европейских портах кой-какое оружие. Дойдём до Испании и там сделаем остановку. Починим корабли, в случае нужды, запасы пополним, и в марте двинемся вокруг Африки.

— Добро, принимаем твой план. Подготовиться точно успеешь?

— Да уже почти всё готово, мелочи остались. Людей, конечно, можно было бы и больше взять.

Камбов замолчал ненадолго, собираясь с мыслями.

— Константин Платонович, помните я вам говорил про бывших гагаринских опричников?

— Было дело.

— Их дьяк просит о встрече с вами. Он сейчас в Меленках, ждёт вашего разрешения приехать сюда.

— Знаешь что, Семён, а организуй-ка свидание с ним где-нибудь в уединённом месте без свидетелей. Не стоит пока афишировать наши контакты.

— Сделаю, Константин Платонович. Есть одно подходящее место у меня на примете.

На следующий день мы с Камбовым выехали верхом из Злобино, якобы для инспекции дозоров по периметру моих владений. А сами направились на юг, где в условленном месте встретились с опричным дьяком. Он оказался суровым одноглазым дядькой, явно много воевавшим. Осип Иванов по прозвищу Лихо, как представил его Камбов.

— У нас нет к вам никакой вражды, Константин Платонович, — после приветствий заявил Лихо, — вы честно воевали с нами, а мы только выполняли приказ. Вы не били в спину и не добивали раненых, в отличие от гвардии. Мои ребята искренне восхищаются и уважают вас.

— И чего вы хотите от меня?

— Перебраться в ваше княжество, Константин Платонович, подальше от врагов и недоброжелателей.

— Сколько вас?

— Почти пять тысяч, включая женщин и детей. Если вы дадите согласие, мы готовы выкупить у вас землю для поселения, охранять территорию от местных дикарей и платить налоги в вашу казну.

Я покачал головой.

— Неинтересно.

— Мы заплатим хорошую цену, здесь и сейчас. И сами наймём корабли, чтобы добраться до места.

— Какой толк мне давать вам убежище? Денег у меня и так хватает, чтобы не торговать своей землёй. Налогов с вас не будет лет десять, пока вы не наладите хозяйство. А с «дикарями» я не собираюсь воевать. При этом вы хотите просто спрятаться за моей спиной.

— Добычу пушнины мы организуем гораздо раньше…

— Не вижу особой выгоды. Мне не нужны в княжестве чужие люди, чья верность принадлежит непонятно кому.

Лихо вскинулся, будто я оскорбил его, но сдержался и спокойным голосом сказал:

— Мы дадим клятву, что не будем действовать вам во вред.

— Вы меня не так поняли, Лихо. В моём княжестве будут жить только мои люди, верные мне словом и делом. Не приживалы, не арендаторы. Никаких якобы «нейтральных» сударей с непонятными целями. А только те, кто принёс мне клятву верности и желающие работать на благо княжества.

— Простите, Константин Платонович, но вы хотите слишком многого. У нас нет желания идти в услужение к новому хозяину.

— Дело ваше, — я развёл руками, — хорошего дня. Семён, поехали!

Я не успел запрыгнуть в седло, как меня догнал крик.

— Стойте, Константин Платонович!

Прихрамывая, Лихо приблизился ко мне и опустился на одно колено.

— Я и мои братья принесём клятву верности на Талантах и будем служить вам, не жалея живота, как родному отцу.

— Обещаю, что дам вам защиту и позабочусь, как о собственных детях.