Дьявол, буквы, синяки

Кэрол вытащила из волос заколку и повернула острой стороной. Она немножко. Вот здесь уколет, на видном месте. Будет вроде как точка, но не захочешь – не заметишь.

– Ты чего творишь? – Девчонка, оказывается, повернулась и смотрела в ее сторону. – Дай сюда.

И вырвала заколку, так бесцеремонно.

– Эй! – Кэрол вскочила. – Не твое дело!

Девчонка была выше на голову. Вставив небрежно заколку обратно в волосы Кэрол, она щелкнула ею – больно – и сказала:

– Не порть себя. Оно того не стоит.

– Это не твое…

– Оно. Того. Не стоит. – Девчонка презрительно смотрела на Кэрол. – Это просто природа. Ничего не значит. Ясно?

И ушла. Шелковые волосы, собранные в длинный хвост, красиво покачивались за ее спиной.

Кэрол с трудом дождалась, пока кончатся уроки. С трудом высидела в школьном автобусе. А дома перевернула всю комнату, нашла в стенном шкафу коробку со своими детскими игрушками, и в ней – набор для готовки: крошечные формочки для печенья с острыми краями. Выбрала одну, в виде звезды, и приложила к ноге. Формочка оставила четкий след, который быстро разгладился.

Кэрол надавила на один краешек сильнее, еще сильнее… Больно. Из глаза вытекла слезинка. Все-таки самой себе причинять боль ужасно трудно. Папа теперь казался ей настоящим героем. Кэрол надавила из последних сил и подняла формочку. На коленке осталась маленькая птичка, маленькая красная буква V. Капельки крови выступали через кожу. Кэрол слизнула кровь и повторила трюк с формочкой, пока не убедилась что как следует порезала кожу.

Глупо как-то, теперь он подумает, что это первая буква ее имени!

Кэрол чуть не расплакалась от обиды. Надо было круглую формочку брать, как она не подумала? Ругая себя за тугодумие, заклеила коленку пластырем и спустилась вниз, в столовую, где мама уже гремела тарелками.

Вечером они вместе с папой валялись на диване, и Кэрол хрустела воздушной кукурузой, вытянув ноги на журнальный столик. По телевизору шла какая-то мура, она даже за сюжетом фильма следить не могла, все думала: ну как? Увидел?

Вдруг папа сказал:

– Господи боже! – и показал на ее коленку. Кэрол резко села, подтянула ноги. Неужели пластырь отклеился?

Но правда была хуже. По обеим краям от пластыря расползалась длинная, глубокая царапина. Кровь сочилась из пореза. Кэрол в ужасе смотрела на свою ногу, пока отец звал маму, пока мама бегала на кухню, пока вытирала коленку Кэрол мягкой, смоченной в воде салфеткой, пока папа разворачивал пакетик с бинтами. Мама дула на царапину: она так давно с папой, она уже забыла, как это - видеть следы. Забыла, что это совсем не больно.

Больно было только там, внутри, где сердце.

***

– Ну, значит, он дебил, – сказала Лесли. – Покажи еще раз.

Кэрол задрала подол юбки, и Лесли провела пальцем по светлому шраму, проходившему ровно через маленькую птичку-V.

– Дебил, – повторила она. – Твоя через месяц сойдет, а эта, от него, на всю жизнь может остаться. – И щелкнула жевательной резинкой. – Я бы на твоем месте отомстила.

– Ты что, совсем? – Кэрол расправила юбку на коленках. – И так уже… Он хуже сделает.

– А твои что сказали?

– Я им не призналась, что сама… первая.

– Правильно. Слушай, а он у тебя бешеный. Или… – Лесли хихикнула. – Из этих.

– Дура, да?

– А что? Я как-то слыхала. Мне рассказывали, один парень на спор порезал руку, а у другого парня тоже закровило в том же месте!

Кэрол недоверчиво слушала подругу.

– Бред какой-то, – сказала она.

– Да клянусь.

– Если так и бывает, он не мог узнать, что я девчонка.

– Точно. – Лесли даже как будто расстроилась. – Значит, просто бешеный.

Они лежали на ковре, слушая музыку из магнитофона. Когда песня закончилась, Кэрол нажала на “стоп” и перемотала. Эту песню они прослушали уже десять раз и не собирались останавливаться.

– Блин, хоть бы у меня никогда не началось, – сказала Лесли.

– Так не бывает.

– Не бывает как в твоих книжках, когда все предназначенные друг друга находят.

– Мои родители нашли друг друга! – крикнула Кэрол.

– Ага, уж твой папа об этом позаботился. Хочешь, чтобы у тебя на лбу чье-то имя сверкало? И потом, прикинь, ты его находишь, а он уже женат, с детьми, и во-о-о-от такой бородой.

Кэрол свернулась в клубочек, обняв плюшевого медведя. К глазам подступили слезы. Она чувствовала себя такой глупой. Захотелось вскочить, ударить рукой по стене, чтобы содрать костяшки, показать этому дураку… Но вместо этого она только сильнее обняла медведя. Песня кончилась. Лесли нажала на “стоп” и перемотала.

– Отпад, – сказала Лесли.

– Ага, – ответила Кэрол, рассматривая обгрызенную кожу вокруг ногтей.

***

Когда она поняла, что на выпускной ее никто не пригласит, было слишком поздно, чтобы самой искать пару. Даже мальчишки-неудачники успели скооперироваться с такими же неудачливыми девчонками и составить какие-никакие, а все же пары. Кэрол шла по коридору, прижав учебники к груди. Парни старались на нее не смотреть. А девчонки пялились в открытую: кто-то с усмешкой, но большинство – с сочувствием. Почти каждая знала, каково это, но не каждая переживала это день за днем. День за днем.

Кэрол свела лопатки так, что спине стало больно. Она не опустит глаза. Ни за что.

Сегодня утром она проснулась с почти черным лицом. Мама выронила тарелку, когда обернулась к ней, чтобы сказать “Доброе утро”. Папа обнял и долго держал ее, прижав к своей широкой груди. Кэрол думала, что будет держаться и из гордости не покажет, что ее это как-то волнует, но не выдержала и расплакалась в отцовскую клетчатую рубашку.

– Милая, – утешал ее отец, – может быть, он попал в беду.

Но Кэрол знала – вся семья знала – ОН и есть та самая беда. Уже два года синяки расцветали на ее теле чуть ли не каждый день. Царапины вновь, как в детстве, покрывали ее кожу. Он никогда не сидел на месте, он всегда был где-то, где натыкался на преграды, препятствия, которые сшибал собственным телом. Он не читал книжек про то, как нужно беречь себя ради своей половинки. Он плевал на правила и дрался, дрался много: теперь она смеялась над своим давнишним желанием сбить костяшки в кровь. Они не заживали почти никогда.

Мама хотела написать письмо в “Ищу предназначенного” – радиопередачу, выходившую каждое воскресенье в четыре часа. Там помогали людям с самыми сложными случаями, именно в этой передаче когда-то зачитали мамино письмо, начинавшееся со строк “Уроду, выцарапавшему “Сэм В.” на моей руке…” Но Кэрол отказывалась. Она и так прославилась на всю школу. Прославиться еще и на весь штат ей совсем не хотелось.

– Это когда-нибудь кончится, – говорила мама. – Мальчишки поздно взрослеют. Он вырастет, перестанет драться.