Дьявол, буквы, синяки

На прощание Лесли потянула за короткий рукав футболки Кэрол:

– И срам прикрой.

На свидание с Эдом Кэрол надела платье с тоненькими бретельками.

***

Эд не любил, когда Кэрол поворачивалась к нему спиной. Если он входил в спальню, а она переодевалась, он отворачивался и говорил о чем-то нарочно дурацком. У него самого на лице пестрели ямочки от ветрянки, которой он никогда не болел, и Кэрол любила эти ямочки, а Эд злился.

– Не трогай, – говорил он. – Это чужое.

Когда он обнимал ее голую спину, то заученными движениями умудрялся класть ладони ровнехонько между шрамов, не касаясь их.

За две недели до свадьбы Кэрол заперлась в туалете и тонкой иголкой нацарапала на безымянном пальце кольцо. Она надеялась, что Катастрофа поймет. Он или понял, или попал наконец в больницу, но вел себя ближайший месяц очень тихо.

Когда на тридцать третий день Кэрол вышла к завтраку с синяком на ключице, Эд недовольно покачал головой, но промолчал.

Они лежали в постели, обнявшись, и Эд пальцем очерчивал татуировку на ее плече.

– Расскажи еще раз, – говорил он, и Кэрол чувствовала, как пересыхает во рту.

– И рассказывать нечего, – отвечала она. – Ты что, в юности ерунды не творил?

– Такой – нет, – отвечал Эд, и с каждым разом в его голосе было все меньше доверия. – Как, говоришь, тебя называли?

– Дьявол, – врала Кэрол. – Дьявол с кудряшками.

– Мммм, – мычал Эд.

– И, если тебе от этого станет легче, отец меня два месяца из дома не выпускал, когда я сделала татуировку.

– Я бы до старости не выпускал, – говорит Эд. И накрывает ее плечо одеялом.

***

Она сидит на холодном полу, прислонившись к ванне, и старается плакать не слишком громко. Эд бродит по дому, стучит мебелью. Он не хочет говорить о том, что произошло. Из больницы они ехали в тяжелом молчании, и Эд только шипел сквозь зубы, когда машины подрезали его на дороге.

Кэрол по привычке обнимает руками живот, не успевший стать заметным, хотя теперь это только она, только ее тело, и больше ничего. Внутри тянет, стонет, болит, и Кэрол кусает губы, вытирает лицо полотенцем, но слез так много, и они никак не заканчиваются. В спальне слышны шаги, Эд вдруг ударяет ладонью в дверь и кричит:

– Пять лет пытаться, столько денег выкинуть – ради чего?

– Ну какого ответа ты от меня хочешь?! – кричит в ответ Кэрол. Он, выругавшись, снова уходит. Кэрол хочет позвонить матери, но не может выйти – знает, что Эд не даст ей поговорить по телефону. Кэрол хочет сбежать на улицу, но не может встать.

Ей так одиноко. Она берет лежащие на раковине маникюрные ножницы и, не замечая боли, добавляет седьмую царапину к стройному ряду, а потом гипнотизирует взглядом свою руку.

Восьмая царапинка появляется через несколько минут.

Кэрол улыбается. И добавляет девятую.

Катастрофа – десятую.

Кэрол не представляет, о чем он думает. Что она опять злится? Хочет показать, как сердится на него? Ну и пусть. Он хотя бы отвечает.

Одиннадцатая царапина – от нее, двенадцатая – от него.

Ее сердце вдруг сжимает такая страшная тоска, что Кэрол не успевает подумать про все наставления мамы, подруги, учительницы, не успевает вспомнить книги для девочек и уроки в школе. Она выцарапывает в конце ряда маленькую C.

И почти сразу рядом появляется маленькая O… или D? Совершенно непонятно.

Кэрол смеется сквозь слезы. Катастрофа и здесь умудрился напортачить. Она слизывает кровь с кожи. Рукав блузки пахнет больницей.

***

В голове звенит.

Так вот, значит, что это такое – когда тебя бьют? Это чувствовал Катастрофа?

Кэрол не может поверить, что он проходил через такое, иногда чуть ли не каждый день.

Это же так больно. Так обидно. Так чудовищно больно и обидно.

Она бьет Эда в ответ прежде, чем разум говорит ей остановиться. Эд хватается за щеку. Ее ладонь горит от пощечины.

– Ты ударила меня, – говорит он. – Ты ударила меня, сука.

– Прости, – шепчет она. – Прости, я…

И он ясно дает ей понять, почему его никогда не стоит бить в ответ.

Утром, встретив Лесли в магазине, она врет, что Катастрофа опять вляпался в приключения.

– Давно этот козел так тебя не подставлял, – сочувствует Лесли. – А держался-то, держался! Глянь, - она задирает штанину, – я тоже своему услужила. Секатор на ногу уронила. Неплохо, да?

После второго раза Кэрол собирает вещи и уезжает к маме. Она спит на своей кровати, в которой последний раз лежала подростком, обнимает старого плюшевого медведя и думает, думает, думает. Как теперь жить? Куда пойти? Сможет ли она найти работу, после такого долгого сидения в четырех стенах?

Через три дня Эд приезжает за ней. Она впервые видит, как он плачет. Он просит прощения и говорит, что был сам не свой. Что они потеряли друг друга, но теперь снова найдут. Когда они едут вдвоем домой, он держит ее руку в своей руке и выпускает только чтобы переключить скорости.

Третий раз происходит за два дня до Рождества. На этот раз Эд трезв, и Кэрол больше не может придумать для него оправданий. Ей больше некуда ехать – если только на могилу к маме, поговорить с холодной землей. Утром она сидит за туалетным столиком и пытается запудрить синяк на скуле, как вдруг ряд маленьких царапин снова пополняется. Бисеринки крови выступают на тринадцатой царапинке.

Кэрол не отвечает. Это его не касается. Пусть думает, что она вдруг стала ужасно неуклюжей.

“А ведь он о своих синяках тоже не просил”, - думает Кэрол. И следом равнодушная мысль: “Надо разводиться”. Завтра поговорит с Лесли – у той два развода за спиной, она подскажет, как действовать.

Через час на руке появляется четырнадцатая царапинка.

– Отстань, – шепчет Кэрол. Ей не нужна жалость.

***

Ей кажется, что Катастрофа ходит на цыпочках. Он так бережно обращается со своей – и ее – кожей, что Кэрол иногда забывает о его существовании. Чем чаще на ее лице, руках, груди появляются следы от кулаков Эда, тем реже Кэрол получает приветы от Катастрофы. Царапинок стало уже пятнадцать, но она так и не ответила, и Катастрофа замолчал.

Эд щелкнул зажигалкой, и бумаги о разводе сгорели в мусорном контейнере.

– Скорее я убью тебя, а потом себя, – говорит он. Кэрол думает, что Эд слишком труслив, чтобы убить себя. Но рука его достаточно тяжела, чтобы выполнить первую часть этого обещания.

Он смеется, показывая на Кэрол, когда Лесли заходит в гости:

– Ну и достался же моей дружочек, а?

– Ужас, – кивает Лесли, рассматривая лицо Кэрол. – Вот сейчас бы найти его и вмазать как следует.

– А ему уже вмазали! – ржет Эд. Кэрол прячет руки под себя, чтобы никто не видел, как они дрожат от отчаяния и ненависти.