Дьявол предпочитает Armani
Шрифт:
— Это голословно! Доказательства где? Ты уже это говорил. Нигде нет его подписи или фамилии, нет ни одного доказательства.
— Он открыл липовую строительную фирму! Вы спускаете деньги на постройку филиала, а он большую часть денег оставляет себе!
— Не может этого быть! — Алексей покраснел еще больше.
— Может! Завтра мой фотограф принесет компрометирующие фото, и завтра же я принесу вам отчет обо всем. А пока что, просто послушайте. Вы разыгрывали тендеры среди трех строительных фирм, которые лично отбирали. Выиграла одна, были заключены договоры, вы поручили это подписать Гене, как и работы по стройке, потому что сами были заняты переговорами с немцами и командировками. Гена заверил вас, что все нормально и принес вам поддельные договоры. На самом деле, в последний момент,
— Ложь! Я видел, стройка идет полным ходом. И договоры настоящие. И почему же тогда строительная компания, которую послали, не связалась со мной, как с главой фирмы?
— Их подкупил Геннадий, полагаю. А стройка идет, да только строят там дешевку из пенопласта, а не мечту архитектора, как вы планировали. Хорошо, дайте мне договоры, которые изначально вам принес Гена.
Алексей злобно открыл сначала свой ноут, а затем пошел к сейфу. Даниил думал, что сердце остановится. Он врал, что есть фотограф с компрометирующими фото. Он врал, что уже получил информацию и подготовил отчет. Он просто пошел ва-банк, взяв пример с Полины. План созрел сам собой. Финдир подчистил все, но не мог почистить те оригиналы, что были у Алексея. А чтобы получить их у упрямого Алексея, Дан решил выбесить его так, чтоб он сам сунул под нос Дану необходимые отчеты и договоры. И тогда придется быстро соображать, где ошибки и провалы финдира, потому что Алексей прав — пока что Дан обвиняет его голословно. Но Федя предупредил, на что надо будет сразу посмотреть и проверить. И Дан все сделал, как сказал Федя, опираясь на наводки Полины. Не учел только, что придется работать вусмерть пьяным.
Через час Дан убедил Алексея и самого себя. Алексей, сам не понимая того, помог Чернову найти последние доказательства махинаций финдира. И тогда Алексей молча открыл бутылку коньяка и начал залпом ее пить. Дан хотел уйти, но ему не позволили. Молодой человек думал, что косвенно, но Алексей будет его ненавидеть, или, как минимум, Алексей захочет побыть один. Но шеф стал пить еще больше, говорить, какой Гена мудак, и как Дан ему помог. Стал говорить, что этот проныра Чернов его лучший сотрудник, что завтра Дан получит свою огромную премию за работу, что он сделает Дана новым финдиром, а с Геной разберется сам.
На часах была глубокая ночь, Дан хотел спать и блевать коньяком одновременно, Алексей же пил и звонил своим парням по поводу Гены. Попутно он открывал все больше ужасных вещей про финдира, на которые раньше не обращал внимания. В какой-то момент Дан перестал его слушать, снова думая о Полине.
Чертова компания, чертова Полина! Почему все здесь пошло вверх дном? Почему здесь он стал играть в команде, почему нарушил все табу и связался с подчиненной, почему так важно стало доказать Алексею, что его друг кретин, почему так страшно стало представить Макса на месте Гены, почему он стал другим за эти месяцы? Почему он не радуется выигранному спору и деньгам, а думает, где Полина?
— Я бы не смог это сделать сам, — вдруг сказал зам, глядя в пустоту перед собой.
Впервые в жизни хотелось признать, что не достоин лавров. Впервые в жизни вспомнились слова ассистентки, что он совсем бесчувственный и не думает о других. И захотелось сознаться в этом, хотя бы Алексею. Возможно, виной был тому коньяк, но Даниил думал о Поле.
— Моя ассистентка помогала мне.
Он смотрел на Алексея, который, казалось его совсем не слышал, переживая свою личную драму, и думал о девушке, которая была рядом с ним все это время. Все месяцы их совместной работы она, сама того не зная, поддерживала его, вносила в его размеренную, до тошноты выверенную жизнь искорки своего сумасшествия, окрашивая ее в новые, незнакомые раньше цвета. Сколько бы он не пытался врать самому себе, ему нравилось в ней все то, что он, казалось бы, должен был презирать. Ее непосредственную наивность, которая больше подошла бы девочке-подростку, а не взрослой девушке, ее робкие взгляды, которые она от него старательно и так бездарно прятала. А еще ему нравилось, как она взрывается, отчитывая его, как встряхивает его, меняя саму его суть, подрывая основы,
которые он сам в себе заложил.Его всегда смешили истории о том, что любовь меняет людей. И сейчас ему стало смешно: никакая любовь в нем ничего не изменила. Его меняла Полина. Ради нее ему вдруг захотелось что-то изменить в своей жизни. Впустить ее в свой дом, в свои мысли, а она ушла, оглушительно громко хлопнув дверью, хотя, если верить ее словам, он ей нравился.
Наверное, он это заслужил. Вспоминая то, что он ей говорил и как поступал, эта мысль укреплялась в его сознании.
— Вот, блять, со всей душой к человеку… а он оказывается куском говна, — совсем негромко сказал Алексей, думая о своем бывшем друге.
Дан подумал, что Полина могла бы сказать про него то же самое. И все-таки права была Агата Кристи: худшие из мужчин вызывают интерес у лучших женщин.
* Дан имеет в виду факсимильную печать — точное воспроизведение собственноручной подписи конкретного лица.
Всего лишь человек
Макс слушал рассуждения российского партнёра об открывающемся в Москве филиале, но мысли его были крайне далеки от рекламной кампании и прочих ему предстоящих дел. Он и так знал, чем будет заниматься, и совсем не нуждался в долгих и нудных размусоливаниях, но деться никуда не мог. Да и с другой стороны, оставаться наедине со своими мыслями не очень хотелось. Поэтому он продолжал делать вид, что слушает, время от времени кивая на вопросительную интонацию собеседника.
Когда Юрий, наконец, закончил свой монолог, было уже начало шестого, так что Макс решил прогуляться до офиса Дана, с которым они собрались встретиться и поговорить за жизнь. Вчера они так и не встретились, хотя собирались: Дан, как обычно, задержался на работе, да и у Макса дел было выше головы. С самого раннего утра он катался по Москве, встречаясь с партнерами, потом весь вечер провисел на скайпе, решая вопросы с офисом из Лос-Анджелеса, и лёг спать только под утро. Он так вымотался, что вырубился прямо в одежде в обнимку с ноутом.
На самом деле, подобная загруженность его даже радовала — не оставалось времени на посторонние мысли. А точнее, на то, чтобы думать о Свете. Впервые за долгое время Макс был влюблён, и ему все ещё было трудно поверить, что это чувство оказалось не взаимным. Конечно, он понимал, что изначально был всего лишь парнем, с которым можно было отвлечься, просто старательно не задумывался об этом, растворяясь в своих собственных эмоциях. Почему-то ему казалось, что это взаимно. Наивный придурок, который снова выбрал не ту девушку, как и говорил Дан.
Он и сам не знал, чем Света так его зацепила, и не мог выделить что-то определённое, просто было в ней что-то такое… его тянуло к ней. Новое, неожиданное и непрошеное чувство поселилось в нем незаметно и резко, словно он сразу понял «вот то, что я искал». Хотя, по правде, он ничего не искал. Просто так случилось. Просто ему хотелось быть рядом и не брать в расчёт то, что ее бросили две недели назад, и у неё наверняка остались чувства.
Это было очень опрометчиво. Даже если не брать в расчёт симпатии и влюблённость, разрыв, исходящий не от тебя, всегда сильно бьет по самолюбию. Макс вспомнил, как однажды, ещё в универе, из принципа отбил назад девушку, которая ушла от него к одногруппнику. И не то чтобы девушка была ему сильно симпатична, он просто хотел самоутвердиться. Даже зная, что поступает очень нехорошо, он не смог удержаться и не потешить своё «я».
Макс фыркнул, подумав о том, что Света — его кармический долг. Типа, испортил жизнь одной, вернулось от другой. Он ведь действительно по-настоящему увяз в этой любительнице красной помады и высоких каблуков.
Вспомнились их посиделки на веранде, как Света улыбалась, слушая его, накручивая на палец прядь светлых волос, счастливая и беззаботная. В тот самый момент ему захотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Папа всегда говорил, что когда встречаешь ту самую девушку, что-то щёлкает и больше не выключается. Макс всегда верил в этот щелчок, хотя Дан, которому он рассказал об этой теории, ржал над ним, втирая про рационализм, гормоны и прочую физиологию, напрочь высмеивая его, как он выражался, «дешёвый романтизм».