Дьявол в маске

Но сможет ли он прожить без Люсинды? На этот вопрос у него не было ответа.

А лошади уже проходили последний поворот. Вскоре толпа разразилась радостными возгласами. Мужчины хлопали друг друга по спине, а женщины радостно аплодировали.

— Это мой первый выигрыш на Кубке королевы! — воскликнула Люсинда, соскальзывая с седла.

— Простите… — Герцогу показалось, что он ослышался.

Люсинда оправила свой редингот и платье, затем сказала:

— Ваши агенты и их подопечные должны доверять друг другу, верно?

Уилл кивнул:

— Да, конечно. — Он все еще не понимал, куда клонила Люсинда.

— Что ж, прекрасно. Тогда нет опасности в том, что я поделюсь с вами нашими планами. Видите ли, мы с тетями уже некоторое время занимаемся строительством конюшни для разведения лошадей. А Храброе Сердце — отец жеребенка Уинни. — Она широко улыбнулась своим тетушкам. — А теперь, когда Храброе Сердце выиграл право на участие в скачках в Аскоте, цена на жеребенка взлетит.

Уилл начал вспоминать обрывки разговоров, которые слышал в последнее время. И теперь странное замечание Виктории о том, что Сол с энтузиазмом займется каким-то делом, стало понятным.

— Поэтому, ваша светлость, — добавила Люсинда, — нам и понадобился Царь Соломон. — Она снова улыбнулась своим тетям, услышав их радостные возгласы. — И в результате я получила то, чего хотела все это время.

Уилл собрался с силами и заговорил:

— Не хотите же вы сказать…

— Ваша светлость, не думаю, что сегодня даже ваш Царь Соломон смог бы обогнать Храброе Сердце, — перебила его Виктория.

Герцог молча кивнул; сейчас ему было не до споров.

* * *

Дальняя комната в салоне мадам Бофон была совсем крохотной, но красота и комфорт обстановки, без сомнения, возмещали недостаток пространства. Отделенное от магазина роскошными портьерами из бледно-розового бархата, это изысканное помещение было предназначено только для избранных. Тем, кто удостаивался чести находиться здесь, подавали самый лучший китайский чай «Твайнинг» и самые вкусные пирожные, причем все это — под звуки арфы, на которой играла артистка, сидящая в углу уютной комнаты.

Мадам Бофон, чья яркая история могла бы сравниться с историей любого члена королевской фамилии, стояла перед Люсиндой и Амелией, внимательно рассматривая рукав платья из темно-фиолетовой тафты, которое держала одна из ее помощниц.

Поджав губы, она потрогала розетку.

— Non [8] , это не подойдет.

Модистка жестом отослала девушку и взяла со стола стопку рисунков.

— Ну почему женщина ее возраста настаивает на таких фривольных деталях? Я этого просто не понимаю.

Амелия склонилась к ней.

— А это, должно быть, для леди… э… я забыла ее имя…

Люсинда с удивлением взглянула на подругу — ее попытку скрыть имя владелицы фиолетового платья едва ли можно было назвать удачной.

8

Нет (фр.).

Мадам Бофон села в кресло и, взглянув на дам с улыбкой, заявила:

— Леди Нортроп, такие трюки со мной не пройдут! Вы прекрасно знаете, что платье именно такого цвета было на леди Суиндон на бал-маскараде у Фостера, и… — Она пожала плечами и продолжила перелистывать журналы. — У нее отвратительный вкус.

Амелия откусила кусочек миндального печенья и закивала:

— Да-да, отвратительный.

— Ну а теперь… — Было очевидно, что мадам Бофон, как и Амелии, этот разговор доставлял большое удовольствие. — А теперь, дамы, нам нужно выбрать фасоны для ваших маскарадных костюмов, а то мы не успеем закончить их вовремя.

Люсинда наслаждалась своим пирожным. Разговоры мадам Бофон и Амелии всегда проходили одинаково: Амелия старалась вытянуть из мадам как можно больше сплетен, а мадам Бофон жаловалась на недостаток времени для создания своих уникальных творений. Однако модистка всегда заканчивала очередной туалет вовремя.

Что же касается Люсинды, то она не имела ничего против того, чтобы сидеть в уютном кабинете мадам Бофон и слушать ее разговоры с Амелией, — пусть даже она уже множество раз была свидетельницей подобных разговоров.

Тут маленькая француженка с торжественным видом вытащила рисунок из стопки, лежащей у нее на коленях.

— Леди Нортроп, мне приснился фасон этого платья!

Амелия взяла рисунок вечернего платья и восторженно ахнула.

— Это действительно необыкновенно! — воскликнула она, разглядывая красивый рисунок.

— Да, — кивнула мадам, — один из самых удачных моих фасонов, полагаю.

Тут вернулась помощница и что-то шепнула на ухо модистке. Та нахмурилась и, резко кивнув девушке, сказала:

— Дамы, я сейчас вернусь. — Она отложила рисунок и грациозно поднялась с кресла, шурша пышными юбками. Затем исчезла за розовым занавесом, оставив Люсинду и Амелию наедине с арфисткой.

Амелия выглянула за занавес, потом, дернув его, потянулась к рисункам, но Люсинда хлопнула ладонью ее по руке.

— Ох! — вскрикнула Амелия, потирая пальцы. — Это было так уж необходимо?

Люсинда с улыбкой кивнула:

— Лучше это, чем гнев мадам Бофон. Она бы обязательно заметила, что ты рылась в рисунках.

Амелия тоже улыбнулась:

— Да, ты, пожалуй, права.

— Разумеется, права, — Люсинда сделала глоток чая и принялась разглядывать миндальное печенье, которое держала в руке.

— Ты его любишь? — неожиданно спросила Амелия.

Люсинда вздрогнула и закашлялась. Потом снова потянулась к чашке из тонкого китайского фарфора.

— Твое молчание надо считать согласием? — с улыбкой спросила Амелия.

Люсинда сделала очередной глоток. Она по-прежнему молчала, так как обещала герцогу не рассказывать Амелии о Гаренне и коринфянах. Но ей очень хотелось поговорить с подругой.

— Ты спрашиваешь о герцоге? — пробормотала Люсинда, стараясь не смотреть Амелии в лицо.

Подруга фыркнула и заявила:

— Конечно, я говорю о герцоге. У тебя ведь нет другого жениха?

Люсинда в ответ пожала плечами. Отставив хрупкую чашечку и блюдце на стоящий рядом столик, она пробормотала:

— А ты как думаешь?

Амелия немного помолчала, потом спросила:

— Он знает о твоих чувствах?

Люсинда тут же кивнула:

— Да, знает.

Подруга обняла ее и задала очередной вопрос: