Дьявол в маске

Шарлотта тотчас же придвинулась к ограде, откуда были лучше видны нелепые гримасы лорда Хамфри.

— Вы идите вперед, — сказала она. — Но не спешите. — Шарлотта бросила многозначительный взгляд на Люсинду. — Иди же, дорогая.

— Ах, смотрите! — взвизгнула Бесси, и все сестры тут же уставились на толпу внизу.

Амелия же схватила Люсинду за руку и потянула ее к лестнице. Следом пошли мужчины.

— Ну вот, все получилось, — с улыбкой сказала Амелия. Когда все четверо спустились по ступенькам, она вдруг заявила: — Я давно не гуляла по боковым аллеям этого парка. А ты, Люсинда? Хочешь там пройтись?

Люсинда колебалась, нервно теребя шаль. Если она согласится, то все четверо пойдут среди кустов и деревьев, что позволит вести более интимные беседы. А если она откажется, то они пойдут по главной аллее, где вряд ли можно будет уединиться. Один путь требует отваги, другой полностью исключает риск. Но фурии всегда учили Люсинду, что нельзя отказываться от вызова.

— Да, по боковым аллеям.

— Черт побери, — пробормотал себе под нос Уилл, шагая следом за Люсиндой по темной боковой дорожке.

Леди Нортроп предложила мужу поболтать, тот охотно согласился, и они оставили Уилла и Люсинду наедине. И теперь он все сильнее нервничал.

Герцог дернул за шейный платок — руки у него так и чесались сорвать проклятую тряпку.

Люсинда из вежливости позволила ему сопровождать ее в парк этим вечером. И она вежливо улыбалась при разговоре с ним. Она вежливо отказалась надеть плащ, который он ей предложил, когда поднялся ветер. И она вежливо приняла его руку, когда они отправились гулять вместе с Нортропом и его женой.

«Хватите меня этой чертовой вежливости!» — подумал Уилл.

Угроза Кармайкла использовать Люсинду в качестве приманки все еще не давала ему покоя. Позволить Люсинде выступить в роли приманки — это подписать ей смертный приговор. Но что же ему теперь делать? Как себя вести? Лежа без сна, Уилл думал об этом всю ночь, но так ничего и не решил.

Черт побери! Неужели этой женщине так уж необходимо испытывать его? Уилл окинул взглядом фигуру Люсинды, оценивая ее платье. Сейчас он видел ее только со спины, но прекрасно помнил: корсаж был с таким глубоким вырезом, что он с высоты своего внушительного роста мог видеть ее молочно-белые груди. И даже виднелись розовые соски…

В паху у него потянуло, и он едва удержался от стона. Наверное, сам Господь Бог испытывал его — потому и отправил в эти темные аллеи, а потом оставил наедине с Люсиндой.

Не будь в парке целой армии коринфян, Уилл отказался бы от прогулки по этим дорожкам. Но как бы то ни было, ни один подозрительный субъект не мог приблизиться к Люсинде. Всем агентам было приказано сначала хватать его, а вопросы задавать потом.

Наконец он догнал Люсинду, и она, тотчас прижавшись к нему, прошептала:

— Сегодня вечером так холодно…

Взглянув на соседнюю дорожку, Уилл, к своему неудовольствию, увидел, что Нортроп с женой остановились. Сейчас они разглядывали мраморную статую Милтона.

— Иди сюда. — Он обнял Люсинду за плечи и прижал к груди. — Фурии упали бы в обморок, увидев такое безобразие, но боюсь, если ты замерзнешь до смерти, то это расстроит их не меньше.

В сумерках Уилл все-таки заметил неуверенную улыбку Люсинды.

— Ну… нам ведь все-таки нужно делать вид, если мы надеемся на успех в этой игре.

Герцог кивнул и тут же спросил:

— А что ты считаешь успехом? — Голос у него был низкий и хрипловатый.

— Полагаю, было бы неплохо остаться в живых. — Люсинда увлекла его к маленькой площадке, где тихо журчал фонтан. — Но больше всего мне бы хотелось быть уверенной, что твое сердце принадлежит мне.

Уилл замер. Может, он ослышался?

Люсинда же выскользнула из его объятия и встала прямо перед ним, совсем близко. Она вдруг сбросила шаль и, взяв его за руку, прижала его ладонь к своей груди.

— Мое сердце принадлежит тебе, Уилл. Тебе остается только взять его.

Он чувствовал, как сильно бьется сердце Люсинды, несмотря на ее обманчивое спокойствие.

Привстав на мысочки, она прошептала:

— Возьми мое сердце. Возьми меня…

Тут губы их встретились, и Уилл инстинктивно ответил на ее поцелуй.

— Скажи, что ты любишь меня, — снова прошептала Люсинда.

Уилл тяжело вздохнул. Эта женщина предлагала ему все, а что он мог дать ей взамен?

Отступив на шаг, герцог прошептал:

— Люсинда, прости…

Вскинув подбородок, она посмотрела ему в лицо.

— Уилл, я люблю тебя, но не позволю так со мной обращаться, если ты не отвечаешь на мои чувства.

— Ты понятия не имеешь, как мне жаль…

— Ты меня любишь? — Слезы туманили ее глаза.

Уиллу не хотелось лгать ей, и он промолчал.

— Что ж, очень хорошо. — Люсинда подняла с земли шаль и снова накинула ее на плечи. — Я хочу вернуться в беседку.

— Но что я могу тебе сказать? — В голосе Уилла слышалось страдание.

— Наверное, ничего. — Она отвернулась и поморщилась, когда он взял ее за руку. — Отпусти. Уилл. Ты уже забрал мое сердце. Неужели тебе нужно и мое чувство собственного достоинства?

— Но, Люсинда, я… — У него перехватило дыхание.

— Пусти меня, Уилл.

Он отпустил ее руку и вернулся за ней на дорожку. После чего они направились к оживленной аллее.

«Я не могу, — думал Уилл. — Не могу — и в этом вся проблема».

Оказалось, что любопытство Амелии удовлетворить довольно просто. Достаточно было неопределенных ответов Люсинды, чтобы ее преисполненная надежд подруга решила, что ухаживания продолжаются и весьма успешно.

Люсинда, однако, твердо решила порвать все отношения с Уиллом. А это означало одно: ей следовало покончить с зависимостью от коринфян.

Добиться встречи с наставником Уилла оказалось гораздо сложнее, чем убедить Амелию в том, что ее план сработал. За последние два дня Люсинда мало виделась с герцогом, а то время, которое они вынуждены были проводить вместе, проходило впустую.

— Позвольте, миледи… — Лорд Уэстон подал Люсинде руку, помогая ей выйти из кареты у каменного особняка, едва различимого в вечерней темноте.