Дьявол. Ставка на любовь

Асфальт тут же обжигает колени острой болью, заставляя меня рвано выдохнуть и зажмуриться.

— Да как так-то? — звучит рядом недоумевающий голос Максима.

Он рывком поднимает меня с земли и хмуро изучает повреждённые участки тела. Я же смотрю на свои ладони и всхлипываю, потому что они ободраны. Пусть несильно, но мне всё равно обидно.

— Ничего не сломано, — сообщает Высоцкий, ощупывая мои ноги.

Затем резко выпрямляется и подхватывает меня на руки. От неожиданности я вскрикиваю.

— Ты же сказал, что всё в порядке.

— Какой порядок? — раздражено рычит он. — Покоцаная вся теперь.

— Но я могу идти сама.

Максим не отвечает.

Плотно сжав челюсти, он направляется к дому. А я испытываю чувство вины из-за того, что бойцу, которому и так досталось в драке, приходится ещё тащить меня.

Хотя, судя по твёрдому шагу, парень вообще не замечает моего веса. Даже не запыхавшись, он заходит в квартиру, опускает меня на диван и, присев на корточки, рывком дёргает ремешки моих босоножек.

Глава 21

— Избавимся от этого, пока ты не сломала себе шею, — комментирует свои действия Высоцкий, отшвыривая мою обувь в сторону.

— Дело не в шпильках. Просто день не задался.

— Какой из? — усмехается боец. — Когда ты адреса перепутала или когда в мою тачку въехала? Или, может, когда…

— Ладно, хватит! — сердито перебиваю. — У всех бывают неудачные дни.

— Не с такой периодичностью.

— И что это значит? По-твоему, я неудачница?

— По-моему, тебе надо быть внимательнее, — строго произносит Максим, осматривая мои ноги. — Ты аварийная, потому что постоянно летаешь в облаках.

С этими словами он поднимается и уходит на кухню.

— Я не аварийная! — возмущаюсь ему вслед. — И моя внимательность лучше, чем у многих!

— Не вижу смысла спорить, — вернувшись, сообщает боец и ставит на диван набитый лекарствами контейнер. — Просто прислушайся к моим словам, Лисён, и будь осторожнее. — Он снова опускается передо мной на корточки и, взяв антисептик, спрашивает: — Готова?

— У меня высокий болевой порог, поэтому я ничего не почу… Ай! — вся подбираюсь от резкого жжения.

Высоцкий мрачнеет, видя мою реакцию.

— Тебе отвлечься надо, — включает телевизор. — Телек смотри.

Это не помогает.

Шиплю, когда Максим снова пшикает антисептиком на царапины, и дергаю ногу в сторону.

— Капец, — бурчит парень, промокая ранку ватой. — С такой повышенной чувствительностью страшно представить, что нас ждёт дальше.

Не пытаюсь понять смысла его слов.

Хватаю из аптечки вату с перекисью, решив, что лучше займусь полезным делом и обработаю ссадину Высоцкого.

— Сядь поближе, — прошу, притягивая бойца за плечи. — Вот так... Ай! — пищу от нового пшика.

— Я максимально осторожен, Лисён!

— Не надо осторожничать, — храбрюсь. — Чем быстрее это закончится, тем лучше.

А у самой руки подрагивают, когда тянусь к лицу Максима.

Не хочу причинять ему боль, но понимаю, что это неизбежно. Поэтому, решительно выдохнув, медленно промокаю ваткой края раны.

Но вопреки моим ожиданиям, парень даже не морщится. Он полностью погружен в процесс обработки моих царапин, а на хмуром лице не дёргается ни единый мускул.

Удивлено хлопаю глазами и смелею. Прохожусь по ранке активнее — всё равно не получаю никакой реакции. Высоцкий как ни в чём не бывало продолжает увлеченно возиться с моими коленями.

— Тебе разве не больно?

— Терпимо, — отстраненно кидает он. — Можешь ноги чуток раздвинуть?

Не раздумывая, делаю то, что просит боец, давая ему возможность стереть остатки крови с кожи. А сама засматриваюсь на его лицо.

Какой же он всё-таки красивый… Правильные черты, уверенный прямой взгляд, выдающаяся линия подбородка. Будь он актёром, имел бы головокружительный успех. Особенно если учесть его харизму…

— Решила протереть во мне дыру? — насмешливый голос вытягивает из размышлений.

И я ахаю, понимая, что всё это время усердно тёрла ссадину, ещё больше раздражая повреждённую кожу щеки.

— Прости! — виновато пищу и, сложив губы трубочкой, дую на рану.

Воспользовавшись случаем, боец поворачивает голову, коротко целует меня и довольно тянет:

— Вкусно…

— Но мало, — машинально заканчиваю фразу.

— Запомнила, значит? — Высоцкий расплывается в улыбке.

— Такое не забудешь. Ведь это был мой первый поцелуй.

— Первый со мной.

— Первый во всех смыслах, — смущённо уточняю. — До этого я ни с кем не целовалась.

Максим перестаёт улыбаться и становится серьезным.

— Ты шутишь?

Качаю головой и жалею, что призналась.

— Сейчас ты решишь, что я вообще дремучая. Или...

Замолкаю, потому что Высоцкий берет моё лицо в ладони и проводит по губам большим пальцем.

Медленно, слегка надавливая, очерчивает контур. Его взгляд наполняется порочным голодом и темнотой. Зрачки расширяются, становятся бездонными.

Судорожно выдыхаю, пытаясь не утонуть в опасной глубине. И чувствую в теле знакомое томление, которое усиливается с каждой секундой.

Инстинкты самосохранения отключаются.

Вместо того, чтобы охладить парня, я его провоцирую. Целую шершавую подушечку пальца, глядя прямо в горящие похотью глаза.

Играю с огнём. Намеренно искушаю и дразню, интуитивно чувствуя, что это ещё больше заведёт бойца.

Не боюсь последствий — я к ним готова.

Мне хочется прикасаться к Максиму, изучать его.

Робко веду ладонями по мощным плечам к сильной шее, пробегаюсь кончиками пальцев по горячей коже. Я абсолютно уверена, что контролирую ситуацию. Вот так — легко и играючи.

Наивная…

Игры заканчиваются, когда парень резко дёргает меня к себе и сминает мои губы своими. Жёстко, настойчиво, властно.

Никаких несмелых движений, никакой робости. Лишь первобытное мужское начало в чистом виде, заставляющее беспрекословно подчиниться.